Клятва графа Калиостро (СИ) - Крылатова Екатерина Александровна - Страница 17

Она не любила его, боже упаси! Так называемая конфетная «любоуффь» не вызывала в черствой душе Крамоловой ничего, кроме гадливости. «Я люблю себя, и мы со мной очень счастливы». Хотела – да, но не любила. С ним ей было хорошо, спокойно как-то и одновременно весело. Не страдая избытком скоромности или комплексом неполноценности, она сразу предложила Воропаеву перевести отношения в другую плоскость. Без обязательств, без претензий. Он отказался, и главврач, хоть убейте, не поняла причины отказа. «Я, Мария Васильевна, без любви не могу». Ну-ну, кто бы говорил! Жена Галина супружеского долга, считай, не исполняет, Верой Соболевой к тому времени еще не пахнет. Чумной, что ли? Да нет, не чумной, просто патологически честный. Порядочный, мать его так! Вот и возник у нее эффект кукольной фабрики. С того самого дня все любовники главной ведьмы были зеленоглазы и черноволосы, исключение составляли некоторые полезные в материальном и служебном плане личности.

Когда на горизонте замаячила бледная немочь, Крамолова первой сообразила, что к чему. Ну, практически первой: гораздо позже Воропаева, но раньше Соболевой. Его мучения казались вполне заслуженными. Сначала – чисто физическое влечение мага к человечке. Финт сознания, такой вот странный выбор. Эк его трясло, вспомнить приятно! Но морализм, видите ли, не позволял подкатить к практикантке. Марью Васильевну искренне забавляла выбранная им тактика. Прижми он тогда девчонку к стенке, неизвестно, чем бы всё кончилось, но Воропаев ухитрился остаться в рамках, сдержать «прекрасные порывы», и еще долго потом держался, насколько ей известно.

Не послушал глупый мальчишка добрую тетю Машу, вот и мучается теперь. Заболел и, судя по экстерьеру, конкретно. Дурак. Комсомолец армянский. Променял райскую птицу на курицу…

- Мария Васильевна, - в кабинет робко заглянула Сонечка, - там больная пришла, насчет выписки. Впускать?

- Впускай… Стоять! На вот, конфет возьми. Да не стесняйся, бери побольше! Надоели они мне хуже горькой редьки.

***

Провозившись с пациентами почти до половины первого, Воропаев планировал закрыться в кабинете и спокойно пообедать. Он предупредил Веру и уже поворачивал ключ в замке, когда кто-то дернул дверь с той стороны. Нос к носу с ним стоял Валера-электрик.

- Здрасьте! Я тут, эта, документики принес, - прокартавил высокий прыщавый лоб в красной кепке. Козырек кепки был лихо сдвинут набок.

- Ну, заходи, раз принес. Много документов?

Стопка в веснушчатых руках смотрелась внушительной.

- Да не, не особо вродь. Туточки из бухгалтерии, туточки из поликлиники. Шельтик просила ей после обеда перезвонить, насчет Хол-мо-ро-го-вой какой-то, - Валера постучал пальцем по оранжевому стикеру поверх поликлинической папки. – Говорит, типа срочно. А это толь от Сториковой, толь от Черкушиной – я не понял.

- Разберемся. Спасибо за помощь, Валера.

- Да фигня, обращайтесь.

Парень поправил свою красную кепку и пошел раздавать остатки даров. Воропаев же запер дверь, подергав ту для верности, и включил дышащий на ладан чайник. Есть хотелось просто зверски, пирожки Игоревны оказались как нельзя кстати. На «подремать» времени не хватало, поэтому Артемий уселся за разбор документов. Макулатуру из бухгалтерии подмахнул не глядя, запрос насчет Холмогоровой отложил в сторону. Узнает, обращалась ли к ним такая гражданка, а уж потом позвонит Шельтик.

Среди бумаг «толь от Сториковой, толь от Черкушиной» обнаружился неприметный белый конверт. Дежавю, однако: точь-в-точь такой же конверт получила меньше года назад Крамолова. Ни марки, ни адреса, только в графе «кому» значилось: «Воропаеву».

- Отлично, - буркнул Артемий, проверяя письмо магией, - только этого мне не хватало.

Интересно, о чем ему может писать Бестужева? Опять считалочки? Любопытство не порок, а большое свинство… Справедливо рассудив, что лишних знаний не бывает, зав терапией вскрыл конверт ножом для корреспонденции.

«Не тратьте время на поиски автора этого письма, - сообщала бумага четырнадцатым шрифтом, - т.к. слишком много физических лиц заинтересованы в сохранении моего инкогнито. Пишу без надежды на сотрудничество или какую-либо помощь с Вашей стороны, руководствуясь остатками гражданской сознательности. Я знаю, что скоро умру, но перед смертью хочу оказать Вам и Вашим близким единственную возможную услугу. Надеюсь, это хотя бы частично искупит мой тяжкий грех и неизгладимую вину перед Вами.

Не желая иметь никаких дел с небезызвестной Вам И. Бестужевой, невольно вхожу в число её сообщников. С недавних пор мне известно о её новом плане. Ирен необходимо любой ценой ослабить Вас, и как можно скорее. Не спрашивайте зачем – этого я не знаю, но она попытается добраться до одного из Ваших ближайших родственников. Думаю, уточнения здесь излишни.

Опасайтесь Вашей бывшей жены: она попала под влияние Бестужевой и заключила с ней сделку. Следите за любыми контактами, не исключено внезапное ментальное воздействие. По возможности заберите к себе сына, не спускайте глаз с Веры. Она сейчас наиболее уязвима.

Тешу себя надеждой, что письмо передадут до того, как станет слишком поздно. Проконтролировать не могу: за мной ведется круглосуточное наблюдение. Ирина мне больше не доверяет, но дезинформация исключена. Дабы убедить в своей осведомленности и искренности намерений, сообщаю: Ваша болезнь не случайна. Бестужевой не удалось добраться до Вас таким путем, и она отменила заклинание. Жар спал позавчера, между четырнадцатью и пятнадцатью часами дня – спросите у Вашей жены. И еще, к делу привлечен древний вампир. Кому, как ни Вам, знать, чем в таком случае всё может кончиться.

Прощаюсь, вполне возможно, навсегда. Будьте начеку. Письмо сожгите».

- Да уж, старина Лажечников отдыхает, - пробормотал Воропаев, - добрый Эйхлер нервно смолит папиросу. И не поймешь даже, кто мне телеграфирует, мужчина или женщина. Что тогда об имени говорить?

Обед давно кончился, а Артемий так и не открыл дверь. Кто-то стучался к нему – не ответил. Валера сказал, что бумажки либо от Лены-юриста, либо от Лены-бухгалтера. Не поленившись, Воропаев по очереди набрал обеим.

- Белый конверт без марки? – уточнила юрист. – Да, был такой. Его от Черкушиной принесли, я еще подумала, что ошиблись, и переправила к вам. А что, с тем конвертом что-то не в порядке?

- Сторикова вернула договор на поставку медикаментов, и в файле лежал этот конверт, - заявила бухгалтер. – Ну, я и передала его с Валерой. Разве не надо было?

Неизвестный доброжелатель обеспечил себе неплохое алиби: обе Лены старательно переводили стрелки. Единственная ниточка оборвалась.

Опомнившись, Артемий отпер кабинет и позвонил Галине – абонент не отвечал. Тогда он набрал с городского её рабочий телефон в издательстве.

- Помощник главного редактора слушает, - ответил приятный женский голос.

- Добрый день, девушка. Как мне услышать Галину Николаевну?

- Галину Николаевну? – растерялись на том конце. - А, Фильчагину, корректора бывшего! Так она здесь больше не работает.

- И давно? – упавшим голосом спросил Воропаев.

- Девятый день как. А вы, собственно, по какому вопросу? Если к корректору, могу Яну Евгеньевну позвать, она теперь вместо Галины Николаевны… - затараторила помощница редактора.

- Нет, спасибо. Всего доброго.

Уволилась, значит. Молчком. Паршиво. Махнув Сологубу, чтобы подождал снаружи, зав терапией позвонил уже на домашний. Пашка ответил практически сразу.

- Алё!

- Сынок, привет.

- Ой, пап, привет! – обрадовался мальчик. – А ты чего на выходных не пришел? Мама сказала, что заболел, но ты ж вроде не болеешь…

- Заболел, Пашка, сильно заболел. Мама дома?

- Нету ее, - вздохнул сын, - на работу ушла. Она теперь совсем рано уходит и поздно приходит, я один дома. Целый день, эх…