Всадник Мёртвой Луны 005 ("Встреч неведомой будущности") (СИ) - Васильев Александр Александрович - Страница 5

Там почти не было и малейшего дуновения. Он, словно бы, окунулся в отвратительно тёплый, вонючий студень вместо воздуха. Широкий проход, еле освещаемей языками пламени, крайне неохотно тлевшего в этой затхлости, уходил вперед как по линейке, заметно повышаясь по мере продвижения по нему. Потолок внутри был такой же арочный, а вонь настолько усилилась, и стала столь невыносимой, что Владислава тут же чуть не вытошнило. Еле сдерживая порывы рвоты, и запоздало сообразив, что нос ведь можно был бы попробовать и заткнуть каким тряпицами, он медленно, сторожко всё продолжал и продолжал углубляться в проход. Меч он нёс прямо перед собой, в полусогнутой руке, и потная ладонь у него немела от напряжения на ребристости рукояти, обтянутой вытертой чёрной змеиной кожей.

Согласно карте, проход должен был вести прямо, лишь раздваиваясь на где-то ближе к концу. Там правое ответвление выводило по другую сторону перевала, а левое - вело ко внутренним воротам крепости сверху. Но ворота наверняка могли быть и запертыми, а Владиславу вовсе не улыбалось очутиться в тупике, из которого был бы лишь один-единственый выход назад. Ибо, по мере продвижения, чувство запредельной опасности не только не уходило, но становилось всё острее и острее.

К его крайнему удивлению, по мере углубления, он встречал немало узких боковых проходов, явно пробитых - грубо и неровно, в боковых стенах, которые совершенно не были обозначены на рисунке, заимствованном им с карты в башне. Он просто шестым чувством ощущал, что оттуда в любой момент может выскочить на него что-нибудь крайне ужасное и смертельное, и поэтому упорно старался держаться самой середины прохода. К вони он так и не смог приспособится, так что его всё время подташнивало, и отчаянно кружилась голова.

Миновав разветвление, он было вздохнул чуть посвободнее. Но в самом конце прохода его поджидала совершенно кошмарная неожиданность. В колеблющемся, красноватом свете факела из темноты вдруг выплыло какое-то белесое, студнеобразное покрывало, преграждающее выход. За ним, за этим покрывалом, по току воздуха уже угадывалось открытое пространство. Но когда Владислав приблизился, и осветил его, он с крайним ужасом вдруг понял, что перед ним колышется, как облако, совершенно гигантская, густейшая паутина!

Она ничем не отличалась от обычной, виденной им и раньше, но нити её были толщиной с тонкую верёвку, и переплетены столь тесно, что сквозняк лишь с трудом, еле-еле просачивался через неё. Сразу же становилось понятным, почему воздух в проходе столь спёрт и неподвижен.

У Владислава от ужаса волосы на голове зашевелились, когда он попробовал себе представить паука, способного выплести ТАКОЕ! Впрочем, присмотревшись поближе, Владислав с огромным облегчением увидел, что там, на уровне колен, в густой паутине прорубано, или как-то прорезано достаточно большое отверстие. Края разорванных нитей колебались вокруг отверстия, под током воздуха. Это было колоссальной удачей. С ужасом поглядвая на паутину, он как-то некстати вспомнил, что от кого-то слышал то утверждение, что нити паутины, по прочности, не уступают стальной нити, одинаковой с нею толщины.

Подивившись мимолётно тому, кто же мог тут проделать это отверстие, он поскорее опустился на колени, чтобы попробовать выбраться через него наружу. Владислав весь аж дрожал, как в лихорадке. Потому что его упорно не оставляло жуткое ощущение злобного, пристального внимания, златившегося где-то в глубине прохода.

Отверстие было крайне небольшим - словно его проделали тут для ребёнка. Он быстро просунул в него голову. Подсветил факелом, и с облегчением обнаружил, что снаружи вроде бы нет ничего подозрительного. Быстро вытолкнув туда заплечный мешок, плащ и перевязь, он начал с отвращением протискиваться через эту липкую, отвратительную преграду - ногами вперёд, сжимая в правой руке меч и факел, и помогая себе свободной левой рукой. При этом он ни на мановение не выпускал из виду убегающего в темноту пространства оставляемого им прохода.

Отверстие, всё же, оказалось очень и очень тесным - он едва смог пробраться через него по другую сторону. Оказавшись, наконец, снаружи, он, воткнув факел в какую-то щель в скале, постарался облачится в снятое с себя как можно скорее. Тут вовсю свирепствовал такой же ветер, как и по ту сторону хребта. После липкой, тошнотворной теплоты оставленного прохода он моментально продрог, но, при этом, испытал лишь чувство громадного облегчения, словно бы его внезапно выпустили наружу из уже практически запечатанного каменной надмогильной плитой склепа.

Ветер срывал пламя с факела, но тот разгорелся уже хорошо, и погасит его ветру всё никак не удавалось. Владислав был бы и не прочь загасить его совсем. Но снаружи уже господствовала полная ночная темень, а ему ещё предстояло, судя по карте, пройти определённый путь до крепостных ворот. А сверзится сейчас со скалы, в этой темноте, ему совсем не улыбалось. Так что, снова зажав факел, с бьющимся туда и сюда на ветру огненным язычком, в левой руке, и всё ещё не решаясь убрать меч в ножны - чувство опасности хоть и притупилось, но отнюдь не спешило покидать его, он попробовал оглядеться, и определиться с тем, куда ему следовать дальше.

На карте тут были указаны ступени, и действительно - вперёд уходила выбитая в скалах расщелина, с круто поднимавшимся кверху пролётом древней, выщербленной лестницы. Прямо сзади над ним высилась тёмная громада скалы, и где-то слева от неё, более тёмная на фоне неба, угадывалась тёмная корона башни. То, что там не светилось ни единого окна - всё же немного успокаивало.

Взобравшись по этому пролёту до верхней точки расщелины, прямо под башней, он обнаружил, что дорога круто повернула влево, и начала ниспадать, крутыми ступенями, вниз. Стоя на небольшой площадке, вытесанной здесь, он, прямо перед собой увидал, смутно чернеющую почти что в полном мраке, всю громаду башни крепости. Она, прилипнув спиной к скале, занимала почти весь огромный выступ, образовавшийся когда-то в теле горы. Башня была, кажется трехуровневой, как бы распластанной, и разделённой на две плоские части, взиравшие в разные стороны. Подножие башни было у него прямо под ногами - саженей с тридцать пожалуй вниз, а вершина возносилась прямо над головой. У подножия башни смутно прогладывал из темноты узкий двор, вроде бы окружённый стеной, хотя Владиславу сразу же показалось, что там, внизу, что-то выглядит не совсем так, как положено. Но темнота мешала ему понять, что именно там было не так, как следовало.

И башня, и двор были совершенно мертвы и безжизненны, насколько он мог об этом отсюда судить. Он напряжённо, с тревогой всматривался в тёмные провалы бойниц, таращившиеся на него с лицевой стороны башни, но там не было не заметно ни огня, ни хоть какого-либо движения. Торопа эта, с совершенной очевидностью, великолепно могла простреливаться оттуда луками и самострелами, так что по ней никто не смог бы пройти безнаказанно, без позволения стражи в башне. Но сейчас не было слышно ни окрика, ни свиста стрелы предупредительного выстрела. Хотя его факел выдавал его присутствие совершенно однозначно.

Более-менее успокоившись, он спрятал меч в ножны, и начал осторожно, глядя только себе под ноги, спускаться по крутым ступеням, перемежающимся небольшими площадками и каменными спусками. Лишь достигнув подножия башни он, наконец, понял, что там было не так. Толстые стены, окружавшие ещё совсем недавно двор крепости, были сейчас снесены почти что самого своего основания.

Дорога, когда-то шедшая под ними, сейчас была сплошь завалена серыми массами ломаного камня. Впрочем, большую часть составлявших их камней, наверное, попросту сбросили в пропасть по другую её сторону. С трудом перебравшись через эти завалы, Владислав свободно вступил в обнажённый двор, и направился прямо к башне, смутно темневшей в его глубине.

Подойдя поближе, и присветив факелом, он с изумлением обнаружил, что проход в башню был наглухо завален и запечатан огромными обломками камней, очевидно взятыми из разрушенных стен. Присмотревшись, он убедился, что обломки не просто так были беспорядочно свалены внутрь как попало, но что их туда аккуратно укладывали, скрепляя меж собою известковым раствором. Тяжеленные, двустворчатые бронзовые двери входа были сорваны с петель, и аккуратно уложены рядом, у стены.