Бесценный приз - Милн Нина - Страница 24

— Ты, значит, ничего не поняла? — Он обвел рукой окружавшее их пространство. — Искра, которая проскочила между нами… ее не затушить ни спутанными волосами, ни мятой пижамой. Уж ты мне поверь.

«Поверь»… Она никому не верит. И дело не в том, как она выглядит и чего хочет. Но здесь и сейчас, в этом неиспорченном месте, трудно понять, почему нельзя ответить на первобытное, естественное желание. Адам хочет ее, а она хочет его — о, как она его хочет! И все же…

— Придется нам об этом забыть, держать себя в руках, — сказала она, и ее слова исчезли в темных потоках воздуха, словно были недостойны даже самого тихого эха.

Адам шагнул к Оливии, уверенно ступая по скользким камням.

— Почему? — тихо спросил он. — Почему для тебя так важно держать себя в руках? — Еще шаг — и он так близко, что, если она поскользнется, он ее поймает. Ее яблочный аромат смешивается с запахом глины… — Скажи, Лив! Доверься мне.

Адам затаил дыхание.

— Я не хочу сдаваться… Ведь влечение — это борьба за власть. Двое пытаются выманить друг у друга то, что им нужно: секс, деньги или главенство.

— То есть ты изначально предполагаешь, что эти двое — соперники, — негромко ответил он. — А ведь так бывает не всегда. — Должно быть, в прошлом с ней что-то случилось. Почему она так считает? — Оливия, тебя кто-то обидел? Обманул? — Голова напряженно работала; он собирал по кусочкам то, о чем она обмолвилась ненароком. — Это как-то связано с деньгами? — При мысли о том, что какой-то мерзавец разбил ей сердце и бросил ради более новой модели, он сжал кулаки.

— Нет. — Она переступила с ноги на ногу, и он положил руку ей на плечо, удерживая на месте. Он заметил нерешительность в ее светло-карих глазах, как будто она не знала, можно ли ему довериться.

— Может, присядем? — предложил он и повел ее в угол. — Раньше я называл это место «карнизом». — Он снял рюкзак и расстегнул молнию. — Вот здесь я сидел и разглядывал сталагмиты, надеясь, что они окажут галлюциногенное действие. — Порывшись в рюкзаке, он достал кусок пленки, расстелил его на выступе. — Сядь и тоже попробуй, если хочешь.

Оливия плавно опустилась на пленку, и он сел рядом, явно следя за тем, чтобы не касаться ее. Очень долго она смотрела на огромные сталагмиты, а потом положила руки на колени и едва слышно вздохнула.

— Меня… никто не обижал. Зато мою маму… ей очень досталось. — Светло-карие глаза посмотрели на него; в них была грусть, от которой у него сжалось сердце. — Ее изнасиловали, когда ей было четырнадцать. Так называемый друг семьи. Она не посмела никому рассказать.

Адама охватила холодная ярость.

— Прости, Оливия.

— Потом ее жизнь покатилась под откос. В шестнадцать она познакомилась с моим отцом и забеременела мной.

Адам придвинулся ближе и мягко взял ее за руку; тихо вздохнув, она сжала его пальцы.

— У мамы не было никакой специальности, родные ей не помогали, зато она была красива и решила воспользоваться тем, что дала ей природа. На своих условиях. Много лет она вступала в связи… в основном с богатыми, женатыми мужчинами, которым нравилось, что у них красивая любовница. Так мы и жили. — Она замолчала и посмотрела на него. — И я поклялась, что со мной такого не случится. Что я никогда не буду зависеть ни от чьих денег и не позволю вожделению властвовать надо мной. — Ее передернуло.

Теперь все понятно… Имея перед глазами такой пример, как Джоди, Оливия, конечно, испытывает смешанные чувства по отношению к своей красоте.

Оливия всхлипнула и отпрянула от него, вытерла глаза.

— Не надо было тебе рассказывать. Я поступила нечестно по отношению к маме. — Она сжала кулаки. — Понимаю, что тебя мои слова не убедят, но даю слово, она не нарочно выбрала твоего отца. Адам, я знаю.

Где-то в глубинах подсознания зародилось удивление, и он напрягся. Ему и в голову не приходило подвергать слова Оливии сомнению; невозможно подозревать, что женщина, которую он так хорошо успел узнать, — обманщица.

— Лив, все в порядке, я тебе верю, — ответил он.

И если даже выяснится, что Джоди обманула ее — в конце концов, все они люди, а со старыми привычками трудно расставаться, — Адам не осудит Оливию. Откровенно говоря, сейчас его волновала совсем не Джоди, а Оливия. Как бы отвратительно это ни звучало, его влечение нельзя было назвать простой похотью; возможно, он не способен на любовь и долгую счастливую совместную жизнь, но он определенно хотел доказать ей, что секс может стать великолепным способом общения. Уж это вполне в его власти. У них осталась всего одна ночь. От одной ночи ничего плохого не будет.

— Пожалуйста, подумай вот о чем, — продолжал он. — Завтра приезжает Зеб. Что случится потом, от нас уже не зависит. Но до завтра все решаешь ты, Оливия. Если ты хочешь раздуть эту искру больше, мы можем…

Она широко раскрыла светло-карие глаза.

— Почему? Почему ты передумал?

— Потому что я хочу доказать тебе, что ты красивая, желанная женщина и в этом нет ничего плохого. Я хочу доказать тебе, что иногда полезно дать себе волю, раскрепоститься.

Она вздрогнула; ее глаза загорелись желанием. Адам стиснул ее руку.

— Подумай, — повторил он, стараясь не выдать своего состояния, не показать ей, что он весь горит. — На одну ночь я в твоем полном распоряжении.

Она едва заметно усмехнулась:

— Ты просишь меня на одну ночь стать твоей женщиной?

— Ну да… И эту ночь ты никогда не забудешь.

Адам стоял на веранде и смотрел на мерцающий вечерний свет. Небо окрасилось ярко-оранжевыми полосами; солнце начало садиться.

Он обернулся.

— Лив, иди сюда! — позвал он. — Пропустишь закат!

А она любила закаты; как завороженная любовалась ими каждый вечер, как будто впитывала яркие краски, все оттенки и полутона.

— Адам!

Ее грудной голос вернул его в настоящее, и он отвернулся от розовых полос исчезающего солнца.

— Лив, ты выглядишь… — Он поднял руки вверх: — У меня нет слов!

Струящееся оранжевое платье напоминало закат. Простой покрой оттенял загорелую кожу; низкий вырез открывал верх упругих грудей. Юбка, доходившая до середины бедер, выгодно подчеркивала стройную талию.

Она улыбнулась, радуясь его неподдельному восхищению.

— Сначала мы пойдем ужинать, — объявила она. — Я угощаю. Знаю, ты можешь себе позволить тысячу ужинов… но для меня важно, чтобы платила я.

— Спасибо за приглашение, — ответил Адам, не сводя с нее взгляда.

Внутри все сжималось от предвкушения. Чутье подсказывало: наконец-то! Оливия решилась, и сегодня их фантазии наконец-то воплотятся в жизнь.

Ее овальное лицо обрамлял великолепный каскад светлых с рыжеватым отливом волос. Ее глаза сияли, а пухлые губы влажно поблескивали. Оливия нарядилась очень умело; он уже сейчас умирал от желания.

— Умираю с голоду! — воскликнул он и чуть не рассмеялся, уловив двойной смысл в своем простом восклицании.

В ее глазах зажглись ответные огоньки.

— Я заказала столик в «Хищной рыбе». А потом мы вернемся домой.

В постель — по крайней мере, он на это надеялся.

— Звучит неплохо, — сказал он. Мысли в голове путались; он задержался взглядом на ее платье. — Значит, когда мы вернулись, ты отправилась по магазинам?

Оливия кивнула:

— Мне хотелось выбрать новое платье на вечер. Чтобы отметить событие. — Она улыбнулась так, что сердце едва не выскочило у него из груди; ее полные губы так и манили к себе. — Ну что, пойдем? — спросила она.

Адам кивнул; Оливия все придумала, и он должен слушаться. Сегодня главная она. Не могло быть и речи о том, чтобы он поломал ее планы, превратившись в неандертальца. Ему очень хотелось схватить ее и утащить в спальню, но он сдержался.

Они покинули виллу. Молчание не тяготило их; они шли, наслаждаясь сумерками и вдыхая пряные ароматы. У обоих кружилась голова.

Весело освещенный ресторан вырос из сумрака; следом за официантом они прошли на крытую террасу. Им отвели столик в углу. На деревянной столешнице стояли плавающие свечи; на них косо падал свет янтарных и оранжевых бумажных фонариков.