Спартак
(Роман) - Фаст Говард Мелвин "Э.В.Каннингем" - Страница 15

— И ты знаешь Спартака, сказал Красс.

— Я — о Боги!

— Никто другой. Только ты. Никто, кто когда-либо сражался со Спартаком, не знал его. Они пошли, чтобы сражаться с рабами. Они ожидали, что протрубят их трубы, загремят их барабаны, они метнут свой пилум, а затем рабы должны были убежать. Независимо от того, сколько раз легионы были разорваны в клочья, они все еще ожидали этого. Того, что было, не может быть, и поэтому сегодня Рим прилагает последнее усилие, и если оно потерпит неудачу, то не будет Рима. Вы знаете это так же хорошо, как я.

Толстяк расхохотался. Он держался за живот и откинулся на спинку стула.

— Тебе смешно? — спросил Красс.

— Правда всегда смешна.

Красс сдержал себя и свой темперамент и подождал, пока смех утихнет.

— Не будет Рима — будет только Спартак. — Толстяк уже умолк, и Красс, наблюдая за ним, задавался вопросом, был ли он полностью в здравом уме или только пьян. Какие вещи происходят на свете! Вот ланиста, который купил рабов и обучил их сражаться; и он смеялся над этим. Он, Красс, тоже обучал людей сражаться.

— Ты должен повесить меня, а не кормить, — заискивающе зашептал Батиат, наливая себе еще стакан вина.

— Я видел сон, — сказал генерал, переводя разговор на интересующую его тему, — своего рода кошмар. Один из тех снов, которые я вижу снова и снова.

Батиат понимающе кивнул.

— И в этом сне я сражался с завязанными глазами. Это ужасно, но логично. Понимаешь, я не верю, что все сны — вещие. Некоторые сны — это просто отражение проблем, с которыми сталкиваешься, когда бодрствуешь. Спартак — это неизвестный. Если я пойду сражаться с ним, мои глаза будут завязаны. В любых других обстоятельствах, но это не тот случай. Я знаю, почему галлы сражаются; Я знаю, почему греки, испанцы и германцы сражаются. Они сражаются по тем же самым причинам — с естественными вариациями — что и я. Но я не знаю, почему сражается этот раб. Я не знаю, как он собирает сброд, грязь со всего мира, и использует их, чтобы уничтожить лучшие из известных в мире войск. Проходит пять лет, чтобы сделать легионера — пять лет, чтобы заставить его понять, что его жизнь не имеет никакого значения, а жизнь легиона и только легиона, что приказу нужно подчиняться, в любом случае. Пять лет обучения, по десять часов в день, каждый день, а затем вы можете возвести их на скалу и приказать шагнуть в пропасть, и они будут подчиняться. И все же эти рабы уничтожили лучшие легионы Рима.

— Вот почему я попросил тебя приехать сюда из Капуи, чтобы рассказать мне о Спартаке. Только так я могу снять повязку с глаз.

Батиат мрачно кивнул. Теперь он стал мягче. Он стал доверенным лицом и советником великого полководца, и это было так, как должно быть.

— Во-первых, — сказал Красс, — есть человек. Расскажи мне о нем. Как он выглядит? Откуда ты его взял?

— Люди никогда не выглядят такими, как они.

— Правда — истинная правда, и когда ты это понимаешь, ты понимаешь людей. Это была самая лучшая лесть, подсунутая Батиату.

— Он был мягким, таким вежливым, почти смиренным, и он Фракиец; вот правда о нем. — Батиат опустил палец в свое вино и начал ставить точки на столе. — Говорят, что он гигант, нет, нет, совсем нет. Он не гигант. Даже не особенно высокий. В сравнении с вашим ростом, я бы сказал. Черные, вьющиеся волосы; темно карие глаза. У него сломан нос; иначе я думаю, вы бы назвали его красавцем. Но сломанный нос придавал лицу застенчивое выражение. Открытое лицо и кротость, все это обманывало вас. Я бы убил любого, сделавшего то, что сделал он.

— Что он сделал? — спросил Красс.

— Ах…

— Я хочу, чтобы ты говорил откровенно, потому что я должен иметь истинную картину, — медленно сказал Красс. — Я хочу, чтобы ты знал, что все, что ты скажешь мне, будет держаться в строжайшем секрете. — Он отложил на время конкретный инцидент, из-за которого Батиат убил бы Спартака. — Я также хочу знать, где ты его купил и кем он был?

— Что такое гладиатор? — улыбнулся Батиат, разводя руками. — Не просто раб, вы понимаете — или, по крайней мере, гладиаторы Капуи — не просто рабы. Они особые. Если вы разводите бойцовых собак, не покупайте животных, выращенных маленькими девочками. Если вы занимаетесь гладиаторами, вам нужны люди, которые будут сражаться. Люди, которые лелеют злобу. Люди, которые ненавидят. Люди озлобленные. Поэтому я сообщаю агентам, что я куплю озлобленных людей. Такие люди негодны для роли домашних рабов и они не годятся для латифундий.

— Почему не для латифундии? — спросил Красс.

— Потому что, если человек сломлен, я не хочу его. И если вы не можете сломить человека, вы должны убить его, но вы не сможете заставить его работать на вас. Он портит работу. Он портит других, тех, кто работает. Он как болезнь.

— Тогда почему он будет драться?

— А-а, и у вас возник этот вопрос, и если вы не можете ответить на этот вопрос, вы не сможете работать с гладиаторами. В былые времена борцов, сражавшихся на арене называли бустуариями, и те боролись из любви к борьбе, и у них было не в порядке с головой, их было совсем немного, и они не были рабами. — Он многозначительно коснулся своей головы. — Никто не хочет сражаться до крови, если он не больной здесь. Никому это не нравится. Гладиатор не любит драться. Он сражается, потому что ему дают оружие и снимают с него цепи. И когда у него есть это оружие в руке, он воображает, что он свободен — а это то, что он желает — мечтая о свободе, иметь оружие в руке. И тогда ваша изобретательность против его сообразительности, потому что он дьявол, и вы тоже должны стать дьяволом.

— И где вы находите таких людей? — спросил Красс, заинтригованный и захваченный откровенной, прямой информацией от человека, знавшего так свою профессию.

— Есть только одно место, где их можно найти — таких, как я хочу. Только одно место. Рудники. Это должны быть рудники. Они должны быть из места, по сравнению с которым легион является раем, латифундия — это рай и даже виселица — это благословенная милость. Вот где мои агенты находят их. То есть где они нашли Спартака — и он был коруу. Знаете ли вы, что это слово означает? Кажется, это Египетское слово.

Красс покачал головой.

— Это означает, раб в третьем поколении. Внук раба. В Египте, также называют некое отвратительное животное. Ползающий зверь. Зверь, неприкасаемый даже для компании зверей, да, даже для компании зверей. Коруу. Мы можем спросить, почему это возникло в Египте? Я скажу вам. Там это хуже, чем ланиста. Когда я вошел в ваш лагерь, ваши офицеры так смотрели на меня. Почему? Почему? Мы все мясники, не так ли, и мы имеем дело с резным мясом. Тогда почему?

Он был пьян. Он был полон жалости к себе, этот толстый тренер гладиаторов, сохранивший школу в Капуе. Явилась его душа; даже толстая и грязная свинья, посмешище, песчинка, превращающаяся в начинку для кровяной колбасы, имеет душу.

— И Спартак был коруу, сказал Красс мягко. — Спартак из Египта?

Батиат кивнул. — Фракиец, но он из Египта. Египетские золотые мешки покупают в Афинах, и когда могут, покупают коруу, и Фракийцы ценятся.

— Почему?

— Существует легенда, что они хороши, чтобы копаться под землей.

— Понятно, но почему говорят, что Спартак был куплен в Греции?

— Знаю ли я, почему говорят всю эту чушь? Но я знаю, где он был. Потому что я купил его. В Фивах. Вы сомневаетесь во мне? Я лжец? Я толстый ланиста, одинокий человек, сидящий под этим паршивым дождем в Галлии. Почему я живу в одиночестве? Какое у вас право смотреть на меня свысока? Ваша жизнь — это ваша жизнь. Моя — моя.

— Ты мой почетный гость, я не смотрю на тебя свысока, — сказал Красс.

Батиат улыбнулся и наклонился к нему. — Вы знаете, чего я хочу? Знаете, что мне нужно? Мы двое одиноких мужчин в целом мире, мы оба. Мне нужна женщина. Сегодня. — Его голос стал хрипло-мягким и умоляющим. — Зачем мне нужна женщина? Не из-за похоти, а из одиночества. Исцелить шрамы. У тебя есть женщины — мужчины не отсекают себя от женщин.