После меня - Грин Линда - Страница 76

И что теперь? Я буду просто пассивно ждать, когда все это произойдет? Я так не думаю. Все, хватит. Теперь я знаю, что он и в самом деле распускает руки, что он меня бьет. Я больше не могу убеждать себя в том, что это всего лишь плод моего воображения. Я все время говорила самой себе, что это, возможно, неправда, что он, возможно, не тронет меня даже пальцем. Теперь же я знаю, что еще как тронет. Мне вспоминается то, что сказала мне Фарах: легко быть смелой, если в противном случае тебя ждет смерть. И теперь я вижу, что она права. Я знаю, что если останусь рядом с Ли, то через некоторое время пополню собой статистику несчастных случаев, а я этого не хочу. И дело тут даже не в смелости. Мне просто нужно поступить благоразумно. Ради себя самой и — что еще более важно — ради «Г».

Я поворачиваюсь на бок, медленно опускаю ноги на пол и сажусь, подложив себе под спину подушки. И тут открывается дверь. У меня мелькает мысль, что я сейчас, наверное, увижу поднос с кофе и рогаликами. Но ничего такого я не вижу. Я вижу мужчину, у которого раскаивающееся выражение лица и который выглядит так, как будто он, как и я, этой ночью почти не спал. Он идет по направлению ко мне, как бы стыдясь смотреть мне в глаза. Подойдя ко мне, он опускается на колени, наклоняет голову и начинает плакать.

Я к такому не готова. Я не знаю, что мне следует сказать или сделать. Он протягивает ко мне руку и всхлипывает:

— Прости. Пожалуйста, прости.

Я беру его руку. Я не знаю, что еще можно было бы сделать. Он поднимает голову и смотрит на меня своими огромными глазами.

— Я вовсе не хотел делать тебе ничего плохого, — говорит он.

— Но ты сделал.

— Я знаю. Именно поэтому я и пришел извиниться.

— Думаешь, извинишься — и все уладится?

Он качает головой.

— Иногда, — говорит он дрожащим голосом, — я боюсь самого себя. Да, очень сильно боюсь. Вчера вечером был как раз такой случай.

— Ты и меня заставил бояться.

Он кивает, и его взгляд падает на мой живот.

— Подумать только — я сделал это, когда ты…

Он запинается и обхватывает свою голову руками.

— То, что я рассказал тебе о своих родителях, — говорит он, — это еще не все. Они не просто ссорились. Все было гораздо хуже. Я никогда об этом никому не рассказывал, но мой отец… — Он снова замолкает, закрывает глаза и пытается взять себя в руки. — Мой отец бил маму, — говорит он. — Я помню это только отрывками, потому что я тогда был еще очень маленьким, да и мама, я думаю, пыталась все это от меня скрывать, но один раз я отчетливо видел, как он ее ударил в спальне кулаком по лицу. Он ударил ее так сильно, что сбил с ног и она упала и ударилась об стену. Из ее носа брызнула кровь. На обоях потом были брызги крови. Родители при этом не замечали, что я их вижу. Я пришел из своей комнаты, чтобы посмотреть, что там в спальне за крики. Он не помог ей подняться на ноги. Он подошел к ней и плюнул на нее. То, что я сказал тебе вчера вечером: «А теперь иди в ванную и умой свою физиономию» — вот именно это он ей тогда и сказал.

Он снова начинает плакать. Я не знаю, что мне следует сказать или сделать. Я все еще пытаюсь совместить Анджелу, которую я знаю, с женщиной, про которую он мне только что рассказал и которая лежала на полу с окровавленным лицом. Я и понятия не имела об этом. Я даже не представляла себе, через что ей пришлось пройти.

— Мне жаль, — говорю я, положив руку на его плечо. — Мне жаль, что тебе довелось такое увидеть, но это не означает, что ты можешь поступать так по отношению ко мне.

Мой голос даже чуточку не дрогнул. У меня откуда-то появилась сила. Сила, о которой я и не подозревала, что она у меня может быть.

— Я знаю, — говорит Ли. — Именно поэтому мне сейчас так плохо. Я боюсь того, что превращаюсь в своего отца.

Я понимаю это. Я понимаю, что это такое — терять контроль над самим собой. Я решаю дать ему шанс. Дать ему шанс быть честным по отношению ко мне.

— А ты уже так поступал раньше? — спрашиваю я. — С другими своими подружками?

Он колеблется, а затем поднимает на меня взгляд.

— Нет, — говорит он. — Никогда. Это было в первый раз.

Я тяжело сглатываю, зная, что он лжет. Перед моим мысленным взором появляется лицо Эммы после того, как он сломал ей челюсть. От него, наверное, пострадали подобным образом и другие девушки. Они просто побоялись об этом заявить.

— Тебе нужно обратиться к психиатру, Ли.

— Если нужно, то обращусь. Я сделаю все ради того, чтобы как-то выправить ситуацию. Я не хочу, чтобы наш сын в своем детстве видел то, что видел в детстве я.

— Он не будет этого видеть, — говорю я абсолютно спокойным голосом.

Ли поднимает на меня взгляд. Его лицо — уже не такое перекошенное, каким оно было только что.

— Мы поговорим позднее, когда я приду домой с работы. Я поведу тебя куда-то поужинать. Или же принесу еды, если ты слишком утомлена. Сделаю так, как ты захочешь.

Я, ничего не говоря, киваю. Он встает и целует меня в макушку.

— Такого больше никогда не повторится, — говорит он. — Даю тебе свое слово.

Я жду, пока услышу, как за ним закрывается входная дверь. Я уже ничего не могу делать быстро, но я, по крайней мере, могу сейчас заставить себя двигаться чуть-чуть быстрее, чем обычно. Я иду в нашу спальню и достаю из платяного шкафа свой чемодан. Я дала ему шанс, и он его не использовал. Он солгал мне, что такого раньше никогда не было, а затем пообещал мне, что такого больше никогда не будет. Я уверена, что он говорил такие слова и Эмме. И другим девушкам, которые у него когда-то были. Я впервые радуюсь тому, что видела в «Фейсбуке» те публикации. Они показали мне такое мое будущее, которое мне совсем не нужно. Они показали мне, что его слова ничего не значат.

Я не кладу в чемодан ничего из той одежды, которую мне купил он. Я упаковываю только те удобные вещи — лосины и футболки, — которые носила Джесс Маунт. Потому что я оставляю Джесс Гриффитс позади себя. Застегнув чемодан на молнию, я выкатываю его в коридор. Я бросаю последний взгляд на детскую комнату. В ней все выглядит тихим и мирным. Эта комната как бы ждет, когда в ней появится новый маленький обитатель. Ее красота, однако, обманчива. Что имеет значение — так это то, что лежит под поверхностью.

Я иду в ванную. Я быстренько приму душ и свалю отсюда. Мне необходимо смыть с себя свою боль и обиду, чтобы затем начать жизнь заново. Я снимаю домашний халат. Мой живот теперь уже такой огромный, что мне даже трудно залезать в ванну и вылезать из нее. Я уже в сотый раз жалею о том, что у нас тут нет душевой кабинки. Думаю, чтобы втиснуть в конструкцию этой квартиры дополнительную спальню, пришлось урезать площадь ванной комнаты. Я держусь одной рукой за край раковины, чтобы устойчивее стоять на ногах. Все, о чем я сейчас могу думать, — так это что я в данный момент нахожусь как раз в том месте, где это произойдет. Я нахожусь в том месте, где меня убьют. Я мысленно представляю себе, как это произойдет — произойдет через четыре месяца. Но пока «Г» все еще внутри меня. Там он — в безопасности. Оттуда его у меня никто не отберет.

Он бьет ножкой, как бы напоминая мне о том, что он и в самом деле там. Я подставляю лицо под поток теплой воды. И спрашиваю себя, что бы я делала, если бы не знала конца этой истории. Впрочем, тут все понятно. Я осталась бы здесь. Я поверила бы его обещаниям о том, что такого раньше никогда не было и что такое больше никогда не повторится. Однако у меня есть возможность заглядывать в будущее, а потому я должна этим воспользоваться. Я не хочу стать героиней трагической истории. Хотя я все еще люблю Ли — ну, в какой-то степени, — я знаю, что, если останусь здесь, мне придется расстаться с жизнью. Я знаю, что буду лежать вот здесь в луже крови и что меня обнаружит уборщица — несчастная девушка, которая и так уже видела за свою недолгую жизнь слишком много смертей. Я знаю, что Ли сумеет выйти сухим из воды и что растить «Г» будет он.

Именно поэтому мне удается игнорировать голоса, звучащие в моей голове и уговаривающие меня поверить ему и понять, что он тоже является жертвой. Они шепчут мне, что, возможно — всего лишь возможно, — я все это просто выдумала, потому что в силу каких-то причин пытаюсь уничтожить то счастье, которое преподнесла мне судьба.