Капитан Два Лица - Ригби Эл - Страница 7

— Как ваше имя, та’аш?[2] — уважительно и приветливо спросил принц.

— Кеварро, маар. Я задаю вопрос лишь потому, что в королевстве всё ещё гремят бунты, как вам наверняка известно. Большая часть их развязана сторонниками передачи трона принцессе и противниками этого решения.

Дуан кивнул. Он думал о сестре слишком много и главную мысль озвучивать пока не собирался.

— Я хочу верить, — он в упор посмотрел на чернолицего, — что с моим появлением бунты улягутся. Может, я многого не знаю и во многом глупее всех здесь сидящих, но отец с детства научил меня: бунты рождаются из голода и страха. Вы не голодали, судя по нынешнему положению дел, но вам определённо было страшно потерять короля. Я знаю. Потому что мне тоже. Розинда, чья жизнь омрачилась моим исчезновением, не должна теперь нести никакого бремени, кроме самых приятных. О ее судьбе я поговорю с ней сам. Если она захочет править…

Обрывая его, по залу разнесся необыкновенно чистый и звонкий голос:

— Я не хочу, брат. Слышишь? Не хочу.

Принцесса Розинда, как оказалось, все это время сидела на подоконнике за массивной, задернутой из-за яркого света гобеленовой гардиной. Сейчас, видимо, заскучав, а может, просто уловив, что ее имя стали повторять слишком часто, она легко спрыгнула с довольно большой высоты и, постукивая шнурованными золочеными ботильончиками, пошла Дуану навстречу. Шесть или семь радужных юбок — коротких спереди и длинных сзади — шуршали при каждом шаге. Высокая прическа угрожающе покачивалась над макушкой.

Улыбаясь, Дуан простер к ней руки.

— Моя любимая Роз…

Тоненькая ладошка отвесила ему затрещину; в ушах зазвенело. Низкорослой принцессе пришлось бить в прыжке, отчего получилось еще болезненнее. Смерив брата взглядом глаз — тоже синих — Розинда сказала:

— Это тебе за то, что бросил меня так надолго.

— Но я…

— А теперь дай я тебя обниму, бедный мой.

С этими словами сестра крепко обхватила его поперек пояса. Отстраняясь, она оставила на рубашке след своей малиновой губной краски. Дуан обернулся за призывом к приличиям — к единственному существу, от которого мог этот призыв услышать. Но королева-бабушка молчала. Она лишь внимательно наблюдала за внуками, а поняв, что на нее просительно смотрят, проворно перевела взгляд на украшенный лепниной потолок. Дуан вздохнул и начал сам:

— Боги… Розинда, что ты себе…

— Голосуйте за него, быстро. — Сестра отвернулась и прицелилась в кого-то из советников согнутым пальцем. — Пам! И брысь-брысь.

— Мне тоже брысь, дитя мое? — мягко уточнила со своего места бабушка.

— Ты можешь неторопливо и с достоинством удалиться.

Произнеся всё это, принцесса отошла от брата и гордо уселась прямо на край стола, ближе к левой половине. Члены женского полусовета подвинулись. Дуан, чувствуя себя очень-очень глупо, обвел их взглядом.

Никто — ни они, ни мужчины с противоположной стороны — не шептался, не смеялся, даже не выражал удивления молча, мимикой. Страшная догадка, что Розинда ведет себя так всегда, заставила Дуана подавиться воздухом. Откашлявшись, он возвысил голос и предложил:

— Советники, вы вправе выйти и посовещаться. У вас пять швэ. А я пока побеседую с моей милой сестрой. Ведь, в конце концов, я вижу ее впервые за долгое время.

— Правильно, дорогие внуки. Поворкуйте. А мне пора принять ножную ванну с головастиками, их как раз должны бы наловить.

Произнеся это, королева первой принялась слезать со своего места. Две камеристки, стоявшие по бокам чинно, как пажи, помогли ей. Как Дуан отметил в целом, помещение начали освобождать более чем проворно: все явно чувствовали себя здесь не на своем блюде. Бабушка, уходя, обернулась несколько раз, и ее взгляд насторожил принца. Но думать об этом было некогда. Розинда закинула ногу на ногу и произнесла:

— Я тебя слушаю. Где тебя носило все это время, любезный Ино?

Дуан сделал успокаивающий вдох. В конце концов, он знал, на что идет. Знал, что отвык и от двора, пестрящего безвкусными нарядами, и от ласковых обращений «милый/светлый/добрый принц», и даже от собственного настоящего имени. Но кое-что он ожидал встретить прежним, а нашел, кажется, совсем неузнаваемым. И это была сестра.

Розинда увидела всего семь Приливов, когда он сбежал. Ее воспитывали как нежный и хрупкий бутончик розы: среди сказок и садов, именно так и выращивают будущих невест, от которых ничего, кроме брака, особенно не ждут. Платьев у нее имелось около пятисот, кукол — двести. А еще кормилица, личный шут и пять камеристок. Все они призваны были заменить мать, которую Ино помнил как еще один вечно грустный, но очень красивый цветок. Именно как цветок под стеклянным колпаком, цветок, который нельзя слишком часто трогать, слишком крепко обнимать, пугать, подскакивая сзади и закрывая ладонями глаза.

Говорили, королева склонна к недугам с детства, говорили: «порченая кровь». Короля это злило, но ни разу он не подумал о том, чтобы сменить жену, как делали многие другие. Она восхищала его — возможно, именно нежной хрупкостью. И все, абсолютно все в землях Альра’Иллы считали, что лишь за терпение и милосердие Светлые боги вознаградили Талла и Марисинту двумя совершенно здоровыми, чудесными детьми. Пусть рождение дочери и увело королеву в последний сон, но так пожелала Моуд.

Розинда обладала кротким нравом, почти не плакала даже совсем малышкой. В последний Круг в замке Дуан — еще Ино — обожал сестру и больше всего вспоминал в первых странствиях именно ее, ласковую и скромную. Теперь «ласковая и скромная» распускала руки и даже не надела чулок. Тем не менее, не делая пока замечаний, Дуан мягко напомнил:

— Я все рассказал. И, думаю, тебе тоже можно это увидеть.

Он показал изувеченные руки. Синие глаза сестры чуть сузились, совсем как у бабушки. Но, прикусив нижнюю губу и подумав, Розинда все же кивнула.

— Уговорил. Что будешь делать, если они тебя примут? А они, скорее всего, тебя примут, потому что я почти слышу, как трясутся их поджилки.

— Буду править какое-то время. Пока все не успокоятся.

— Какое-то время? — Розинда подняла брови. — А потом?

«А потом сбегу домой и забуду об этом месте, как о кошмарном сне». Он не произнес этого вслух, но сестра странным образом насторожилась.

— Ино? Я повторяю. Что. Ты. Собираешься. Делать с королевством?

Дуан решился и особенно прямо посмотрел Розинде в лицо.

— А ты думаешь, из меня выйдет хороший правитель? Я потерял связь с этими местами, я выпал из жизни. Я попытаюсь восстановить ее, ведь не просто так меня пробудили. Но ты ведь понимаешь, что такое проспать десять Кругов в темной пещере?

Розинда удовлетворенно закивала, но не в ответ на вопрос, а будто бы самой себе и своим догадкам. Помолчав, она склонила голову к плечу.

— Сочувствую. Но у тебя просто нет выбора, братец. Или ты его видишь? — Прежде чем Дуан открыл рот, она предупреждающе подняла ладонь. — А впрочем, мне плевать. Твой выбор — точно не я.

Дуан резко сделал шаг навстречу. Розинда сидела все так же прямо, болтая левой ногой, стуча пяткой о резную ножку стола.

— Что ты имеешь в виду?

— А то. Если вдруг ты решил, что тебе удастся надавить на людей, посадить на трон меня и жить в свое удовольствие, то нет. Пусть тебя не было десять Приливов, но тебя с детства растили королём, а меня — чьей-то вещью. — Тоненькие пальцы нервно пробежались по кружевному воротнику платья. — Чувствуешь разницу? Те, кто поднимал бунты с требованием дать мне трон, действовали не от моего имени, Ино. Они как раз прекрасно понимали: я — вещь. Стул, который можно двигать, а вследствие легкого веса — даже переносить. И они хотели двигать.

— Но ты не вещь, Розинда, — мягко возразил Дуан. — И я уверен, отец…

— Помолчи. И послушай.

Она даже не дала ему закончить; углы рта растянулись в неприятную, незнакомую ухмылку. Розинда спрыгнула со стола и начала прохаживаться вокруг Дуана. Периодически он поворачивался, чтобы на нее посмотреть; ему казалось, сестра подбирает слова, и он не торопил. Наконец она снова заговорила: