Только МАТ или иномирянка со своим уставом (СИ) - "Мистеру Майарана" - Страница 18

Я в аду. Безмерно горячий воздух проникает в горло и давит, давит внутренности, выжигает, будто деревце в лесу, полыхающем огнем. Сделать лишний вдох — самая страшная пытка. Мне не хватает воздуха, я пытаюсь кричать. Хочу убежать, но вместо этого лежу, как прикованная. Что происходит? Почему так адски больно? Неужели я умерла и попала в ад за грехи? Нет! Нет, так не могло случиться! Я стараюсь вырваться, я хочу унять боль, раздирающую горло, хоть как-то. Помогите же мне, кто-нибудь!

Меня резко придавливает что-то тяжелое. Крики далеких голосов, звучат очень настойчиво, и среди них я слышу своё исковерканное имя.

— Васелия! Не двигайся!

Нет! Нет, я не хочу сгореть, не хочу! Помогите же мне!

Я рвусь, мечусь, но не могу сдвинуться с места, а огонь проникает все глубже. Кожа горит, будто её облили бензином. И ведь никому невдомек, наконец, потушить меня. Изверги! Сволочи! Садисты!

— Остановись же ты… — кричит мне кто-то.

А затем мне в горло льется жидкость, я чувствую металлический привкус, такая неожиданная услада. Кровь! Проникая в рот, она мягко обволакивает стенки горла и устраняет бушующий огонь. Хорошо, уже хорошо. Но я не могу напиться, зато теперь разбираю фразы звучащие как-то сдавлено и отдаленно.

— …несколько часов наблюдения и может уходить.

— Уверены? Все-таки такого на практике еще не случалось.

— Да, абсолютно. Всё в норме, этот приступ был единственной проблемой, но мы его ожидали. Больше не, о чем беспокоится, Ваше Величество.

Кто?

Я резко распахнула глаза и уставилась в отвратительно белоснежный потолок, освещенный какими-то голубоватыми шарами. Во рту что-то мешало, но судя по тому, что мне в рот заливалась кровь, это была какая-то трубка, через которую меня кормили. Очень медленно повернула голову, давалось мне это не без труда, но увидела лекаря и белобрысого парня, незнакомого.

— Ну, наконец-то — выдохнул уже знакомый мужчина лекарь в сером балахоне. — Сдается мне, адептка, Вы та ещё катастрофа.

Парень, которого я впервые видела, подошел ко мне и вытащил трубку изо рта.

— Бедокур. — Хрипло ответила, удивляясь собственному голосу. — Приятно познакомится.

— Это прозвище? Ну, я не удивлён — хмыкнул лекарь. — Поспите немного, я загляну к Вам через несколько часов. Авис, посиди с девушкой.

Вот только спать мне не хотелось. Спасибо, выспалась.

— Кто ещё здесь был? — задала я вопрос парню, после того как лекарь вышел.

Белобрысик пожал плечами.

— Никого.

Я хмуро откинулась на подушки. Мне, наверное, все же почудилось, не мог же какой-то король явиться по мою грешную душу. Глюки в таком состоянии — не удивительны. Кстати, на счет глюков. Что мне там ЧП говорил? Правильно, придушить обещал. И самое обидное, что ему досталось далеко не так, как мне, а мстить собрался, словно я его убить пыталась. Жизнь — боль.

Несмотря на то, что спать я не хотела, всё же неведомая сила утащила меня в мир сновидений. Правда, поняла я это только, когда мне в ухо завопил крылатый ужас.

— Василиса! Василиса, сколько можно дрыхнуть?!

Я уставилась на мышь и нахмурилась.

— Ты почему на русском говоришь?

Мышь как-то подобрался весь, но ответил мне Авис, сидящий на стуле рядом с моей постелью.

— Он же твой фамильяр. Тебя, когда сюда переместили, он вопил как резаный, и был таким голодным и несчастным, что мы…

Договорить Авису не дали. Крылатый оттолкнулся от меня, распахнул крылья и стрелой помчался к белобрысому, чтобы хорошенько хлестануть ему крылом по симпатичной мордахе.

Шлеп!

— Трепещи и бойся, язык! Глазенки повыкалупываю, волося повыдергаю, ты у меня месяц (цензура) будешь. Живого места, (цензура), не оставлю. Десять нарядов влеплю, будешь (цензура) сортиры зубной щеткой драить! В рот мне ноги, если я из тебя (цензура) не сделаю…

И пока крылатое зло выдавало сию тираду, я медленно, но верно осознавала, чьи это фразы. Причем все на русском! Причем вперемешку. Я сплю? Потому что, если сплю, то это ладно… А иначе, откуда он выражается, фразами моей бабушки? Или откуда знает способ наказания нашего воспитателя в военном лагере? А про «в рот мне ноги»? Я вообще ничего не понимаю, вот вообще! И судя, по глухому стуку об пол чьей-то отвисшей челюсти, не я одна.

— (Цензура) это кто? — спросил охреневший белобрысик.

— Конь в пальто! Еще раз заикнешься про голодного меня, я тебе ноги вырву! — взревел мышь, сделал кульбит и вернулся ко мне. Причем резко сменил ипостась на добренького и верного мышонка. И глазки такие, полные любви и обожания, что я даже передумала допрос с излишним пристрастием устраивать. Просто брезгливо схватила недомерка двумя пальцами за шкирку и приподняла так, чтобы мой взгляд казался ещё страшнее, чем был. Ну, знаете, когда исподлобья смотришь, сразу оппонент как-то сжиматься начинает.

— Рассказывай сам или я тебе крылья обрежу, будешь тьмой бескрылой.

Морда скуксилась, выражая крайнюю степень обиженности.

— Ничего не скажу. Режь! А чем, кстати, резать будешь?

— Так отгрызу! — И улыбнулась во все двадцать восемь. Да-да, зубов мудрости не имею.

В палату в этот момент вошел лекарь и удивленно приподнял брови, глядя на своего помощника, тот до сих пор был в ступоре и что-то бормотал, я не вникала до определенной фразы.

— Конь в пальто… — повторил он ругательство мыша.

Лекарь удивился, но не стал узнавать, в чем дело.

— Адептка, Вас вызывает ректор. И я догадываюсь зачем. — Он вытянул из балахона какой-то пузырек с темной жидкостью, доверия не вызывающею, и протянул мне. — Это на случай, если нервы будут шалить.

Чего? Ректор? Успокоительное? Похоже, меня ждет взбучка.

— И прошу Вас, девушка, не приходите ко мне сегодня. — Устало выдохнул он.

Я недоуменно взглянула на мыша, он мне ответил тем же. Но ничего не оставалось, кроме как, пойти и выяснить у ректора, в чем дело.

Уже у порога, я вспомнила, что мне о моем состоянии ничего не говорили.

— Доктор, а сколько я тут пробыла?

Лекарь нахмурился, но ответил.

— Четыре дня. Ваш мозг был сильно поврежден. Я так понимаю, адептка, Вы, не рассчитав силы, влетели головой в камень. Поэтому будьте осторожны, впредь. Сила Ванпайра во много раз превосходит человеческую, но сильно поврежденный мозг может и не восстановится, помните об этом. — Он повернулся к помощнику. — Авис, проводи их до ректора.

И мы оставили палату лекарского обиталища. Таких палат оказалось всего четыре, это говорит о многом, значит, серьезных случаев не бывает. И есть надежда, что я действительно сюда не вернусь.

— Надо же быть идиоткой, чтобы так позорно травмироваться — вещал мышь, прыгая по стене. — Сначала всю академию на уши подняла, а потом в кому сгинула, согласись ты катастрофа?

— Заткнись, чудовище. — Хмуро ответила я.

Четыре дня в отключке! Пресвятые ананасы, вот это я выдала! И так ничего здесь не знаю, так ещё и занятия пропустила. Одногруппники, наверняка, меня высмеют после этого случая. Боже, за что?!

— Авис, а сейчас ночь воскресенья или утро понедельника?

— Понедельника — пробурчал он.

— Между прочим, у тебя занятия уже полтора часа как идут. — Встрял болтливый мышь.

Уже?! Так, у меня крайне мало времени. Думаем.

На меня идет охота и, судя по первому нападению, методы и средства использовать будут любые. А если не выгорит, то и грохнуть не побрезгуют. Хотя меня ЧП грохнуть обещал, так что это в любом случае произойдет. Ну и чего делать? Чтобы вся эта свора отстала, мне нужно либо сдохнуть, либо дать себя укусить. А где гарантии, что ЧП после этого успокоится? Правильно, гарантий нет. И вспомнилась мне одна фраза нашего взводного в военлагере.

— Эврика!!! — завопила я, пританцовывая. Студенты, что проходили мимо шарахнулись и сверкнули пятками где-то вдали. Авис вообще оказался на одном из подоконников, а мышь шлепнулся со стены, в подозрительно неподвижной позе, прикидывался.

— Я просто его сама укушу! — Вещала радостная я. — «Если изнасилование неизбежно, тогда расслабьтесь и насилуйте». — Я даже крутанулась на месте на радостях. — О…