Мечебоец (СИ) - Шарапов Кирилл - Страница 2

– Никуда, – с грустью в голосе сказал паренек. – Просто еду, и все. Завтра ночую в лесу, послезавтра даже и не знаю где. Пока Булан едет, буду в седле, падет – пойду пешком.

– А дом, мать, отец? – продолжал расспрашивать трактирщик. Но посмотрев в глаза паренька, вопрос застрял в глотке старого ратника. Такая в этих синих и юных глазах была боль, что он невольно дернулся. – Прости, – просто, но искренни, сказал он. – Седые волосы и шрам это память о них?

– Да, мой черный меч и внешность – все, что осталось от маленькой лесной веси, где стоял мой дом.

– Понятно, – и, поднявшись, трактирщик пошел к стойке. – Живи здесь, если хочешь, – не поворачиваясь, сказал он, – мой старший сын остался в поле, а младший слишком похож на мать – помощник из него никакой, а работы много. Я не настаиваю, просто подумай.

Слав подумал. Это была не первая весь, где ему предлагали остаться женщины, потерявшие сыновей, отцы, у которых свои дети не удались, даже странный человек в сутане с крестом на пузе, который твердил о всепрощении своего бога со странным именем и о том, что сироте найдется место в здании под названием монастырь, где он сможет оставить свою грусть и строить царствие небесное. Слав всем им обещал, что подумает, но на следующее утро старый Булан вновь цокал копытами по дорожной пыли.

Трактирщик, как и обещал, предоставил ему место для ночлега на сеновале. Летней теплой ночью это было просто замечательно, в любом случае, Слав любил открытые пространства больше тесных коморок под крышами трактиров. Вечером он сидел в зале и потягивал из кувшина принесенное Скилом пиво. Вокруг сидели жители веси и обсуждали события за день, которые на их взгляд были важными: когда пойдет дождь, скоро ли отелится корова Демьяна, кто у кого спер курицу, и все остальное в таком же духе.

– А вы слышали, что случилось в соседней веси, что в двух днях пути к югу от нас? – спросил невысокий высохший мужичок с соломенными волосами. Его соседи насторожились, ожидая продолжения. Слав тоже прислушался, его путь проходил именно через эту весь, и новости могли оказаться полезными. – Ну, так вот, – продолжал мужичок, – сегодня через нашу весь проезжал отряд дружинников во главе с воеводой. Они остановились коней напоить, и были очень встревожены, постоянно озирались, будто опасались чего. Я как раз за забором дрова колол и слышал, о чем они говорили, мол, Морена в гости к соседям повадилась ходить. Вечером в доме все хорошо, а на утро соседи заходят, а там мертвые все, тела разорваны на кусочки, а на лицах ужас.

– Брешешь, – раздался выкрик за соседним столом.

– За что купил, за то и продаю. Дружинники меж собой говорили, что в той веси осталось два десятка стариков, и больше никого.

– Не, точно брешешь, – раздался тот же голос. – Не уж-то тамошние обитатели не смогли огородиться, ведь всякий знает, чтобы дом защитить надобно от мора и болезней. Хозяин опахивает двор сохою на жене, а бабы на себе опахивают деревню, раздевшись донага.

– Чего не знаю, того не знаю, – сказал мужичок. – Только дружинники поговаривали, что в той веси ни одной целой сохи не осталось – все поломаны.

– Брехня, – заявил все тот же уверенный голос, и разговоры свернули в обычное русло.

Как бы не хотелось Славу, к этой теме жители веси больше не возвращались. Наутро, выспавшись, он шагнул во двор трактира и увидел пару добрых запыленных с дороги коней, их хозяев рядом не было. Распахнув двери гостеприимного трактира, Слав увидел интересную картину: трактирщик, который дал ему приют, стоял на коленях над телом лежащего на полу сына, за его спиной стоял невысокий крепкий мужик, держащий в руках меч из плохого кричного железа, но достаточно острый для того, чтобы перерезать гордо Скила. Второй стоял рядом, не обнажая оружия, и просто смотрел на изувеченного множеством битв ратника.

– Хозяин, – словно ничего не происходило, позвал Слав, – ты обещал мне в дорогу хлеба и мяса.

Скил вздрогнул, словно его ударили плетью, незнакомцы захохотали.

– Проваливай, юнец, ты здесь ничего не получишь. Это ничтожество и его сынок были очень непочтительны с нами и за это умрут.

– А ты седлай свою старую клячу, ведь это твой седой конь у коновязи, и проваливай, пока мы добрые, – сказал второй, стоящий за спиной Скила и держащий меч возле шеи трактирщика.

– Так не пойдет, – заявил Слав, развязывая завязки плаща, и, аккуратно свернув его, положил на ближайшую лавку.

– Ты что же, хочешь померяться с нами на мечах? – спросил второй, не проявляя даже малейшего признака беспокойства. Он так и остался стоять со скрещенными на груди руками, только взгляд с насмешливого стал настороженным, едва он заметил, как рука Слава легла на рукоять черного меча.

– Парень, не дури. Бери все, что тебе надо, и уезжай. Трактирщик был груб и должен ответить за свои слова, тебя это не касается.

– Касается, – отрезал Слав, обнажая черный клинок. – Мне дали кров и пищу, и я не могу просто так уйти.

– Ну хорошо, щенок, ты сам напросился, – сказал тот, у которого был в руках меч. – Хитрец, – обратился он ко второму, – присмотри за грубым воякой, а я сосунка проучу.

Крутанув в руке свое оружие, он шагнул навстречу странному седому юнцу. В себе он не сомневался, он был самым лучшим мечником в шайке Демида и одним из немногих ушедших от облавы дружинников. Прорываясь с той роковой поляны, он убил троих воинов князя. Что ему этот щенок, возомнивший себя воином? Вот только оружие у него, пожалуй, намного лучше. Но против такого бойца, как он, это ничего не решает. Надо показать, кто здесь хозяин, и зарубить выскочку одним быстрым ударом. И тогда меч парня станет его.

– Горюн, будь осторожен, – догнал его в спину голос Хитреца.

Но меч уже начал движение к шее строптивого юнца. Удар сталь о сталь раздался неожиданно быстро, его клинок словно срезанный бритвой просвистел мимо парня и вонзился в дубовый стол. Горюн застыл, глядя на оставшуюся в руках рукоять с пятью сантиметрами лезвия. Это последнее, что он успел разглядеть прежде, чем черный меч паренька отделил горячую голову от тела. Продолжая смотреть не верящими глазами, она проскакала по полу и застыла, глядя на трактирщика и Хитреца.

– Ну что, Хитрец, – вытерев меч об одежду Горюна, заметил Слав, – твой дружок мертв. Может, хочешь уйти? Пока я готов тебя отпустить, но не думай очень долго.

Хитрец, бывший таким спокойным, зарычал и, выхватив из ножен здоровенный охотничий нож, кинулся на Слава. Он просто не соображал, что делает. Убийство брата, а Горюн был его родственником, затуманило разум: разорвать, втоптать в пол, загрызть, зарубить – вот чего он хотел в настоящий момент. Он даже не видел своего врага, просто шел вперед, размахивая своим тесаком. Лезвие меча вошло ему в живот и вышло из спины, но он, не чувствуя боли, продолжал идти. Слав же, увернувшись от очередного слабого взмаха ножа, не выпуская из рук меча, отпрыгнул влево. Лезвие пошло вслед за хозяином, разрезая бок противника, печень и разрубая позвоночник. Хитрец упал на пол, почти перерубленный пополам, но продолжал упорно куда-то ползти, наверно, к Ящеру – там его явно заждались. Последний раз его пальцы царапнули пол, ноги дернулись, и бандит застыл. Вытерев меч, Слав шагнул к Скилу и протянул руку.

– Вставай, твоему сыну нужна помощь.

Трактирщик осмотрел единственным глазом трупы бандитов и залитый кровью грязный пол, и ухватившись за руку Слава, резким движением поднялся на ноги.

Из кухни выглянула испуганная кухарка. Окинув взглядом поле битвы, она всплеснула руками и выскочила на улицу, взывая о помощи. Слав в это время собирал ратный плен (воинская добыча), к нему уже перекочевали два далеко не пустых кошеля, несколько перстней, золотая цепочка и охотничий нож Хитреца вместе с посеребренным поясом. Трактирщик занимался сыном, грубого мальчишку просто стукнули плашмя мечем по голове, и он пребывал в беспамятстве. Впрочем, ничего серьезного. Скил на время оставил сына в покое и ушел на кухню. Оттуда раздавался грохот и звон разбившийся посуды. Минут через пять он вернулся с увесистым мешком, в котором было намного больше обещанного накануне.