Мечебоец (СИ) - Шарапов Кирилл - Страница 8

– Вечером я хотел бы видеть тебя, Слав, есть интересный разговор. Волч, если, конечно, не погибнет, проводит тебя. Кстати, рядом с троном лежит кольчуга, она твоя по праву. – И взлетев в седло, не прибегая при этом к стременам, князь, аккуратно раздвигая народ, поехал к построившимся в колонну дружинникам.

– Приходи ко мне через час, я подгоню под тебя кольчугу, – сказал Олель, хлопая Слава по плечу и направляясь к своей кузне.

Слав проводил его взглядом, вяло реагируя на поздравления горожан. Кто-то потянул его за рукав, он обернулся и увидел Зимушку, дочь Борея.

– Отец велел передать ее тебе, – сказала девушка, протягивая Славу кольчугу, которую ранее забрал Волч, когда приходи за ним на постоялый двор. – Я думаю, вечером мы увидимся, – загадочно улыбнувшись, молвила она и, развернувшись, ушла в сопровождении ратника из стражи князя.

А Слав так и остался стоять, сжимая в руке сверток с кольчугой. Наконец, опомнившись, он тронулся на постоялый двор, где его, улыбаясь, встретил хозяин.

– Чего желаете? – слащаво, в своей обычной манере, спросил он.

– Накрой на стол, – сказал Слав, поднимаясь по лестнице в свою комнату, ему было необходимо перевязать левую ладонь продолжавшую обильно кровоточить.

Когда он спустился, на столе в углу, что он облюбовал с самого начала, уже стоял молочный поросенок и жбан душистого меда. Сидя за столом и отрезая от поросенка небольшие кусочки, Слав думал о сегодняшнем дне. Впервые после смерти отца, брата, матери, потери Малы у него появился кто-то близкий – кузнец, что желал ему смерти, стал его кровным братом, а ведь иногда такое братание важнее родственных связей. Особенно для Слава, у которого больше не осталось родни.

Со стороны стены, обрывая мысли седого паренька, вновь раздался гонг, возвещающий, что атака отбита. Стали возвращаться люди. Они занимали свободные столы, изредка косясь в угол, где сидел странный седой паренек с грустными холодными глазами и изуродованным шрамом лицом. Они рассаживались, заказывали вино и пиво, обсуждали штурм, унесший жизни тридцати семи дружинников, и поединок на перекрестке. Правда, последнее они обсуждали шепотом, настороженно косясь в угол.

Оставив на столе серебряную куну и подхватив сверток с кольчугой, Слав направился к мастерской Олеля. Если вечером предстояло идти к князю, то надо делать это в кольчуге. И вовсе не потому, что Слав чего-то опасался, а просто так было положено, коли кольчуга имелась.

Войдя во двор, он шагнул к кузне, откуда уже раздавались удары массивного, под стать кузнецу молота.

– А, пришел, – заметив остановившегося в дверях кузни парня, сказал Олель. – Обожди за столом, что под яблоней, я сейчас закончу. – И он вновь принялся ритмично ударять молотом по заготовке.

В кузне было очень жарко, и Слав решил последовать совета и обождать кровного брата в тени, где в жаркий солнечный день хоть кокая-то прохлада. Минут через пять удары молота стихли, и за стол, держа в руках кувшин с ледяным квасом, уселся Олель.

– Кольчугу принес? – спросил он, делая большие глотки, которыми за раз опустошал четверть огромного кувшина.

– Да, вот возьми, – сказал Слав. Слова довались ему тяжело, он прекрасно понимал, как дорога оружейнику кольчуга, принадлежащая его сыну. – Если хочешь, оставь ее себе в память о сыне.

– Не стоит, – спокойно отозвался Олель, но было видно, что предложение он оценил. – Она заржавеет у меня в сундуке. Я буду изредка доставать ее и думать о нем, о том, что отпустил его в охране того каравана. А вот тебе она послужит. Так что пускай все идет так, как начертали боги. Ты отомстил за моего сына и заслужил награду. Тем более, ты сам не знаешь, от чего хочешь отказаться. Она тонкая и очень легкая, не сковывает движения, и при этом она прочна как ливонский панцирь. Так что сейчас я ее быстро подгоню, тем более тебе сегодня вечером идти к князю.

Взяв кольчугу, он направился к мастерской, пристроенной прямо к кузне. И уже минуту спустя оттуда раздались звуки лопавшихся колец, а спустя полчаса он вышел, держа в руках кольчугу.

– На, примерь, – протягивая броню, сказал он. – У меня глаз наметанный, но лучше проверить.

Слав развернул ее и встряхнул, расправляя спутавшиеся кое-где кольца, затем быстро надел поверх рубахи. Оглядев себя и понял, что сидит она идеально. Да и скроена не обычно, все кольчуги, которые Слав видел до этого времени, были прямыми и до колен, что сковывало движение ног, а эта, доходя до пояса, переходила из обычной кольчужной рубахи в хитро скроенную юбку, защищавшую бедра. Она была удобна как для конного боя, так и для пешего.

– Великолепная кольчуга, – наконец сказал он. – Ты это с юбкой сам придумал?

– Ага, – довольно отозвался Олель. – Правда удобней?

– Да, – опоясываясь поясом с мечом, ответил Слав.

Затем выхватил черный клинок и сделал несколько ударов, кольчуга нигде не жала, не сковывала движения и была очень легка. Он уже собирался убрать меч в ножны, когда услышал голос оружейника:

– Позволь взглянуть на твой меч? Никогда не видел подобного оружия. Где ты его взял?

– Его сделал мой отец, – сказал Слав, перехватывая меч за лезвие и протягивая рукоятью к кузнецу.

– Никогда не видел подобных клинков, – со знанием дела промолвил Олель. – Твой отец великий мастер, если смог сделать подобное. Мне бы очень хотелось с ним поговорить. Где он живет?

– В Ирии, – со смертельной тоской в голосе отозвался Слав.

– Жаль, – с грустью сказал Олель, – такой секрет ушел. Не знаешь случайно, как он сделал лезвие черным?

– Это случилось уже после его смерти, – сказал Слав. – Раньше клинок был обычным светлым, отец его часами полировал. Все случалось, когда я выхватил его из рук мертвого отца, чтобы покарать убийцу. Когда отец защищал дом, клинок был светлым, но после того, как он погиб, а меч побывал в огне горящего дома, он стал черным. Как я не пытался, не смог его отполировать.

– Да, действительно жаль твоего отца, великий мастер, – произнес Олель, возвращая клинок Славу. – Теперь причина черноты лезвия мне понятна – он требует мести. Побывав в огне, которым уничтожили дом его создателя, он впитал всю ненависть убийц, направленную ими против твоего отца. Он так и останется черным, пока не падет последний убийца. Кто это был?

– Не знаю, – убирая клинок в ножны, сказал Слав. – Я прибежал в весь, когда все было уже кончено: драккары урман уходили, дома горели, а улица завалена обезображенными трупами, среди которых шарахался одинокий раненый урман, которого почему-то бросили свои. Я убил его этим мечом, а на память получил этот шрам, – и Слав провел рукой по толстому багровому рубцу. – Но кто тогда напал на весь, я так и не узнал.

– А когда это случилось? – спросил Олель.

– Три года назад. Я единственный, кто остался свободен и жив, все остальные, как мои отец и брат, погибли, либо как жена моего брата были увезены в рабство.

– Понятно, – сказал оружейник. – Я кое-что слышал, в тот год разграбили все побережье Западной Двины. Не знаю, кто это сделал. Если хочешь, могу поспрашивать?

– Не стоит, – ответил Слав, садясь за стол. – Если встречусь с ними лицом к лицу, будем биться, а искать их не стану. Боги поощряют кровную месть, и если им будет угодно, они сведут меня с теми, кто убил ради наживы моих родичей, а пока я выбираю дороги сам. Вчерашняя привела меня в эту крепость, и я обрел кровного брата и рассказал тебе, что твой сын отомщен. Как ты считаешь, достойный подарок богов?

– Достойный, – кивнул оружейник. – Желаю идти тебе своей дорогой, а если ее не будет, прокладывать новую.

За это выпили квасу.

Так, неторопливо разговаривая, они сидели до самых сумерек. Здесь-то его и нашел Волч.

– Вот ты где! – накинулся он на Слава. – Я тебя уже час ищу по приказу князя. Хорошо трактирщик, эта худая голова, вспомнил, что ты куда-то пошел, взяв с собой кольчугу. Ну я сразу смекнул, что ты с Олелем засиделся. И сюда. Пошли быстрее, князь ждет.