Дыхание Смерти (СИ) - Звездная Елена - Страница 27

Но тут Гобби написал на листке:

«Риа?»

Отступник заметил это, глянул на меня и сообщил:

— Чтобы он тебя услышал, осознанно и эмоционально прикоснись к его щеке, внутренней стороной ладони. Нет, ну надо же, кто бы вообще мог подумать, что ты наша!

И он, достав из ящика широкий лист бумаги, начал стремительно писать на нем что-то. А я сделала как он сказал и прикоснулась к Гобби. Но ничего не случилось.

— А, мертвый он, с мертвыми не работает, уж извини, — бросил отступник. А затем сказал уже Гобби: — Свободен, зомби. Никаких договоров не будет, девочка наша. Сейчас шустро соображу, как спасти малышку, и мы возвращаемся.

Гобби торопливо убрал листок, на котором для меня писал, и вывел:

«Она воспитанница лорда Гаэр-аша, вы не можете забрать ее».

И подняв блокнот, продемонстрировал вечному запись.

Прочитав, лорд-отступник весело рассмеялся и насмешливо ответил:

— Послушай, маленький серый гоблин, в ордене Огня есть один непреложный закон — мы не бросаем учеников. Никогда. В случае крайней необходимости можем убить, сохранив отпечаток сознания, естественно, но бросить — нет. Ученики редкость, понимаешь? Огромная, невероятная, бесценная редкость. Видишь ли, мы берем в ученики тех, кто вызывает эмоциональный отклик, и как ты сам понимаешь, такое происходит крайне, крайне редко. У нас ведь чувств толком уже не осталось. Так что девочку я забираю в любом случае, кто-то из наших ее определенно очень ценил, значит она ценность для всего Ордена.

Гобби несколько секунд смотрел на вечного, вновь принявшегося что-то писать и чертить, а затем стремительно написал что-то в блокноте. Поднял, чтобы отступник прочел, но тот был слишком увлечен процессом, чтобы отвлекаться и тогда Габриэль постучал по столу костяшками пальцев.

— Кхмеээна! — выругался вечный, и поднял голову с вопросом: — Ну что еще?

А еще была надпись:

«Я знаю где находится ваш ученик!»

— Да неужели? — скривившись, издевательски переспросил отступник. — Слушай, умертвие, если бы у меня была крохотная, хотя бы такая малюсенькая надежда, что Ктар жив, я бы сейчас тут не сидел, я бы перерывал весь город в его поисках. Но моего мальчика больше нет… — голос вечного на миг оборвался, — иначе он ответил бы мне. Но есть хран. Я наиболее жестоким способом поубиваю всех, кто был причастен к его смерти сегодня утром, вернусь домой, подберу подходящее тело в хранилище и верну себе своего мальчика. Все. На этом проваливай.

Гобби остался сидеть, судя по взгляду на отступника мучительно подыскивая другие варианты решения проблемы. Я же не смогла промолчать и сообщила:

— Если вы говорите об ученике вечных, который сегодня был ранен, то он живОчень медленно отступник поднял голову и очень пристально посмотрел на меня. Секунду в его глазах плескалась ярость… через секунду она сменилась чем-то иным, а следом он, чуть прищурившись, протянул:

— Кровь и следы оборвались резко. Да, там боевые маги наследили, но Охурд, — отступник заметил в моих глазах немой вопрос и пояснил, — один из моих, — постучал себя по лбу, — величайший охотник своего времени, читая по следам, уверял меня, что Ктар исчез на том самом месте. Что его не переносили, не левитировали и прочее. И если принять во внимание его слова и ту свободу, с которой ты перемещаешься в Призрачных гранях… Ты вытащила Ктара?

Молча кивнула.

Вечный окинув меня восхищенным взглядом, произнес:

— Талантливая девочка. Но там крови было излишне много, кто исцелил моего мальчика?

И тут же, не дожидаясь ответа.

— Дааастел, — протянул лорд-отступник. — Тебя тоже он?

Я кивнула.

— Но как?! — откровенно недоумевая, вопросил вечный. — Я учел все — способности Дастела, помолвочное кольцо, и даже тот защитный браслет, что мальчишка сумел выпросить у родителей. Я все рассчитал!

Отступник полез под стол, извлек внушительный ватман, развернул, и вглядываясь в рисунки, схемы, надписи, продолжил:

— Место и время нападения, присутствие темного лорда, твою вечную охрану, и кольцо Дастел-Веридан. С ним было сложнее всего, но помог сам мальчишка, нацепив на тебя охранный артефакт. Знаешь, я гений, — вполне серьезно заявил вечный, — а все гениальное просто, и я просто натравил защитный артефакт на кольцо, используя фактор конечности энергетического резерва кольца.

Я подошла, встала возле вечного и тоже с интересом посмотрела на схему. Одно можно было сказать точно — отступник был великолепным художником. И судя по замыслу этого художника от меня должны были остаться рожки да ножки… в смысле голова, ноги и руки, которые должно было живописно разметать по всему залу команд.

— Ну как? — с интересом спросил вечный.

— Вы замечательно рисуете, — была вынуждена признать я.

Чуть прищурившись, лорд отступник произнес:

— Ничего личного, девочка, передо мной была поставлена задача, я ее выполнил.

Даже не спорила с этим, заинтересованно глядя на колонку значений и схем, расположенных под идеально нарисованным и уже не существующим кольцом Дастел-Веридан. Схема не просто описывала возможности кольца, она разложила их по значениям, способностям, энергетическому резерву, вероятностям реагирования. Такое не мог сделать не специалист, это была работа артефактора. Исключительно талантливого артефактора… а мне был известен только один такой.

Стараясь контролировать каждый свой жест, каждый звук и придав лицу безразличное выражение, я спросила:

— У вас при… хм… при себе еще и артефактор?

— Мм? — переспросил он.

Я указала на схему.

Взглянув на нее, отступник легко ответил:

— А, нет, артефактора нет, выкладка из старых записей. Артефактора я хотел завести одного, но человеческие слишком ограниченные, с ними ничего гениального не создашь, а среди наших артефакторов больше нет. Мир пошатнулся.

Я продолжала стоять, все так же глядя на схему, но в глазах темнело, медленно и неотвратимо.

Вдруг заметила, как Гобби невозмутимо мне указывает на блокнот. Глянула и прочла:

«Спроси: Как защититься от Призрачных граней!»

Вопрос показался мне в данный момент совершенно бесполезным, ничего не значащим, глупым, вообще не нужным… но я не хотела огорчать Габриэля, а потому произнесла:

— В Призрачных гранях можно перемещаться везде где хочешь? Без ограничений?

— Мм? — отступник, был снова полностью поглощен своей схемой, видимо все пытаясь найти где просчитался. Как оказалось, предположила я верно, потому что следом вечный пробормотал: — Вмешательство мальчишки Рханэ не учитывал, да, кто же знал, что он запрещенной магией балуется, но что еще?! Что-то ведь должно быть еще… — Потом вспомнив о моем вопросе, отмахнулся рукой, и раздраженно ответил: — Нет, девочка, их для начала создать и активировать нужно, а потом уже перемещаться.

А потом я поняла, что отступники прирожденные учителя, потому что, метнув на меня недовольный взгляд, он тяжело вздохнул, свернул схему моего убийства, достал лист и начав рисовать, попутно принялся объяснять:

— Смотри.

И он начал рисовать камень, затем рядом его двойника, словно чуть преломленное отражение…

— Изучение способностей жителей Хаоса потребовало от нас отказа от веры в неизменность и стабильность мира, для объяснения способностей монстров, ранее не поддающихся логичному научному анализу. Это привело к открытиям и новым возможностям, но лишило нас образного и логического представления о вселенной. Многие братья ордена, не сумев воспринять новую хаотичную структуру устройства вселенной, погрузились в изучение того единственного, что представлялось им стабильным — себя.

Рассказывая, он продолжал рисовать, камни, располагая их по кругу, на равно удаленных промежутках, и отрисовывая каждый раз точную, но менее яркую копию.

— Между тем, устройство мира легко поддается анализу, если принять во внимание тот факт, что существует один мир, и двадцать три его отражения.

Я прикинула оставшееся место и поняла, что отступник будет рисовать все двадцать четыре камня. Он и рисовал. Удаленные по кругу от камня отражения теряли яркость и четкость, те что были ближе были точной копией… с небольшими изменениями. И рисунок ученый закончил достаточно быстро. А завершив, достал карандаш, и отрисовал схему, изобразив треугольник, соединяющий первый, основной, восьмой и четвертый камни. Восьмой был еще приемлимо четким, четырнадцатый же практически белым, едва различимым.