Вызов Ланселоту: есть ли нынче рыцари без страха и упрека? - Веселова Валерия - Страница 20

— Что? Что они сделали?

— Н-ничего!

— Понимаю, — мягко сказал Гир и предложил свой идеально чистый носовой платок. — Вот, вытрите слезы. И давайте уйдем, ну хоть в телекомнату. Этим людям нельзя показывать, что они вас задели. Дай им волю, они бы всех казнили на медленном огне. Гильотины всякие — это инструменты не для них, можете мне поверить… Слишком быстро.

Телевизионной комнатой служил довольно большой зал. О его назначении говорили расставленные рядами стулья. Здесь же были два дивана, протертые и местами лоснившиеся. На один из них они присели.

Стыдясь, откашливаясь и сморкаясь в платок, Ольга рассказала и про портрет, и про висюльки, и про свое отчаяние.

— Наверное, это все из-за того, что я не профессионал! — сказала Ольга в завершение сбивчивого монолога.

Гир рассмеялся:

— Представьте, я тоже! Я консерваторский. Скрипач. Сюда, правда, приехал без инструмента, а в интернате нередко играю. Услаждаю, так сказать, слух молодых людей. Хотя все в песок, на мой взгляд. Они глухи и немы… А вы, как я слышал, здесь из-за сына?

— Вы, наверное, этого не понимаете…

— Лично я вас прекрасно понимаю. Представляю, каково вам было увидеть этот наш ужас — Чернова!

— Да-а, парень какой-то… сложный.

— Простите, но вы ошибаетесь, Ольга. Он конченый. Как почти все в интернате. Я с этим сталкиваюсь в работе ежедневно. Как подумаешь, что столько сил, нервов, общественных денег, наконец, улетает в трубу… Асоциальные реакции. Нравственная слепота. Эмоциональная глухота. И все это здесь процветает, и все ведет к одному — к тюрьме. Рано или поздно это случается практически с каждым вторым. И с Черновым так будет, и с другими. А кто не сядет, тот все равно третий сорт. Вашего мальчика, конечно, следует оградить от дурного влияния. Не понимаю, как спортивное руководство допустило, что фехтовальщиков расселили рядом с нашими охламонами!

Ольга слушала его очень внимательно. Она и сама раньше приблизительно так же думала, еще не почувствовав на собственной шкуре ни «глухоты», ни «слепоты» интернатских детей. И те несколько часов, которые она провела с ними, играя на площадке, разучивая песни к завтрашнему конкурсу «Мисс Волга», перебегая от стола к столу на ужине (чтобы съели гарнир из картошки с черными пятнышками), — все это пока давало немного пищи для новых выводов.

В телевизионную заглянула Елена Игоревна.

— Вот вы где! — удивилась она. — Не ожидала! А я-то вас по всем комнатам… Пора детей укладывать. Амурчики — в нерабочее время!

Дверь за ней с грохотом захлопнулась.

— Не обращайте внимания. Она всегда такая, — сказал Юрий, извиняясь за свое начальство. — Давайте после отбоя договорим. Уложите девиц и приходите сюда часиков в двенадцать. Чайку попьем, у меня есть кипятильник… Что вам к чаю купить? Что вы любите?

— Эклеры, — автоматически ответила Ольга и, пожелав спокойной ночи, отправилась к своим.

По совету Анны Михайловны она постояла минут по десять в каждой комнате, следя, чтобы девочки не открывали глаза и не перешептывались. К одиннадцати часам все ее подопечные, включая тех, у кого, по словам Елены Игоревны, играли гормоны, крепко спали. Простыня с портретом, конечно, исчезла.

Стараясь никого не разбудить, Ольга разделась и накинула халат, выданный все той же Анной Михайловной. Собственной сменной одежды у нее не было — так, кое-что по мелочам.

Ольга легла. Ужасно громко скрипнули пружины кровати. Черт, черт, черт!

Кажется, никто не проснулся. Спят как убитые.

А вот к Ольге сон все не шел, и мысли о том и о сем одолевали ее… «Прямо как усталые собаки висят на усталом загнанном волке», — подумала она об этих мыслях.

Потихоньку Ольга задремала, а потом вдруг очнулась, и мысли снова закружились и завертелись.

Под душ бы сейчас! Казалось, вода может привести в порядок сумятицу ее чувств. Как можно осторожнее Ольга соскользнула с кровати, врезавшись при этом в тумбочку, нашарила полотенце и вышла.

Слава Богу, душ и горячая вода на этаже имеются!

Простояв полчаса под бешеным напором воды, Ольга почувствовала себя обновленной. Вытираясь, она внимательно рассматривала свое тело в большом зеркале.

Все на месте. Икры чуть толстоваты, но это от рождения. И нечего тут карикатуры рисовать!

Усталость улетучилась. Спать расхотелось. Почитать, может быть? С собой она ничего не взяла, так хоть газету. Какие-то брошюрки вроде лежали на стеллаже в телевизионной…

Стараясь ничем не громыхнуть, Ольга вошла в телекомнату.

Приглушенно работал телевизор. И здесь же сидел Гир — Юрий Юрьевич. Ольга только теперь вспомнила, что, кажется, он хотел напоить ее чаем с… Кажется, речь шла об эклерах… Кажется, его можно называть Юрой. Ольга улыбнулась:

— Вы ждете…

— Уже двадцать две минуты первого! А я-то размечтался, что вы пораньше придете, и вот торчу здесь больше часа. И, представьте, страдаю. Как влюбленный мальчишка!

Он подошел к ней вплотную и, склонившись, поцеловал руку.

— Я очень рад, что вы пришли…

Ольга смутилась было, но тут же нашлась:

— А по-моему, вы не страдаете, а смотрите футбол. Разве нет?

— Ну, это так — время коротал. Чемпионат Европы все-таки… — Юрий виновато развел руками. — Не устоял… Сильный матч, эмоции через край. Но вы, Ольга, вы лучше любого футбола! И поэтому мы его выключаем… Вот так! Я вообще редко смотрю телевизор. Только спортивные программы да иногда что-нибудь по «Культуре».

— Вы как мой муж. У него всегда наготове речь против телевизора. А мой отец, между прочим, работает оператором на телевидении. Правда, он тоже не любитель голубого экрана.

— Видите! Очень рад, что мы с вами думаем одинаково. Это что-то да значит!

— Вот и ошиблись! Я как раз иногда очень даже люблю посмотреть… Есть ведь интересные передачи. И фильмы. Но только не фильмы ужасов. Я после них долго не засыпаю.

— А Елена Игоревна, между прочим, не возражает, чтобы дети постарше — такие фильмы смотрели. Вроде толковая тетка, но… Иногда я ее просто не понимаю. Разве по-настоящему умная женщина разрешит детям смотреть всякую мерзость? Я уверен, вы-то своим детям ничего подобного не позволяете.

Ольга кивнула.

— А книги! Я специально зашел в библиотеку — в нашу, в интернатскую, — продолжал Юрий. — Все в основном старые, еще с прежних времен. Можете представить их состояние! Открываю Пушкина, а там половина страниц повыдергана. У Пушкина! Вот, может, не к месту, но я процитирую любимое:

— Я помню. Это Сальери говорит.

— Конечно, Сальери. Но я не об этом. Знаете, какие новые книги для библиотеки закупила наша Елена Игоревна в марте? — махнув рукой, Юрий сказал, не дожидаясь ответа: — На девяносто процентов детективы! На девяносто! Вы можете представить такое? В интернат привезли четыре большие коробки несусветной гадости, насколько я мог судить по обложкам. Объяснение было простым или даже примитивным: нечаянно-негаданно пришли деньги на библиотеку, целевые — для закупки книг, и надо было истратить их до конца квартала. То есть в течение одного дня. И она истратила… Да это же ни в какие ворота! Ну ладно, не хочешь классику… Но ведь есть прекрасные современные авторы, которых наши воспитанники просто не знают! Слыхом не слыхивали!

Ольга покраснела. А каких она сама-то знает современных писателей? Что читала? Да ничего! Ей все некогда. Ну, Мураками, еще этот… Пелевин из наших. Вот Коэльо недавно прочла, потому что Наташка притащила… А что, если этот Юрий Гир о чем-нибудь таком сейчас спросит?

— Да что мы все о книгах? — словно подслушав Ольгины мысли, успокоил Скрипач. — Давайте лучше говорить о вас, Оля.