Возвращение чудес - Крышталев Владимир Анатольевич - Страница 50

Н-да, знакомый путь. А мне уже можно подрабатывать местным Нострадамусом.

Этот "взгляд в будущее" с роковой неизбежностью направил мои размышления в русло общефилософских вопросов.

Жизнь - странная штука, думал я, равномерно покачиваясь в седле. Она всегда балансирует между катастрофами, вырывается к существованию лишь на миг, а затем снова уходит в небытие. Она гибнет, и даже губит сама себя, но возрождается снова. Она любит тьму - и неудержимо тянется к свету.

Есть ли какой-нибудь смысл во всем этом великолепии обреченности, дрожании на грани, в слепом упрямстве движения? Ведь чаще всего впереди - лишь бездонная пропасть.

Окружающий нас лес, вероятно, просуществует недолго. Придут люди, которым нужны будут посевные площади и древесина, придут с топорами и пилами. Они выкорчуют эти деревья, или их потомков, - безжалостно оборвут нить поколений, тянущихся с незапамятных времен. И сделают это не со зла или ненависти (какому нормальному человеку придет в голову ненавидеть лес?), а потому что это будет естественным . Так предписано самой природой, самим миром, вселенной задолго до появления человека как биологического вида.

Мы до сих пор можем лишь догадываться, какие причины привели к гибели почти всего живого на Земле около двухсот пятидесяти миллионов лет назад, перед зарождением динозавров. Более девяноста процентов всех животных и растений на суше и в море таинственным образом исчезли, не пережив глобальную катастрофу. Мрачный, наверное, это был пейзаж: голые скалы и пустые волны необъятного океана, еще не так давно переполненного самыми различными существами, а теперь безжизненного.

Мы также не знаем точно, почему почти двести миллионов лет спустя вымерла самая могучая биологическая раса из тех, что когда-либо царили на Земле. Динозавры были невероятно приспособлены к тому миру, в котором обитали. Для человечества, сохранившего записи всего трех-четырех тысячелетий своего развития, цифра в сто шестьдесят пять миллионов (именно столько динозавры были абсолютными хозяевами^* ) еще надолго останется предметом уважения.

Однако приспособленность их не спасла. Пришла очередная беда, вновь сметая с лица планеты больше половины жизненных форм. Безжалостно, неумолимо, непреклонно. И хотя именно этой неизвестной беде мы обязаны своим существованием, испытывать особую радость по ее поводу у меня как-то не получается.

На подобном фоне вселенских катастроф, грандиозных преступлений нашего мира против жизни, любые побочные "ужасы" человеческой деятельности едва ли могут восприниматься серьезно. Во всяком случае, не более, чем проделки растущего ребенка. Да, мы изрядно встряхнули в свое время экологию родной Земли - до того, как выбрались в космос. Да, сейчас на нас вовсю сыплются жалобы ученых, утверждающих, что современные космические корабли рвут ткань нашей галактики, создавая опасные пространственные искривления и - в конечном счете - угрозу для всех цивилизованных планет. Но куда нам тягаться со слепой мощью целого мира, способного одинаково безразлично перемолоть как несколько биологических видов на отдельной планете, так и несколько галактик.

Это закон нашего бытия: новое за счет старого, одно за счет другого. Он противоречит изначальному импульсу жизни - закрепиться, расшириться, продолжить свое существование до бесконечности, - и, тем не менее, жизнь покорно смиряется с этим законом, принимает его в себя, делает своим. Лань поедает сочные, полные жизни растения, чтобы позднее в свою очередь пасть жертвой льва. Одно за другое. Не ждите пощады от мира, где страдание жертвы обеспечивает удовольствие хищника.

И только одно существо не похоже в этом отношении на остальные. Человек. Поднимаясь над простым животным потреблением, отказываясь от естественного, по сути, порядка, он приобретает удивительные качества. Он начинает защищать не только собственную жизнь, или жизнь своих близких, но и жизнь вообще. Известный пример древних монахов, которые подметали дорогу впереди себя специальной метелочкой, чтобы случайно не наступить на мелкую букашку.

Никому из животных не пришло бы в голову рубить лес на дрова, это верно. Но верно и то, что никто из животных не стал бы устраивать демонстраций протеста против чрезмерной вырубки. И если первое - это лишь вопрос возможностей (вспомним саранчу, которая запросто уничтожает все на своем пути, не мучаясь никакими угрызениями совести), то второе относится к типично человеческим качествам.

А это значит, что в лице человека жизнь обрела весьма много новых качеств. Возможно, достаточно много для того, чтобы изменить базовый принцип, самую концепцию своего существования. И не потому ли мы уже сейчас проникаем в те сферы, где грубые физические законы бездушного мира перестают действовать, а перед нашими глазами открывается совершенно другая, новая вселенная? Яркая, неизмеримо более красивая и одухотворенная.

Конечно, далеко не все люди поднимаются над животным существованием. Но потому и не всем суждено стать богами, увидеть воочию то, что долгое время считалось чудесами.

- Уже скоро, - подал голос барон.

- Что? - я обнаружил себя дремлющим в седле. Не то чтобы совсем: мои глаза были открыты, но мысли улетели далеко от всего этого равномерного однообразия поездки, и я почти перестал воспринимать окружающее. Фраза Этвика, сказанная достаточно громко, вернула меня к реальности.

Наша дорога все так же петляла среди леса, а над головой висело безрадостно-серое небо. Грязи, правда, немного поубавилось: ехать стало легче.

- Говорю, из леса выедем уже скоро, - повторил барон, пустив своего коня рядом с моим. - Еще до заката будем на добром тракте. А там пойдут людные районы, найдется где переночевать.

- Наконец-то! - вырвалось у меня.

Этвик - не без самодовольства - хмыкнул.

Сообщение о том, что мучаться осталось недолго, прибавило сил. Кажется, не только мне. Вся свита поехала быстрее, и даже Бенедикт впервые за многие дни оживился.

Часика через два наша дорога действительно влилась в гораздо более широкий тракт. Последний уже не петлял, а прямой полосой разрезал древний лес на две части. Вместо надоевшей грязи здесь под копыта стелилось прочное покрытие. Тракт был мощеным, но очень давно. Ветер успел наносить сюда пыли и песка, а многочисленные путешественники утрамбовали всё так, что получилось некое подобие асфальта. По бокам этой солидной дороги, где без труда могли ехать в ряд три телеги, когда-то были выкопаны канавы - уже почти засыпанные. Однако насыпь самого тракта все еще немного возвышалась над уровнем почвы.