Вечная любовь (СИ) - Кутузова Елена - Страница 19

16

Как ни растягивали воду, настал день, когда последние капли были разлиты по фляжкам, а опустошенный бурдюк отправился в кожаный мешок, к своим собратьям.

- Потерпите, сегодня к вечеру должны добраться до воды, - успокоил товарищей Шон, но Уле показалось, что он больше к ней обращается, чем к мужчинам.

И, стиснув зубы, поклялась себе терпеть - быть единственной оберегаемой женщиной в коллективе, несомненно, приятно. А вот слабым звеном - не очень.

Солнце словно с ума сошло: палило, как ни в один день до этого. Даже небо казалось каким-то белесым, словно выгоревшим. Пустыня понемногу теряла цвета, окружающий песок с торчащими из посеченными ветром камнями не стали мертвенно-белыми, как вываренные кости. Их тоже хватало: тут и там ветер раскидывал песок, открывая взору то кусок позвоночника, то ребра, то череп, пялящийся в пустоту темными провалами глазниц. Кому они принадлежали, Уля не могла понять, но явно не людям.

Это радовало, но знойный ветер вызывал головную боль, а воды, чтобы перебить вкус горячего песка, не осталось.

- Потерпи еще немного!

Лица Шона не было видно за длинным шарфом, которым он укутывал не только голову, но и лицо, однако глаза улыбались. Это не могли скрыть даже темные стекла солнцезащитных очков.

И Уля терпела, потеряв интерес ко всему, кроме колодца, который, по словам спутников, находился поблизости.

Не удивила её и смена окружающего. Песок почти исчез, уступив место таким же белым камням. Мелкие, с горошину, и большие, с голову верблюда, они образовывали лунный ландшафт, а склоны вырастающих впереди скал только усиливали сходство.

- Где-то здесь...

Шон, остановив верблюда, оглядывался по сторонам. Подъехавший Басан вытянул руку, указывая на тонкую расселину правее тропы. И караван направился прямо туда.

Животные беспокоились. Ревели, упирались, взбрыкивали. И даже Улин спокойный верблюд тревожно вытягивал шею, с шумом вдыхая раскалённый воздух. Она заволновалась:

- Там точно... никого нет?

- Только ветер! - Шон на мгновение снял очки и зажмурился от яркого солнца. Но между ресниц льдисто сверкнули синие глаза, даря мнимую прохладу. - Верблюды воду чувствуют!

Расселина оказалась шире, чем казалось. Она закручивалась внутри скалы, так что сверху, наверное, это все напоминало гигантскую морскую ракушку. Изнутри тоже - ветер запутывался в паутине расселин и оставался у входа, так что стены казались гладкими, словно отполированными.

- Кто это сделал? - Уля наклонилась с седла, чтобы коснуться рукой поверхности. Показалось, погладила жесткую теплую шкуру какого-то животного. Скала словно дышала, а изнутри доносилось странное биение.

Снова вспомнился демон. Тот тоже стучал костями. Но мужчины не тревожились, заявив, что это ветер бьется о скалы снаружи.

Уля подняла голову. Просвет между стен сужался все больше, но еще виднелась крохотная щель, в которую глядело белесое небо. Вскоре исчезла и она, и все же зажигать фонари не понадобилось: потолок то тут, то там зиял круглыми дырами с кулак размером. Они, как червоточины, пронзали камень, и солнечные лучи умудрялись осветить пещеру. Особенно много их было в круглом зале, которым закончился ход.

Пол усеивали камни различных размеров. В стенах виднелись железные кольца для факелов и ниши для вещей. У некоторых валунов кто-то стесал верхушку, превратив в подобие столов. А в глубине пещеры виднелся загон для животных.

Провал в полу обрамляли плоские камни. Деревянное квадратное ведро рассыпалось, и веревка, к которой оно крепилось, почти сгнила.

- Давно сюда никто не заходил.

Шон глубоко вздохнул, принюхиваясь. И нахмурился:

- Водой не пахнет!

Мужчины разом бросились к колодцу. Кожаное ведро, привязанное к новой веревке, полетело в провал. Все напряженно прислушивались. Всплеска не последовало.

В пещере повисла гнетущая тишина. Никто не хотел озвучить выводы, но все знали: впереди - мучительная смерть от жажды.

А потом Шон хлопнул в ладоши, привлекая внимание. Звук гулко прокатился по коридору и затих вдали, а ему вослед уже неслись четкие приказы.

Басан разводил костер. Оюн и Юн повели верблюдов в загон, предварительно сняв с них поклажу. А Шон пояснил испуганной Уле:

- Несколько дней продержимся за счет верблюдов - кровь тоже можно пить. Не морщись, жить захочешь, не только сырое мясо жрать будешь. За это время что-нибудь придумаем. А для начала я хочу проверить колодец.

Шон обвязался веревкой и нырнул в темноту. Свет фонарика заметался по стенам, а потом пропал. Но почти тут же прозвучал голос, услышав который Оюн кинулся к кожаному ведру. Оно полетело вниз, и вскоре веревка натянулась. Все замерли у края, боясь даже дышать. А через минуту тишину пронзили ликующие выкрики: вода!

Следом показался Шон и первым делом махнул рукой Басану, который уже доставал сухое горючее, чтобы вскипятить чай:

- Повремени!

Сказав что-то товарищам, повернулся к Уле, чтобы пояснить:

- Колодец вел к подземной реке. Она ушла, остался только небольшой ручеек. Нам проще спуститься и разбить лагерь на его берегу. Заодно и от жары отдохнем.

Лезть в темноту не хотелось, и Уля ухватилась за единственную пришедшую в голову мысль:

- А верблюды?

- Тут побудут. Один из нас за ними присмотрит. Вон, Басан, например. Да не бойся ты! - он понял её сомнения и улыбнулся так светло, что все тревоги рассеялись. - Я буду внизу, ты ни на минуту не останешься в одиночестве! К тому же там неглубоко.

Шон не обманул. Переступив камни на краю колодца и повиснув на веревке, Уля зажмурилась. Она покачивалась, но открыть глаза не осмелилась, пока не услышала тихий смех:

- Да все уже! Все! Приехала!

Ноги уперлись в землю, и только тогда Уля решилась открыть глаза.

Темноту слегка рассеивал маленький костерок. Его языки отражались в поверхности спокойно текущего ручейка, от которого тянуло сыростью.

А еще здесь было холодно. Даже не верилось, что наверху - пышущая жаром пустыня и беспощадное, выжигающее все солнце. Вспомнились катакомбы, в которых как-то пришлось вести раскопки. Тогда, несмотря на жару, почти все простудились, и лагерь наполнялся чиханием и кашлем.

- Давай к огню! - велел Шон и натянул веревку, помогая спуститься Оюну.

Вместо того чтобы послушаться, Уля окунула руки в воду. И тут же почувствовала, как горло сжал спазм от жажды. Оценив высоту потолка и слой почвы над головой, Уля поинтересовалась:

- Как думаешь, её можно пить сырой?

Шон ответил удивленным взглядом:

- Сырой? А, ты так некипяченую воду называешь. Я бы не рискнул. Возьми фильтр!

Трубка размером с велосипедный насос лежала в кармане рюкзака. Холодная вода была восхитительна! И даже небольшой химический привкус не испортил удовольствия.

Мужчины тем временем спустили все необходимое и тоже кинулись к ручью. Басану вода отправилась в ведре, его фильтр остался наверху.

Ужин готовили на сухом топливе - кизяка и привезенных с собой дров было мало, их экономили для костра, чтобы хоть немного осветить пещеру. Густой суп из сублимированных овощей и вяленого мяса, кофе, которого было немного и заваривался он в особых случаях, галеты... Уля сидела на спальнике, и от сытости её клонило в сон. Тени плясали по ближней стене, возле которой выстроили стоянку, а дальняя терялась во мраке. Туда и убегал, чуть перекатываясь по плоским камешкам, ручей.

- Интересно, что там дальше? Какие тайны скрывают эти камни?

- Кто знает, - Шон присел рядом и протянул уже ставший привычным отвар. - Залпом!

Уля вздохнула. Шок от произошедшего давно прошел, и она не видела надобности в лекарстве. Но Шон был неумолим:

- Еще несколько дней! Кто знает, что случится завтра. Смотри на это, как на профилактику.

Пила на выдохе - так горечь казалась меньше. Ей показалось, что вкус немного другой, словно положили еще какие-то травы. Но спросить не успела: усталость и сытный ужин одолели. Уля, поддерживаемая сильной рукой, улеглась на спальник и громко зевнула. И, словно в ответ, из темноты долетел звук. Эхо шагов, не заглушающий голоса. Шон повернул голову, и улыбка тронула губы: к костру, один за другим, выходили люди.