Платиновый обруч
(Фантастические произведения) - Гуданец Николай Леонардович - Страница 13

С трудом переставляя ноги, Том проник в ущелье между аппаратными шкафами. Где-то рядом двигались роботы, снимая бандажи, крепившие оборудование к палубе. Бик ощущал тупое безразличие ко всему происходящему. Обидные клички, которые давали пираты, не трогали его. Он уже мог понять трагедию этих людей из прошлого, и сострадание к ним отзывалось в груди острой болью. Но пережитые испытания отняли слишком много энергии. Том сам был в тупике и не видел выхода. Ни одна светлая мысль не могла пробиться сквозь броню изнеможения.

Том остановился перед блоком, энергопитания. От шкафа веяло ледяной тоской. Бик машинально протянул руку и нажал кнопку включения аппарата на холостой ход. Некоторое время он безучастно наблюдал, как, по мере прогрева узлов, стрелки приборов двигались к контрольным рискам. На какой-то миг он даже забыл, где находится — так все было привычно. Стряхнув с себя наваждение, Том почувствовал ужас: только теперь ему пришло в голову, что инкубатор и в самом деле можно восстановить. Он выключил блок. Сломать! Вывести из строя все, что уцелело от инкубатора! «Варварская и наивная мысль», — подумал кибер. Сам не зная зачем, он выдвинул из блока маленький ящик, где хранился запас энергокапсул и острожно извлек одну из них. Операцию смены капсулы доктор Мэй проводил всегда лично, и теперь бик не знал, что делать с этой маленькой блестящей палочкой. Том вспомнил о своих друзьях, сидящих на полу в холодной камере, и ему стало стыдно от того, что он думал сейчас только о себе.

От соседнего шкафа отделилась тень.

— Эй ты, что ты тут делаешь? — набросился на Тома пират. Он давно наблюдал за биком: блестящая капсула вызвала у него смутные подозрения. — Ты эти штучки брось! — угрожающе захрипел Бэр, направляя в лицо Том. а электроды аккумулятора.

Две пружинки едва не коснулись щеки бика. Том отшатнулся, зацепился ногой за кабель и упал навзничь, ударившись затылком о выступ шкафа. Капсула покатилась по палубе и с легким звоном рассыпалась, под сапогом Бэра.

Падение не причинило вреда Тому, но он остался лежать на палубе, сквозь неплотно прикрытые веки наблюдая за Бэром. Пират был растерян, Сначала он неуверенно топтался около Тома, а затем, убедившись, что никто не видит, нагнулся и, преодолев отвращение, приподнял голову бика. Том ощутил мягкое прикосновение человеческих рук. «Что ж, парень, для начала неплохо», — подумал кибер и сел, потирая ушибленный затылок.

— Ну и здорово же ты треснулся! — Бэр облегченно вздохнул.

Том крутил головой, словно пытаясь убедиться, что все шарниры на месте. Пират не подозревал, что этот жест выражал у биокибера смех. Но смеялся Том не над Бэром и даже не над собой. Его смешила нелепая, дразнящая мысль.

— Ладно, повалялся и хватит, — примирительно сказал Бэр. — Вот карандаш и бумага. Пиши, что надо делать.

«Неужели Бэр всерьез верит, что из этого хаоса я могу собрать инкубатор?» — улыбаясь, подумал Том. Поднявшись на ноги, он двинулся вдоль ряда шкафов, не переставая крутить головой, и смех прибавлял ему силы.

«Нет, если люди не ведают, что хотят, то я сам вправе решить, что им надо».

Он разорвал один из листов бумаги на мелкие кусочки, на каждом поставил номер, прикрепил бумажные клочки к шкафам и камерам. На другом листе Том изобразил план зала, где место каждого аппарата было показано в виде квадратика с номером. Довольный Бэр по-своему, по-пиратски, выразил благодарность:

— Смотри, чучело, если обманешь — прибью!

Том никого не собирался обманывать. В его плане все было верно.

Через несколько минут роботы, получив новую программу, приступили к перестановке оборудования.

Том включил в себе музыку. Он не выбирал вещь, которую проигрывала музыкальная память: это происходило само собой под влиянием настроения и обстоятельств, Когда через час кибер приступил к подключению первой кабельной муфты, он уже целиком находился во власти звуков. Оптимизируя двигательные и жизненные процессы, музыка помогала беречь энергию. Память его не просто повторяла услышанное: сам не подозревая того, Том был великим интерпретатором. А порой, когда в рамках запомнившейся программы ему становилось тесно, он, не смущаясь, раздвигал их и смело пускался в импровизацию, уверенный, что эти кощунственные вольности навсегда останутся его тайной.

Том привык относиться к людям, как к равным. Единственное, чему он завидовал — это их детству. «Что там люди, — печально улыбался он, — даже мотылек, порхая среди цветов, наверно, видит в себе чудо сбывшихся грез своей неуклюжей и наивной личинки». Том улыбался и тогда, когда думал о докторе Мэе. Всеобщее признание в области биокибернетики не помешало доктору стать доморощенным философом. Он любил говорить о Высшей Логике. Сочетание этих двух слов было его личным изобретением. По мнению Тома, Мэй слишком часто рассуждал об ответственности, имея в виду не какую-нибудь, а Глобальную ответственность. «Любопытно, — спрашивал себя бик, — приходило ли кому-нибудь в голову, что настанет час, и одному из созданных человеком бесполых и бесплодных организмов придется взять на себя Глобальную Ответственность за судьбу людей?» Эти высокие рассуждения одновременно и поддерживали силы Тома и смешили его. Смешили потому, что он никогда не ожидал обнаружить в себе стольку тщеславия. В этих мучительных обстоятельствах бик невольно искал опору в самом себе. Он наслаждался красотою распускавшихся в нем мелодий, вздрагивая, когда в стройный поток звукомыслей вторгались диссонирующие ощущения. Том догадывался, что вся его прошлая жизнь была лишь прологом к тому, что теперь предстояло. Он прислушивался к звучавшей в нем музыке, подсмеивался над собой и над Бэром, который, «задравши хвост», носился за роботами. Том шаг за шагом приближался к цели, от которой уже не. мог отказаться, хотя и знал, что последний шаг на этом пути может обернуться чудовищным преступлением.

— Ты молодчина, Бэр, — похвалил капитан, — помню, как стояли шкафы. Теперь, кажется, все на Месте. Эта кукла не посмела обмануть. Мы поставим Мэя перед совершившимся фактом. Он поймет, что я шутить не люблю… Эй, мальчики, — крикнул Рам, обращаясь к пиратам, толпившимся у входа, — а ну волоките из трюма «Святую Троицу»!

Окрыленному похвалой Бэру тоже захотелось на кого-нибудь рявкнуть:

— А ты что расселся! — заорал он на Тома.

— Пусть сидит, — примирительно сказал Рам. — Так даже лучше: это его рабочее место. Мэй должен знать, что у нас все готово. Еще хорошо бы, чтобы вся эта кухня издавала какой-нибудь шум…

Том протянул руку к пульту, и салон корабля наполнился ровным гулом.

Бики не пользуются атмосферным воздухом. У них нет легких, как у человека. Но Том испытывал ощущение, похожее на удушье. Тело налилось тяжестью, и что-то внутри с нарастающей силой сжимало грудь. Том уже знал, что капсула энергопитания совсем отключилась.

Жизнь организма поддерживалась только энергией внутренних резервов. Ее могло хватить еще на час состояния тлеющего полузабытья. Он прикрыл глаза, потому что больше всего боялся, что первым откажет зрение. Весь превратившись в слух, Том старался определить, что происходит в салоне.

Сквозь гул инкубатора послышались крики и топот ног. Бик догадался, что Мэй, Колл и Вадим уже в зале.

Он открыл глаза и увидел их среди беснующейся толпы вооруженных пиратов. «Зачем им столько оружия? — подумал Том. — Кого они боятся? Неужели три слабых человека, со связанными за спиной руками, внушают им такой ужас?» Том машинально пересчитал пиратов, занес цифру в журнал и даже расписался. То была его последняя дань графомании: процесс письма всегда доставлял Тому наслаждение. Привычные движения сочетались со спокойным, в течение долгих лет отработанным ритмом, требующим своей, особой музыки.

Рам ходил взад и вперед и чадил трубкой. Он должен был показать пленникам, что в эту минуту решается их судьба.

— Рад снова вас видеть, доктор! — наконец объявил пират, изображая улыбку (в глубине души он считал себя великим артистом). — Как видите, мы не теряли времени даром. Ваш выкормыш оказался выше всяких похвал: чувствуется солидная школа. Но я не знаю, дорогой Мэй, как нам теперь быть? Вы уверяли, что биокибер — живой разум, который сам может определить, что ему надо делать, и отличить хорошее от плохого. Как видите, в моих руках он стал послушным исполнителем воли человека.