Табель первокурсницы (СИ) - Сокол Аня - Страница 79

Я подскочила к черной доске, схватила кусок белого мела, второй стирая часть цифр.

— Иви, — снова позвала матушка.

— Подожди, Сибил, — остановил ее отец, а я уже торопливо рисовала на гладкой черной поверхности.

Одна белая линия соединялась со второй, и они сливались и пересекали третью. Одни резкие и толстые, другие тонкие едва различимые, но все без исключения белые. Он весь был такой, как сказал отец, словно простыня и рисовать его на белом листке было бы неправильным. Последними я подвела глаза, чуть прищуренные, дерзкие, в глубине которых притаился страх. С минуту я рассматривала написанный мелом портрет, а потом отступила.

— Похож, — сказал папенька. — Бесцветный, как их называют, таким же был и первый Змей.

— Рисунок — это не доказательство, мало ли кто на кого похож, как мы можем быть уверены, что это он? — фыркнула матушка.

— Рассказывай, Ивидель Астер, — остановив на мне тяжелый взгляд, приказал отец, — Рассказывай все, если не хочешь под замок до самого замужества.

— Позволено ли мне спросить, почему вы согласились на эту помолвку? — снова повернулся ко мне Мердок.

— Думаете, моим мнением интересовались?

— Думаю, — не стал юлить сокурсник. — Так почему? В чем ваша выгода?

— В том… — я сжала и разжала руку в перчатке.

Точек больше не было видно, и мало того, я совсем их не ощущала, а вот когда отец задал самый важный вопрос, когда я уже готова была открыть рот и отказаться от ярма помолвки… Ладонь прострелило болью, словно в нее вогнали сразу три горячие спицы. Я просто задохнулась от неожиданности и не смогла произнести ни слова.

— В том, что пока я помолвлена с вами, мне не станут искать другого жениха, — озвучила я часть правды. Рассказывать частями всегда сложнее, чем обрисовать картину целиком…

Мой рассказ в отцовском кабинете больше напоминал проход через комнату, на пол которой вывалили ящик заряженных огнем сфер, заденешь одну, и вспыхнут все. Я перебиралась от воспоминания, к воспоминанию, острожными шагами-словами. Начала с покупки инструментариума и закончила праздником Дев, опустила вояж в тюрьму и мое нападение на учителя, не рассказала про укол Криса и про то, чем рисковала, сделав его. Жаль, что совсем не упоминать барона Оуэна не получилось, хотя произносить его имя при родителях оказало необъяснимо приятным.

И все-таки стоило мне замолчать, как матушка пораженно воскликнула:

— Ивидель! — и повернувшись к отцу, выкрикнула, — Кто-то пытается убить наших детей! Она не вернется в Академикум, Максаим, и мне все равно, сколько ты заплатил за ее обучение.

— Отец… — начала я, вставая с кресла.

Граф Астер поднял руку, призывая к тишине, и мы с матушкой замолчали. Решение было принято, я видела это по его глазам и каким бы оно ни было оспорить его уже не удаться.

— Она вернется, Сибил.

Я облегченно выдохнула и упала обратно.

— Но… — протянула беспомощно матушка.

— Вернется хотя бы потому, что здесь ей совсем не гарантирована безопасность, — я вспомнила взрыв в шахте, уверена, что и он тоже, — Только месть, — глаза матери заблестели от слез, и я невольно почувствовала себя виноватой, — Вернется, для того, чтобы тот, кто придумал это, не понял, что все изменилось.

— Я бесконечно уважаю тебя, Максаим, но кто-то пытается расчистить дорогу к наследству Астеров то ли этому бастарду, то ли женишку ценой жизни наших детей, а ты еще рассуждаешь о чем-то? Найди его! И сверни шею! Но не рискуй нашей дочерью!

— Даю слово, ни тот ни другой ничего не получат, — пообещал отец, поднимаясь и делая шаг к пузатому железному сейфу, — О женихе, я позаботился. А Альберту, если это он, конечно, вряд ли теперь будет до наследства отца, — он стал крутить железную ручку сперва в одну сторону, потом в другую, колесо замка вращалось с едва слышным треском, — И если дело в титуле и деньгах, то на этом все и кончится.

— Почему? — не поняла матушка.

— Потому что его обвиняют в заговоре против Князя, потому что он особо опасный убийца с железной рукой, нарушивший завет богинь, — замок громко щелкнул, — Помните, что я говорил про поддержку? Один бы он такое не осилил, я не знаю, где и как он обзавелся механической рукой вместо искалеченной, и для чего придумал все это, но, — отец распахнул дверцу, — теперь все кончено, даже если его поддержат аристократы, из тех, кому наши деньги поперек горла, то вмешаются Жрицы и Серые псы. Отступник никогда не унаследует титула, и все, включая его, это понимают.

— Ты хочешь сказать, что все позади? А взрыв на шахте? — не сдавалась матушка. — Это тоже часть заговора против Князя?

— Вряд ли, — не стал успокаивать ее отец, доставая из сейфа, резную шкатулку, — Расследовать заговоры — это удел Серых, а мы посмотрим поближе, — он поставил ее на стол и откинул крышку, — Посмотрим, кто из тех, что улыбается нам в глаза, держит за спиной нож.

С этими словами папенька начал выкладывать на столешницу разноцветные камешки, один за другим, они были похожи на округлые леденцы из жестяной коробки, что частенько покупала нам матушка. Вот только это были не конфеты.

— Альвоны?

На стол упал прозрачный, как слеза, камешек, а я сразу вспомнила Джиннет.

— Эстоки?

Зеленый. Первый советник и его дочь Алисия.

— Виттерны?

Темно-фиолетовый. Перед мысленным взором появилось изуродованное лицо милорда Йена.

— Лимеры?

Оранжевый. Я нахмурилась и бросила взгляд на матушку, урожденную Сибил Олие Лимер. Ее род, главой которого сейчас был ее двоюродный брат и наш дядя Ксьян.

— Или это Миэер? Нувориш без титула и без связей? Он вынырнул десять лет назад, словно из ниоткуда и поговаривают, что с такой хваткой, он приберет к рукам даже концу Князя еще до конца года.

В ушах раздался жизнерадостный смех Гэли.

Папенька помедлил.

— А может, это один из тех, кто давно отошел от большой политики, но собирается в нее вернуться? Хоторны?

На столешницу упал коричневый, словно глина, «леденец». Мердок.

— Стентоны?

Желтый. И я вспомнила Серую жрицу и ее маленький домик в Льеже.

— Вири?

Камень был голубым, словно небо. Мирьем, что всегда ходит хвостиком за Джиннет.

— Оуэны?

Белый и непрозрачный, словно галька. Крис…

— Или Астеры?

Вместо того чтобы уронить на стол очередной леденец, отец вдруг вытянул руку и легко перебросил его мне. Я поймала округлый камешек, и в тот момент, когда его теплая поверхность коснулась моей кожи, тот вспыхнул алым, будто внутри танцевал маленький язычок пламени.

— Откуда ты их взял? — охнула маменька, подаваясь вперед.

А я все смотрела и смотрела на живой и подвижный огонь, что кто-то давным-давно запер в камешке.

Не в камешке. В артефакте крови. Коснись я любого другого и тот останется равнодушным, но, взяв руки камень Астеров, я пробудила его к жизни. Кровь Змея пробудила. Говорят, эти артефакты создали давно, на заре образования Разлома, когда шли сражения с демонами, с магами — отступниками и просто с разбойниками с большой дороги, когда никто не знал друг стоит за спиной или враг. Когда подтвердить происхождение без прикосновения к артефакту рода было невозможно. И не только подтвердить, но и позвать на помощь.

Отец, словно услышав мои мысли, вытащил из ящика стола сафьяновый мешочек и широкий массивный браслет.

— Я долго их собирал, — ответил он матушке, — Считай это причудой богатого старика.

Та фыркнула и легонько коснулась оранжевого леденца, внутри которого тут же зажглось яркое, так похожее на фрукт солнышко. Родовая магия ответила на ее прикосновение.

Отец нажал на середину браслета. Раздался щелчок, и в сторону отошла миниатюрная крышечка из магического стекла, за которой прятался кармашек, в который так удобно хранить нюхательную соль. Или яд.

— Ты вернешься в Академикум, Ивидель, — он достал из шкатулки еще один горящий от прикосновения леденец, вставил в оправу браслета, закрыл крышку и надел на свое запястье, — Но с условиями. Первое, ты больше не шатаешься по модным лавкам городов и сел, если что-то надо заказывай с посыльным или проси подруг. С территории острова ни ногой. Ясно?