Черный Легион (ЛП) - Дембски-Боуден Аарон - Страница 5

В первые годы существования нашего Легиона я играл ту роль, которой и ожидал. Мои новые обязанности на службе Абаддону требовали фантастического объема подготовки, и я исполнял свой долг с неизменной сосредоточенностью.

Моя работа никогда не бывала быстрой, но я был крайне дотошен. Когда Абаддону нужна была быстрота, он посылал исполнить его волю воинов или боевые корабли. Когда ему требовалась точность, когда хотелось донести послание или преподать урок – он посылал меня.

Когда Абаддон впервые сказал мне, что ему нужно, чтобы Даравек умер, я знал, что от беседы не стоит ожидать каких-то глубоких откровений касательно его пожеланий, как мне выполнить задачу. Это всегда было моей работой – изучить цель, определить последствия различных видов смерти и добиться такого результата, который был бы наиболее благоприятным для наших заявляющих о себе армий и воина-монарха, что вел их.

Абаддон ожидает результатов. Любой в Эзекарионе, кого нужно кропотливо пичкать информацией и кто не может или не хочет самостоятельно составлять план боя, будет лишен места или уничтожен как бесполезный. То же относится к вожакам, младшим командирам и чемпионам, из которых состоят офицерские кадры уровнем ниже нас.

Это служит двум целям. Во-первых, хотя Абаддон и руководит величайшими из сражений Черного Легиона и надзирает за нашей работой, но он заставляет своих высокопоставленных офицеров и элитных телохранителей постоянно адаптироваться и действовать по собственной инициативе.

Вторая цель, не менее важная, касается доверия. Получая такие поручения, ближайшие из его братьев знают, что обладают его доверием. Это известно и прочим в Легионе, а также и всему остальному Оку. Эзекарион говорит голосом Абаддона. Каждый из нас обладает его авторитетом. Невозможно переоценить, насколько это повышает боевой дух.

Именно мои обязанности безмолвного клинка Абаддона и привели меня в крепость Тагуса Даравека, Полководца Того, Господина Этого, Мясника Тех и еще дюжины титулов, которые я не желаю вверять пергаменту даже по прошествии всех этих тысячелетий. Один из них значил больше других, и его-то я и буду использовать: самозваный Владыка Воинств.

Он бросал нам вызов на каждом шагу, этот воин, желавший соперничать с Абаддоном, и потому он был приговорен к смерти. Мы отправляли к другим военачальникам послов, но по прибытии они обнаруживали лишь что те уже поклялись в верности Даравеку. Наши флотилии входили в систему, но попадали в одну из многочисленных засад Даравека.

Мы, Эзекарион, а также армии под нашим командованием к тому моменту уже пускали кровь Легионам, разрезая их на части в своей борьбе за право на существование. Никто не давал отпора столь же яростно, как Гвардия Смерти, и ни один из полководцев не был таким своенравным и опасным, как Даравек, именуемый Владыкой Воинств. Титул ему подходил. Не раз, чтобы помешать нашему возвышению, он собирал флоты, состоящие из группировок различных Легионов. Но при этом он всегда избегал прямого столкновения с Абаддоном. Постоянно оставался на шаг впереди нас, не желая оказаться в зоне досягаемости пушек «Мстительного духа».

За каждую победу, которую мы зарабатывали, проливая кровь его воинов, он в ответ лишал нас другой. Он должен был умереть.

Орудием Абаддона стал я. Чтобы обнаружить его мир-убежище, потребовались месяцы наблюдения, ожидания, скрытности и провидения, а еще мне улыбнулась удача. Предатели в его рядах были готовы работать со мной. Я не мог потерпеть неудачу. И не потерплю. Не в этот раз.

Даравек и его группировка владели миром окаменевшей боли. Эти слова звучат безумно, но это не плохая поэзия и не притянутая метафора. Целую вечность кора планеты формировалась из мучительных вздохов, страшных снов и отголосков страданий людей и эльдар. Все это просачивалось из варпа и обращалось в холодный ландшафт из узловатых деформированных костей.

В первые годы, что я провел внутри Ока, подобное бы очаровало меня. Однако, когда я ступил на поверхность планеты, у меня не пресеклось дыхание от благоговения. Мой разум витал в ином месте, запутавшись в других проблемах. Это было пятое мое покушение на жизнь Даравека. Несмотря на всю мою полезность для Абаддона, и его терпение не безгранично.

– Кулрей`арах, – сообщила мне Нефертари перед тем, как я отправился исполнять свои обязанности. Так этот шар назывался, когда был частью империи эльдар.

У нас для него не существовало имени. Он его не заслуживал.

Соприкоснувшись с костяной почвой голой кожей, вы могли бы ощутить лишенные смысла красные отголоски сновидцев и мучеников, чьи страдания образовали это место. Но даже без контакта с ней были слышны перешептывания, поднимающиеся над растрескавшейся поверхностью, от которой смердело костным мозгом.

Какое больное воображение могло вызвать в мир такую планету? Это исподтишка работала душа Даравека, преображая ее в соответствии с его желаниями? Или же просто обретал форму эфирный выброс Ока, и сток нечистот варпа менял мир в отсутствие какой-либо руководящей воли?

И все же по меркам терзаемых демонами миров климат и местность этого безымянного шара были практически безвредны. На Сорциарии, родном мире моего бывшего Легиона, идут дожди из кипящей крови всех когда-либо дышавших лжецов. В сезон штормов кроваво-красная буря часто бывает столь едкой, что растворяет керамит. Некоторые утверждают, будто это работает мятежное подсознание Магнуса Красного, бичующего самого себя за былые предательства. Не могу сказать, так ли обстоит дело, однако это звучит подходяще для моего раздираемого противоречиями отца.

Отдельные участки поверхности безымянной планеты из-за неестественного распада или возмущений превратились в пустыни из костяной пыли. Именно в одном из таких океанов костного порошка и располагалась крепость Даравека, наполовину погребенная под прахом выветрившихся кошмаров. К небу вздымались ее кривые шпили, окутанные дымкой токсичного химического тумана. Чудовищные зевы промышленных вытяжных шахт на боках каждой из башен выдыхали в окружающую пустыню ядовитый газ, создавая еще один защитный рубеж. Несмотря на это, твердыня оставалась местом паломничества для населявших мир зверолюдей и мутантов – по пустыне были разбросаны тысячи их тел на разных стадиях разложения. Это меня заинтриговало. Что могло сподвигнуть этих созданий на подобное странствие, навстречу практически верной смерти? Что, по их мнению, ждало их за стенами крепости, куда попадут те, кому хватит сил пройти сквозь отравленную мглу?

В познавательных целях я забрал несколько трупов. Разговаривая с осколками их душ, из молитвенных стенаний я установил, что они покинули свои подземные племена и шли к ржавому железному замку Даравека, надеясь возвыситься и попасть в его ряды. Едва ли он был первым, кто пытался извратить процесс имплантации геносемени, чтобы тот сработал на мутантах, взрослых или нет, но сами можете представить, как редки были – и остаются до сих пор – истории об успешном видоизменении исходной ритуализированной процедуры Императора.

После каждого призыва я убирал свой нож-джамдхару в ножны, вышвыривал вопящих призраков обратно в ветра варпа и сжигал останки, чтобы уничтожить все следы моих изысканий. Важнее всего было оставаться нераскрытым. Медленно, незримо, я начал проникать внутрь.