Подвальная станция - Черри Кэролайн Дженис - Страница 55

• Предыдущая
• 55/92
• Следующая

— Как поживаешь, Ари? — закричал ей дядя Дэнис в том шуме, и внезапно все люди замолчали и посмотрели на них. С Новым Годом!

Это привело ее в недоумение, но заинтересовало. Если это был ее новый год, то это — день рождения, а на день рождения людям полагалось приходить к ней в квартиру и приносить подарки. Но она не видела ни одного.

— С Новым Годом, — говорили люди. Она с надеждой смотрела на них. Но подарков не было. Она вздохнула, а когда Олли пронес ее через толпу, увидела пунш и пирожные.

Олли понимал.

— Ты хочешь пунша? — спросил он.

Она кивнула. Было очень шумно. Она не была уверена, что ей нравится, когда так много взрослых. Праздник становился скучным. Однако пунш и пирожные — это хорошо. Она прижалась к сильному плечу Олли и почувствовала себя гораздо веселее, потому что Олли мог принести ее прямо к столу, на котором стояла чаша с пуншем, и Олли прекрасно понимал, что тут самое лучшее. Пунш, в особенности из красивой чаши, и большое пирожное — это почти так же здорово, как подарки.

— Мне придется опустить тебя, — сказал Олли. — Ладно? Стой здесь, а я принесу тебе пунша.

Это было обидно. Все были такие высокие, музыка очень громкая, а стоя на полу, она ничего не видела, кроме ног. Кто-нибудь может наступить на нее. Олли поставил ее на пол, и подошла Maman с дядей Дэнисом. И толпа не наступила на Ари. Многие люди смотрели на нее. Некоторые улыбались. Так что она почувствовала себя в безопасности.

— Ари. — Олли дал ей чашку. — Не пролей.

Пунш был зеленым. Он выглядел странно, но пахло от него хорошо, а на вкус он был еще лучше.

— Ты становишься слишком большой, чтобы тебя носить, — сказал дядя Дэнис. Она взглянула вверх и сморщила нос. Она не согласилась с дядей. Maman сказала то же самое. Но Олли не сказал. Олли — большой и очень сильный. Он отличался от всех. Ей нравилось, когда он носил ее: ей нравилось обхватить руками его шею и прижаться к нему, потому что он напоминал кресло, на которое можно залезть, и не чувствовались кости, просто — крепкие руки и ноги. И он был теплым. И от него хорошо пахло. Но Олли теперь принес для маман и дяди Дэниса пунш из другой чаши, и она держалась поближе К Олли и пила свой пунш, а дядя Дэнис разговаривал с маман и громко играла музыка.

После того, как Олли принес пунш для маман и Дэниса, он посмотрел на нее.

— Хочешь пирожное? — громко спросил Олли. — Пирожные, по-видимому, будут на детском празднике.

Это обнадеживало.

— Я хочу еще пунша, — ответила она и отдала Олли свою чашку. — И пирожное, пожалуйста.

Она стояла одна и ждала. Она спрятала руки за спиной и вспомнила, что Maman просила ее не качаться взад и вперед, потому что это выглядит глупо. Незнакомые люди подходили и говорили, какая она красивая, и желали ей счастливого Нового года, но она уже была готова уйти, если бы не ожидание Олли с пуншем и пирожными. Она собиралась дождаться их.

Детский праздник — это, наверное, лучше.

Может быть, подарки будут там.

— Пойдем сядем, — позвал Олли, не давая ей ни пунша, ни пирожного. Он принес их для нее. Вдоль стены стояли стулья. Ей стало спокойнее. Если пунш попадет на ее новое платье, она будет выглядеть плохо, и маман будет ее бранить. Она взобралась на стул, и Олли вручил ей пирожное и поставил чашку на соседний стул. Она одна занимала целый ряд.

— Я пойду и возьму для себя, — сказал Олли. — Оставайся здесь. Я вернусь.

Она кивнула с набитым ртом. Белое пирожное. Красивое. С толстым слоем глазури. Ей стало гораздо веселее. Она качала ногами, ела пирожное и облизывала пальцы, пока Олли ждал возле чаши с пуншем, а маман разговаривала с Дэнисом и Жиро.

Может быть, они ждут подарков. Может быть, должно произойти что-то интересное. Все они излучали торжественность. Кое-кого она видела дома. Но большинство было незнакомых. Она покончила с пирожным, и облизала пальцы, и, соскользнув со стула, встала, потому что почти все люди собрались вокруг столов, и освободилось много места.

Она пошла посмотреть, далеко ли стоит Олли в очереди. Но кто-то увел Олли. Значит, можно было еще погулять.

И она пошла. Не далеко. Она не хотела, чтобы Maman и Олли ушли ипотеряли ее. Она оглянулась, чтобы убедиться, что ей все еще видно Maman. Да. Но Maman все еще занята разговором. Хорошо. Если Maman начнет ее ругать, она сможет сказать, что была здесь. Maman вряд ли будет ругаться очень сильно.

Многие были красиво одеты. Ей понравилась зеленая блузка, сквозь которую можно смотреть. И черная, с блестками, на одном мужчине. Но лучше всего были мамочкины украшения.

И был мужчина с ярко-рыжими волосами.

В черном. Эйзи. Она наблюдала за ним. Она ответила «хэлло», когда кто-то сказал «хэлло» ей, но она не обратила на это внимание. Она всегда считала свои волосы красивыми. Красивее всех. Но его волосы были красивее. И он сам тоже. Это было несправедливо. Если существовали такие волосы, они должны были принадлежать ей. Внезапно ее собственные перестали ей нравиться.

Он взглянул на нее. Он не был эйзи. Нет. Его лицо стало скучающим, и он отвернул подбородок, делая вид, что не замечает, как она смотрит на него. Он был вместе с темноволосым мужчиной. Тот смотрел на нее, а эйзи не хотел, чтобы он смотрел.

Он все равно смотрел на нее. Он был красивый, как Олли. Он смотрел на нее иначе, чем другие взрослые, и она подумала, что ему не полагалось так смотреть, но она не хотела смотреть в другую сторону, потому что он отличался от всех. Эйзи с рыжими волосами был рядом с ним, но не он был значительным. Важным был другой мужчина. Он смотрел на нее, а она никогда раньше не видела его. Он никогда не приходил к ним. Он ни разу не приносил подарков.

Она подошла ближе. Эйзи не хотел, чтобы она приближалась к его другу. Его рука лежала на плече мужчины. Как будто она собиралась схватить его. Однако мужчина глядел на нее, как на Maman. Как будто он натворил что-то, а она — маман.

Он словно превратился в нее. А она — в маман. А эйзи стал как Олли, рядом с сердитой Maman.

Затем эйзи увидел какую-то опасность позади нее. Она оглянулась.

Подходила Maman. Но маман остановилась, когда она оглянулась.

Все замерли. Все молча наблюдали. Звучала только музыка. Все испугались.

Она направилась к маман.

Все вздрогнули.

Она остановилась. И все вздрогнули снова. Даже маман.

Из-за нее.

Она дрожа поглядела на маман.

Она поглядела на мужчину.

И снова — испуганное движение в зале.

Она не знала, что такое возможно.

Наверное, Maman рассердится? И Олли тоже?

Если маман собирается кричать, то она успеет кое-что сделать.

Этот и мужчины смотрели на нее, пока она подходила к ним. У мужчины было такое выражение, как будто она собирается съесть его. Наверное, эйзи тоже так думал.

У мужчины были красивые руки, как у Олли. Вообще он был похож на Олли. Все люди думали, что он опасен. Это было неверно, она знала. Она могла их здорово напугать.

Она подошла и взяла его за руку. Все и всегда делали то, что она хотела. Даже он.

Она хорошо справилась с ролью маман. Так же, как могла справиться с Нелли.

Ей нравилось это.

— Спокойной ночи, милая, — сказала маман и поцеловала ее. Арии вытянула ручки, обняла маман и тоже поцеловала ее. Звонко.

Маман вышла, и стало темно. Ари уютно устроилась в постельке с любимой игрушкой. Досыта наелась пирожных с пуншем. Она закрыла глаза, и ей представились люди в блестящей одежде. Олли принес ей пирожное. И все глядели на нее. И праздник у Валери был отличный. Они играли в «третий лишний» и получили каждый, что хотел. Ей досталась сверкающая звезда. А Валери — мячик. И им было очень жаль лампу сиры Шварц.

Новый год — это хорошо.

— У нее все в порядке? — спросил Олли в спальне, когда расстегивал ей блузку. И Джейн кивнула. — Сира, я прошу прощения.

— Не говори об этом. Не переживай. Все в порядке.

Он закончил; она позволила серебристой блузке соскользнуть с плеч и бросила ее на спинку стула. Олли все еще дрожал.

• Предыдущая
• 55/92
• Следующая