Страшные сказки закрытого королевства - Завойчинская Милена - Страница 18

— Здесь заклинания наложены на корпус, — озвучил мои догадки лавочник, поднося инструмент ко мне и демонстрируя. — Кроме того, струны износостойкие. Чистейший звук, полагаю. Ей не страшны вода и случайные падения. Разумеется, если попытаться ее разрубить или специально бить ею обо что-то твердое, она не выдержит. Но в целом, для странствующего музыканта — это оптимальный вариант. Есть только одна небольшая сложность, — пожевал он губами.

— Цена? — понятливо вздохнула я.

— Мм-м, не совсем. Видите ли, юноша, такие инструменты редкость. Нет, не потому что они звучат как-то волшебно или выполнены из каких-то особенно дорогих материалов. Как видите, здесь нет никаких украшений, позолоты или инкрустации, да и лак потемнел и потускнел. Но вот этот конкретный я не могу продать уже лет двадцать, пожалуй.

У меня взметнулись брови, и я вполне резонно предположила, что не потяну настолько дорогую вещицу, что ее никто не в состоянии купить уже два десятка лет.

— И в чем подвох?

— Возьмите и проверьте звучание, — попросил вдруг лавочник и бережно вложил в мои руки гитару.

Я нервно вцепилась в нее, испугавшись, что если вдруг уроню или испорчу, то мне придется оплатить ущерб.

— Не бойтесь, — дрогнули в улыбке губы странного лавочника. — Попробуйте сыграть любую мелодию. Какая вам особенно мила?

На мгновение прикрыв глаза, я вздохнула и бережно прикоснулась пальцами к струнам. Печальный протяжный звук разрезал тишину, и я заиграла свою любимую мелодию. Ту, которую часто исполняла вместе с мамой, а папа слушал нас, сидя у камина.

Музыка лилась, заполнив собой помещение, а я… плакала. Слезы стекали по щекам, срывались вниз и капали на темную лаковую поверхность.

Как давно это было… В прошлой жизни, которую уже не вернуть.

— Я рад, что не ошибся, молодой человек, — заговорил продавец, когда я доиграла. — Вы с ней созданы друг для друга.

— Я… купил бы ее, если это не слишком дорого, — сглотнув ком в горле и неловко вытерев рукавом мокрые щеки, проговорила я. Взглянуть на собеседника мне было стыдно. Я ведь сейчас мальчишка, а позволила себе такую слабость.

— Видите ли, юноша, такие инструменты — наследие сидхе. Этот народ уже не живет среди нас, и лишь редкие вещицы, оставшиеся после его ухода, блуждают по миру и ищут себе новых хозяев. Такие предметы поддаются не каждому. Им требуется… созвучие души, назовем это так. В моих руках эта гитара мертва и не звучит. Совсем. Так же как и в руках многих-многих других людей и нелюдей, которые готовы были ее купить. Не верите? — правильно понял он мой изумленный взгляд.

С улыбкой забрал у меня из рук гитару и заиграл. Я видела, он делает всё правильно, но…

— Хватит! — не выдержала я, заткнув уши.

— Вот именно об этом я и говорил, — перестал издавать кошмарные звуки лавочник. — Покупаете?

— Вы так и не сказали цену, — не отрывая взгляда от загадочной старинной вещицы, проговорила я.

Сколько же ей лет? Больше двух десятков она провела только в этой лавке, а даже это дольше, чем я живу на свете.

Улыбаясь, словно он ужасно чем-то доволен, хозяин лавки назвал цену, крайне удивив меня. Всего-то? Я думала, что он попросит как минимум золотой, а то и два. А мне даже не пришлось вытаскивать из нательного пояса припрятанные серебряные. Хватило тех, что были в кошельке.

— Мне кажется, ты с ней поладишь, — с нежностью погладил он лаковый бок гитары. — Она тосковала тут долгие годы и будет рада новой жизни. Надеюсь, вы принесете друг другу удачу.

— Вы так говорите, будто она живая, — в недоумении подняла я брови.

— Все вещи, в которые мастер вложил силы, душу и капельку волшебства, живые. Разумеется, не как мы с вами, но… Согласитесь, раз древним поделкам сидхе требуется созвучие души с хозяином, то значит, и у них есть какая-то своя загадочная душа? Хотите приобрести чехол для нее? — тут же без перехода поинтересовался он и вытянул из-под прилавка несколько штук разного размера и цветов.

Купила, конечно… Простой, черный, неприметный.

Уже начало смеркаться, и, помня о прошедшей ночи, я поспешила на поиски ночлега. Выбрала приличный чистый трактир в этом же квартале. Не богатый центр, но и не трущобы. Здесь, скорее всего, останавливались купцы, путешественники среднего достатка и, возможно, дворяне, желающие остаться инкогнито. Дороговато, конечно, но мне нужна передышка и хотя бы пара дней в нормальных условиях, чтобы снова почувствовать себя человеком, а не отбросом общества.

Перехватив поудобнее свои свертки с вещами (новую дорожную сумку купить не успела), я пересекла зал, встала рядом со стойкой и без приветствия произнесла:

— Комната на два дня. Сколько?

— Ужин и завтрак надо? — оценив мой вид, поинтересовался хозяин.

— Нет, только комната. Еду я оплачу отдельно, когда понадобится.

Отдав названную сумму, забрала ключ и молча ушла на второй этаж. А войдя в небольшую комнату, бросила свертки на стоящую справа узкую кровать, аккуратно сняла с плеча гитару и положила ее туда же, после чего осмотрелась. Ну что ж, вполне прилично. Стекла в окне явно мыли не так давно, покрывало на постели хоть и не новое, но чистое, так же как и наволочка на подушке. Надеюсь, простыня тоже порадует. Пыли нет. Темный узкий платяной шкаф рядом с дверью, стул у окна, у второй стены — узкий комод с выдвижными ящиками. На нем кувшин с водой и медный тазик для умывания. Даже зеркало в наличии, пусть и небольшое, размером с две ладони.

Некоторое время я сидела на постели, бездумно рассматривая мыски своих сапог. Моральное опустошение не давало собраться с мыслями и решить, что делать дальше. Понятно, что необходимо приобрести дорожные мелочи и новую сумку. Это даже не обсуждается. Неплохо бы карту мира, новую тетрадь или блокнот. Но это всё просто список необходимых покупок и не более.

А вот что по большому счету делать дальше, я пока не понимала. Но точно надо что-то решать и менять ситуацию. Скоро зима, и продолжив вести бродячий образ жизни, я рискую однажды утром не проснуться, так как банально замерзну во сне.

Глубоко вздохнув, я встала и убрала свой новый гардероб в шкаф. Решила сегодня не переодеваться. Потом присела у окна и снова уставилась на улицу невидящим взглядом.

Что. Мне. Делать?

Я не знаю…

Ночь вступала в свои права, накрывая город тьмой. Загорались огни в окнах домов, стоящих дальше по улице. Во дворе трактира слышались голоса, собирался народ к ужину. Кто поесть и найти ночлег, кто выпить и пообщаться. В моей комнатушке тоже стало темно, но мне не хотелось пока ни зажигать свечу, стоящую на подоконнике, ни вынимать из чехла мой свет-камень.

Во мгле легче думалось.

Решившись, я вытянула из-за ворота рубашки одну из цепочек. Амулет личины я не трогала и не снимала ни разу за все эти месяцы. Мама предупреждала, что нельзя, во второй раз его активировать не удастся. А вот с тем амулетом, блокирующим магический дар (при условии, что он у меня есть), который я ношу с рождения, вероятно, пора распрощаться. Ведь здесь уже не страшно, что я, возможно, маг.

Стаскивала я его через голову трясущимися руками и с душевным трепетом. Ведь я что-то почую? Произойдут какие-то перемены?

А когда после продолжительного сидения с закрытыми глазами в попытке понять, что стало иначе, я не почувствовала ничего, то едва не разрыдалась. Это был бы мой шанс. Если бы я обладала магическим даром, то можно было бы выучиться, а потом найти свое место в жизни. А тут — ни-че-го. Совсем.

На ужин в общий зал я спускалась в состоянии, близком к отчаянию и жажде убивать одновременно. Ненавидела себя, Гаспара, ситуацию, в которую попала, весь мир в целом. У меня было настолько жуткое выражение лица, что я аж вздрогнула, когда зацепила его краем взгляда в зеркале, выходя из комнаты. Пришлось взять шляпу и нахлобучить ее, пряча от всех свои эмоции.

Нашла дальний темный угол, притулилась у стены, пристроила рядом гитару, которую побоялась оставлять в комнате, и огляделась. Заведение почти заполнилось, большая часть столов уже была занята. Трактирщик за стойкой протирал полотенцем кружки, лишь изредка отвлекаясь, чтобы отдать распоряжения сновавшим по залу служанкам с подносами.