Сердце Оххарона - Суржевская Марина "Эфф Ир" - Страница 19

Шариссар сдержался лишь благодаря тренированной годами выдержке и самоконтролю, ставшему его второй кожей. Он сдержал обращение, тряхнул головой, заставляя себя вслушаться в отчет командующего гарнизоном. И даже почти понимая, о чем тот говорит! Его глаза лишь блеснули краснотой и вновь стали черно-синими и пустыми.

Он не позволит себе забыться до потери контроля.

Никогда.

В его жизни уже было это — тьма, охватывающая разум, голый инстинкт и желание убивать, острая грань потери человечности — притягательная и сладкая. Мир в такие минуты окрашивается цветом боли и агрессии, а клыки ощущают вкус чужой крови. Паладин лучше, чем кто-либо, знал, что испытывают звери, запертые в клетках загонов. Он был одним из них, и лишь ему удалось вернуться в сознание…

И самое ужасное, что он сохранил память о том периоде. Он прекрасно помнил все, что творил, будучи зверем, помнил наслаждение убийством, помнил и загонял в глубины своего разума, так далеко, как только мог.

Проклятая метка и девушка с разноцветными глазами заставляли его вновь вспоминать то время, вновь терять контроль. И за это он почти ненавидел Лею. И себя.

В Острог Шариссар возвращался уже в сумерках, когда земля покрылась инеем. Предусмотрительный Айк подал господину мантию из цельного куска меха горного волка, что достигал размеров здорового коня. Весь день оруженосец истово старался предугадывать желания своего командующего и по возможности держаться за спиной, чтобы не попадаться ему на глаза. Но его не покидало ощущение, что за внешним спокойствием господина бурлит обжигающая лава, готовая выплеснуться и спалить дотла весь Оххарон.

И потому Айк вздохнул с облегчением, когда они вернулись в Острог и паладин отпустил своего доверенного.

Шариссар поднялся в башню, которую занимал единолично и вход в которую был заказан всем остальным обитателям Острога. И первое, что услышал, войдя в свои покои, это вопль!

Он рванул к потайной двери и в смежную комнату ворвался, готовый к сражению и занося свои зазубренные лезвия.

— Ух ты! Какие здоровые штуки! — восхитилась Незабудка при виде его.

— Что здесь происходит? — мрачно поинтересовался паладин. В комнате, еще вчера такой чистой и опрятной, царил хаос. На полу валялся перевернутый поднос, горшок с кашей опрокинулся, рассыпав содержимое, а мясная подливка выплеснулась на бархатную обивку кресла. Все подушки и покрывала Сиера сбросила с кровати и теперь прыгала по голому тюфяку. Даже занавеска была оборвана с одного края, словно на ней успели покачаться из стороны в сторону.

Сиера надула губы и вновь подпрыгнула на кровати.

— Девочка отказывается есть! — с возмущением пожаловался целитель. Его куцая борода тряслась от негодования. — Я не могу ее заставить! Это… наказание какое-то! Простите, но я лекарь, а не… нянька!

— Не буду! — завопила Сиера. — Не буду есть! Не буду спать! Я хочу к Лее! Не буду!

— Молчать! — рявкнул Шариссар. Оба — и девочка, и целитель — подпрыгнули и захлопнули рты, уставившись в черные глаза паладина. — Вижу, тебе лучше, Незабудка, — уже спокойно сказал паладин. Девочка нахмурилась.

— Откуда ты знаешь меня? Ты кто?

— Можешь считать, что я твой господин.

— У меня нет господина! — Сиера вздернула остренький подбородок. — Моя сестра Лея говорит, что мы свободные и никому не принадлежим! Только Богам!

— Твоя сестра Лея такая же наивная, как и ты, ребенок! — хмуро бросил Шариссар. — А теперь слезь с кровати и убери за собой все, что разбросала. Живо!

— Не буду! — насупилась Незабудка. — Не буду, не буду, не буду! Я хочу домой!

— Ты будешь делать то, что я тебе велю! — вновь рявкнул паладин.

Целитель побледнел еще больше, но неуверенно пробубнил:

— Осмелюсь предположить, что девочка напугана, мой господин… и не понимает, что происходит…

— Мне плевать! — Шариссар одним движением оказался рядом и сдернул Незабудку с кровати. Схватил ее за шиворот и приподнял на уровень своих глаз, словно котенка. — Будешь делать то, что я сказал. И немедленно все уберешь за собой. А потом сядешь и съешь все, что тебе принесут.

— Моя сестра придет и убьет тебя, понял? — выкрикнула Незабудка.

— О, ты даже не представляешь, как я этого жду, — оскалился паладин.

— Все равно не буду! Ой!

Она завопила, увидев как черно-синие глаза стали красными, словно угли, а клыки мужчины удлинились, приподняв верхнюю губу.

— Башку откушу, — пообещал Шариссар, клацнув зубами.

Губы девочки скривились, словно она собиралась заплакать, но Сиера лишь шмыгнула носом.

— Мой господин, — неуверенно попытался вмешаться целитель. Но получил в ответ злой взгляд красных глаз и попятился. Шариссар разжал ладонь, и девочка шлепнулась на тюфяк.

— Когда вернусь, здесь должно быть чисто и тихо. А ты должна лежать в постели и видеть свои детские сны, поняла? — предупредил он, свысока оглядывая Сиеру. Развернулся и ушел.

В его покоях уже успели наполнить горячей водой пузырь в купальне, и паладин с наслаждением лег в исходящую паром воду. Неспешно вымылся, вдыхая запах хвои и трав, вылил себе на голову ведро ледяной воды, завершая омовение. Не вытираясь, вышел в спальню, позволяя телу обсохнуть. Потом так же неторопливо оделся.

Он сознательно давал девочке время, чтобы выполнить его приказ, не сомневаясь, что, вернувшись, увидит относительно чистую комнату и Незабудку, послушно лежащую в постели.

Поэтому входил он, почти готовый улыбнуться. И с трудом сдержал рык, увидев, что комната выглядит как после побоища. К общей картине хаоса добавились перевернутое кресло, окончательно оборванные занавески и растерянный лекарь, потрясающий головой, сидя на полу. На его черепе дрожали остатки каши.

— Это не девочка! — увидев господина, взвыл целитель. — Это какое-то исчадие Бездны! Я не могу… не понимаю…

Самой Незабудки в комнате не было.

— Где она? — очень спокойно спросил паладин. Целитель растерянно оглянулся.

— Так только что… была же… здесь… где-то…

Одним рывком Шариссар поднял дубовую кровать, но под ней никого не было. Осмотрелся. Принюхался. Прошипел сквозь зубы проклятие и скользнул к окну.

Сиера стояла на каменном бордюре в десяти шагах от окна и продолжала упрямо ползти дальше. На высоте, с которой и смотреть было страшно, не то что идти!

Шариссар сдержал свой рык и запрыгнул на бордюр. Для его роста и веса он был слишком узким, там, где маленькая девочка могла ползти на четвереньках, он с трудом помещался. Иней уже покрыл каменные стены белым налетом, и паладин скрипнул зубами, когда Сиера покачнулась, а ее ладошки скользнули по камню. Она пыхтела и сопела, не замечая крадущегося сзади мужчину. Шариссар сделал еще один шаг. Камушек вывалился из кладки и улетел вниз, стукнувшись о стены. Паладин скользнул по бордюру и резко схватил девочку за ногу. Та вскрикнула, взмахнула руками, теряя равновесие. Упасть ей не давали лишь железные пальцы, что сомкнулись вокруг ее щиколотки.

— Ну и куда ты собралась? — поинтересовался паладин, держа девочку вниз головой над пропастью. Даже в таком положении Незабудка умудрилась гневно сверкать зеленющими глазами и поджимать губы.

— Домой! — выкрикнула она.

Шариссар оглянулся, приподняв бровь. Посмотрел налево. Потом направо.

— Серьезно? И ты даже знаешь, где твой дом? Что-то я здесь вижу лишь свои владения.

Он снова посмотрел по сторонам, чуть разжал пальцы, и девочка завизжала. Он вновь перехватил ее ногу, усмехнувшись.

— Я найду! — заорала Сиера. — Отпусти!

— У вас это что, семейное? — угрюмо бросил Шариссар. — Одна сестричка просит отпустить в воде, не умея плавать, вторая — вися на уровне третьего этажа.

— Я тебя не боюсь! — обрадовала Незабудка.

— И глупость — это тоже, видимо, общее, — еще больше помрачнел паладин. — Все, побегала, и хватит. — Он легко развернулся и пошел обратно к окну, уверенно ставя ноги в сапогах на узкий скользкий бордюр.