Пари на девственность (СИ) - Грант Эмилия - Страница 43

– Что? – выдохнул он, откашлявшись.

– Папа уговорил ее вернуться. Теперь она наш директор по маркетингу.

– Ты пытался поговорить с ней?

– Да, но… Все бесполезно, Эд, – я потер лоб. – Она изменилась. Стала одной из тех, кто рубит яйца с размаху.

– Самка богомола?

– Она самая, – я бы рассмеялся, если бы не было так погано. И не только от дыма Эдиковых сигар.

– Не верю, – мотнул головой Левинский. – Настя?! Нет. Только не она. Поверь мне, я знаю баб, как облупленных. Просто хочет тебя наказать.

– Пусть так. Я больше этого не вынесу.

– Это ты сейчас на что намекаешь? – нахмурился он.

– Завтра же иду к отцу и пишу заявление. С меня хватит. Еще один день там, и я свихнусь.

– Воу-воу! Не гони пургу. Давай я подгоню тебе одну из моих моделей. Новенькая. Девятнадцать лет, мулаточка. Объедение! Ноги от ушей, попка…

– Иди к черту! – рявкнул я. – Ты что, еще не понял?! Мне никто не нужен, кроме Насти!

Настя

Только я освоилась на новом рабочем месте, в офисе снова возник Эдик. С утра объявился у моего кабинета с большим стаканом кофе и коробкой моих любимых пирожных. Поначалу я разрывалась между желанием надеть ему эту коробку на голову и запихнуть в задницу, но все же вздохнула и запустила внутрь. Он выглядел жалко. Потаскун, неспособный на настоящие чувства. Чертов позер и клоун.

– Настенька… – начал он с приторной улыбкой, но я не дала ему договорить.

– Не смей, – сказала я тихо и жестко, и он замер, ошарашенный таким приемом.

– Он был прав, – Эдик придирчиво оглядел меня с головы до ног. – Ты изменилась.

– Если у тебя есть что-то по работе, выкладывай. Если нет – вали отсюда к черту, пока я не подыскала тебе замену.

– Мне надо кое-что тебе сказать. И это важно.

– Дай угадаю: будешь извиняться? Скажешь, что все это было не ради машины, а из-за твоих глубоких чувств?

– Нет, – ответил он честно и поставил пирожные на стол. – Ради машины. И из спортивного азарта. Я хотел утереть нос Максу.

Обескураженная такой внезапной откровенностью, я замерла.

– Со мной все ясно, Настя, – продолжил он. – Я поступил, как мудак, и можешь меня не прощать. Я все равно этого не заслужил. Но говорить я буду не о себе. О Максе.

– Вот как? Он решил подослать мальчика на побегушках?

– Он любит тебя, – Эдик произнес это с такой твердой уверенностью, что я застыла, не зная, что ответить. – Этот придурок влюбился в тебя по уши. И ничего не сказал, потому что боялся, что ты сбежишь. Я влез тогда из мести… Разозлился, выпил лишнего… Я не должен был все портить. Но Макс полюбил тебя еще тогда, а сейчас просто сходит с ума. От боли.

– И что я должна с этим делать? – с вызовом спросила я, с трудом сдерживая вулкан боли, недоверия и крика.

– Делай, что хочешь, Настя. Я просто пришел, чтобы сказать тебе правду. Знаешь, что Макс сейчас делает? Он пошел к отцу, чтобы уволиться. Вчера он отдал мне машину, потому что видеть ее не может после того спора. А сегодня решил уйти из компании, чтобы больше не тревожить тебя, – Эдик вздохнул и сунул руки в карманы. – Делай с этой информацией, что хочешь. Но я не мог смотреть, как мой лучший друг загоняет себя в могилу.

С этими словами он вышел из кабинета, оставив меня в полнейшем раздрае.

Никогда не думала, что поверю Левинскому, но что-то в его словах цепляло. Или я просто хотела в это верить? Макс… Любит меня? Отдал любимый БМВ? Увольняется?!

Нет, я не могла этого допустить. Не ради него, не ради меня… Ради Василия Петровича. Это было дело его жизни, и он должен был делить его с сыном, а не с чужой девицей. Если Макс не может со мной работать – я уйду. Уйду сама, но только не так… Это подкосит его отца!

– Василий Петрович! – я ворвалась в кабинет босса, как ураган, забыв даже постучаться.

Сердце колотилось, как угорелое, пальцы тряслись.

Однако шефа там не было: а на подоконнике, взъерошенный и осунувшийся, сидел Макс.

– Он еще не пришел, – мрачно сказал он.

– Это правда? – выпалила я, заперев за собой дверь.

– Что именно?

– Ты хочешь уволиться? И отдал машину Эдику?

– А, он уже приходил к тебе, – невесело усмехнулся Макс. – Допустим, правда. Тебя разве это колышет? Иди к своему другому мужчине.

Я не верила, что собираюсь это сказать, но все-таки решилась:

 – Почему ты уходишь?

– А как ты сама думаешь? – он посмотрел на меня исподлобья, потом подошел, встал вплотную, и сжал мои плечи, заглядывая в глаза. – Из-за тебя, Настя. Я люблю тебя. Я знаю, что не имею на это права. Что поступил подло, что не заслуживаю тебя. Но я не могу ничего поделать с собой. Черт! Я люблю тебя! Я никогда никого не любил вот так, до боли, до безумия… И я не могу находиться рядом с тобой, зная, что ты ненавидишь меня, что у тебя есть другой мужчина…

– У меня никого нет, Макс, – тихо возразила я.

Его боль была такой осязаемой, что я не могла не поверить. Его пальцы жгли меня через ткань, внутри все перевернулось, и в глазах защипало от слез.

– Что? – переспросил он.

– Я не могу ни с кем быть… После тебя… Потому что… – я судорожно втянула воздух, и первая капля скатилась по щеке. – Я люблю… Я тоже люблю тебя, кусок ты…

Договорить он мне не дал. Впился в губы жадным, отчаянным поцелуем, и я ответила со всей страстью и обидой, что копились во мне. Все наши чувства выплеснулись в том поцелуе, и удивительно, как мы вообще устояли на ногах. Он отстранился на мгновение, потом принялся целовать лицо, собирая губами слезы.

– Прости меня, прости… – шептал он, как заведенный. – Я люблю тебя! Я больше никогда и никому не позволю причинить тебе боль. Себе – особенно… Господи, Настя, прости меня…

– Ладно, – тихо ответила я, и он снова накрыл мои губы своими.

Увлеченные поцелуем, мы не слышали, как ключ повернулся в замке и открылась дверь. Не слышали даже, как удивленно охнул Василий Петрович и, усмехнувшись, сказал Светочке:

– А пойдем-ка лучше выпьем кофе в приемной. 

– Чтобы я еще хоть раз подпустил папу к организации праздника... – процедил Макс сквозь натянутую улыбку.

Я фыркнула в бокал с шампанским.

– Мой тоже хорош, – шепнула я, глядя, как «Вась-Вась» братаются и хохочут о чем-то своем. Как дети малые, честное слово.

– Кто же усидит на месте, если танец для невесты?! – бодро продекламировал тамада, и я крепче сжала руку Макса: он с трудом сдерживался. Явно хотел выпроводить неуемного клоуна к чертям собачьим.

– Господи, как его земля носит? – проворчал мой новоиспеченный супруг, поднимаясь со своего места.

Нас ожидало испытание под названием «первый танец молодых». Тамада, будь он неладен, уже махал нам, чтобы мы поторопились. Народ требовал зрелищ. Ох, как же я жалела теперь о своих словах!

Весь июнь мы с Максом корпели над сдачей проекта, дедлайн покусывал за пятки, и в офисе мы торчали с утра до ночи. Оставалось только разбить палатку в кабинете и навеки там поселиться. А папа и Василий Петрович, как назло, без конца наяривали по телефону:

– А вы уже выбрали торт?

– А что насчет ресторана?

– Я слышал об одной группе, которая играет на свадьбах…

В какой-то момент я не выдержала, бросила трубку и свирепо воззрилась на своего тогда еще жениха:

– Я больше не могу! Давай перенесем все! На год… Пожениться можно, когда угодно. А если «Финторп» не получит свой заказ, мы…

– Нет, – твердо покачал головой Макс. – Ты будешь моей женой, и даже не думай, что я оставлю тебя в покое. Если хочешь, могу сейчас же позвонить в «Финторп» и отказаться...

– Ладно, я поняла, – вздохнула я, снова набрала папу и сказала то, о чем теперь так сокрушалась: – Организуйте все, как хотите. Мы с Максом заняты.

Настало время пожинать плоды. Чертов тамада, сын одного из папиных армейских приятелей. Зал, украшенный лилиями, от которых нос чешется. Саундтрек, пригодный для дома престарелых. И полный зал друзей, коллег и сослуживцев папы и Василия Петровича. Не праздник – мечта.