Семь горных воронов - Алхимова Ванда - Страница 17

Каэрвен отвел его на задний двор дворца, где стояли огромные гостевые конюшни. Там он выделил Третьему Ворону высокого вороного жеребца и, пыхтя, отсчитал ровно столько монет, сколько тот сказал. Тем временем пришел молодой стражник, лица которого Белый Ворон не помнил: видимо, в те времена, когда он еще жил в родном гнезде, этот парень был совсем ребенком, ему и сейчас было не более пятнадцати.

— Вот, это Трайни, — представил его лорд Каэрвен. — Он поедет с вами. Вы не глядите, что молод! Он отлично топором владеет, зоркий, храбрый, а в седле держится, как будто в нем и родился.

— Хорошо. — Белый Ворон посмотрел на Трайни и отметил про себя, что тот явно не радуется ни знакомству, ни поездке. — Ну, я готов.

— Храни вас Небеса.

Каэрвен церемонно раскланялся и помог лорду сесть в седло.

Трайни также забрался на кобылу такой же масти, что и жеребец, и они медленно двинулись со двора.

Белый Ворон не оборачивался на замок, хотя очень хотелось. В сущности, ему нечего было тут жалеть, кроме своих книг и комнат, но в сердце острой занозой засело воспоминание о принцессе Лорне. Белый Ворон чувствовал, как будто в нем что-то сломалось в тот момент, когда он смотрел на слезы девочки и слушал ее крики.

Он не питал иллюзий: это всего лишь неожиданный каприз романтично настроенной девочки, слишком рано начитавшейся баллад и романов, наслушавшейся от высокородных девушек про любовную науку. Но все же сердце ныло, и Белый Ворон погрузился в глубокую задумчивость.

Третий ехал по улицам, уронив голову на грудь, и неосознанно тер правое запястье. Там немного жгло, словно от укуса насекомого. Но если бы Белый Ворон оторвался от своих раздумий и посмотрел на внутреннюю сторону запястья, он бы увидел, как там проступает тонкими царапинами некий символ, похожий на птичий след на снегу. Ровно в том месте, где руки альбиноса мимолетно коснулись пальцы миледи Воронов, так, что он этого не заметил.

Во дворце шел пир. Ярко пылали факелы на стенах, ослепительно сияли светильники. Играла музыка, шумела разношерстная толпа, ломились от яств и напитков столы. Эннобар был весел и часто поднимал полный кубок, призывая всех отдать дань Богу Хмеля.

Младший Ворон стоял у выхода на балкон, наблюдая за танцующими в центре залы. Сам он танцевать не умел и не любил. Но уйти с пира не мог: миледи Воронов приказала всем сыновьям осваивать придворные порядки.

Вдруг Младший брат увидел на противоположном конце залы хрупкую фигурку, точно так же жмущуюся к балкону. Младший Ворон улыбнулся и стал торопливо пробираться по стенке туда. Эйнли, словно почувствовав его взгляд, обернулась. Ее щеки вспыхнули румянцем, а глаза заблестели.

— Вы разве не танцуете? — спросила она.

— Нет уж, это без меня, — ответил Младший. — У меня и так голова разболелась.

— Но это же так весело! — воскликнула Эйнли, завороженно наблюдая за танцорами. Мелькали пышные платья, сверкали драгоценности. — Я бы на вашем месте плясала до утра!

— Так отчего не спляшешь? — спросил Младший.

— Что вы, на королевском пиру танцуют только высокородные! — возмущенно заметила Эйнли. — Я рада уже и тому, что могу смотреть, как они ловко кланяются и изящно кружатся. А уж музыка какая — словно с неба льется!

Младший пожал плечами. Конечно, на бедную деревенскую девушку блистательный пир во дворце должен был произвести неотразимое впечатление. Он уже собрался предложить Эйнли принести ей лакомство со стола или кубок вина, как вдруг его окликнули:

— Лорд Младший Ворон, приветствую вас.

Младший обернулся и поспешно поклонился: к нему подходила высокая красивая девушка с густыми каштановыми кудрями, щедро рассыпавшимися по плечам. Гибкую фигуру облегало струящееся и многослойное верхнее платье из синего шелка, расшитого золотом и серебром. Поверх платья крепилась льняная накидка ярко-красного цвета, которая не скрывала рубинового ожерелья с подвесками из разноцветных камней.

— Доброго вечера вам, принцесса Рона.

Старшая дочь короля довольно улыбнулась и протянула руку для поцелуя. Ей уже исполнилось семнадцать, и она была очень хороша: румяные щеки, ярко-голубые, отцовские, глаза, его же упрямый подбородок и высокий лоб. Портил красоту принцессы только пустой взгляд, в котором мелькали тщеславие и надменность.

После вторичной женитьбы отца Рона, которая была первой дочерью и которую баловали все подряд, сначала замкнулась в себе. Думали, это от горя, но принцессу обуревали совсем другие чувства. Рона неистово злилась на отца, на мачеху и на всех придворных, которые, едва завершился траур, тут же забыли о почившей королеве и принялись уговаривать Эннобара жениться вновь, чтобы обзавестись наследником.

Рона старательно занималась с воспитательницами, преуспевая в науках и манерах, старательно играя роль достойной дочери короля и будущей королевы. Но изнутри ее грызли обида, боль и страх, иной раз такие сильные, что нежно улыбающейся на публике принцессе было тяжело дышать.

Рона прекрасно понимала, что, родись у отца наследник, ей уже не видать ни трона, ни наследства. Покойная королева, которую Эннобар взял по сговору в одном из четырех главных родов королевства, была образцом благородной миледи, хотя и не отличалась особой красотой. Но она была умна и умела обходиться с мужчинами.

Эннобара жена устраивала, и он даже не изменял ей в надежде получить сына. Но первой родилась Рона, чему Эннобар искренне обрадовался. А затем наступили не лучшие времена: у королевы оказалось слабое здоровье, по которому роды нанесли непоправимый удар. Через три года у нее случился выкидыш, и лекари осторожно намекнули королю, что надежды на наследника немного.

Эннобар воспринял новость стойко, и во дворце начали судачить, что у венценосных супругов теперь исключительно дружеские отношения. Королева знала об этих слухах, но ей достало характера улыбаться на пирах, сидя по левую руку от мужа и приветствуя высокородных миледи, каждая из которых смотрела на нее жадными глазами, в которых слишком откровенно читалось желание занять ее место в королевской постели. Результатом стало то, что еще через полтора года у королевы случился новый выкидыш, и уже на позднем сроке. От этого она уже не оправилась. Болезнь убивала ее постепенно: королева таяла, иссыхая и теряя молодость и красоту.

Эннобар старался держаться, но искусов было слишком много, хотя король приложил все усилия, чтобы поддерживать у супруги иллюзию счастливой семьи. Помогали отвлечь королеву от мыслей о болезни и ее занятия с Роной, которая, не понимая всей серьезности дела, росла капризной и гордой, рано понявшей свое особое место и пользующейся всеми привилегиями. Но когда Роне исполнилось десять лет, королева закрыла глаза навсегда.

Эннобар год носил траур. А потом как-то отправился на охоту к одному из своих вассалов, живших поблизости от Железного леса. У лорда Сосен было несколько дочерей, и одна из них, пышная красавица с чудесными волосами, была так кротка и так ласково смотрела на высокого гостя, что сам Безгрешный Фелид перед ней бы не устоял.

Наутро Эннобар заглянул в голубые глаза девицы Блейр, отдавшей ему свою невинность, оценил при свете дня ее роскошное тело и дивные волосы и понял, что, как честный высокородный, обязан на ней жениться.

Когда Рона узнала, что отец привез во дворец мачеху, с ней случился тихий припадок — девочка спряталась в одном из подвалов и истыкала булавками свою канарейку так, что птичка сдохла. Роне этого показалось мало, и она истыкала той же булавкой и свою левую ладонь. Последнее оказалось очень больно и некрасиво, и Рона поняла, что зло надо срывать на других. Причем лучше всего исподтишка.

— Что это вы стоите рядом с прислугой, — очаровательно улыбнулась принцесса Младшему Ворону, подавая ему руку.

— Смотрю, как танцуют, — ответил Младший, который не мог понять, что от него понадобилось принцессе.

— Не лучше ли самому присоединиться к веселью? — намекающе подняла бровь Рона, которая не торопилась забирать руку.