Князь Благовещенский (СИ) - Останин Виталий Сергеевич - Страница 20

— Уверен?

— Что значит — уверен? Ты сам видел, как он на тебя смотрел.

— Видел. Но не понял.

Я лихорадочно подыскивал слова, которыми можно было объяснить происходящее, но не углубляться при этом в теорию переноса сознаний между мирами. Разумеется, ни черта я не подобрал. Глеб, приняв мое молчание за нежелание говорить правду, отступил на шаг.

— Пошли в машину. Едем в тюрьму.

— Зачем?

— Затем, что я втемную играть не буду. Возвращаюсь в камеру.

Вот что с ним было делать? С одной стороны — да и черт бы с ним! На посредника он меня вывел, даже подкинул новую зацепку — китаец меня знал. Дальше можно действовать и без него, так что пусть себе возвращается в свою камеру, узник совести недоделанный. С другой же стороны — он опытный следак. Знает, как искать информацию, о чем я имею представление только из прочитанных детективных романов. Да и силой на китайца давить смысла нет никакого, если верить утверждению, что "триада умирает молча".

Значит, нужно заставить Самойлова остаться. При этом не сообщая ему всю правду обо мне — хватит дяди Вани. Пойти по промежуточному варианту, как с матерью? Давай попробуем!

— Ты ведь со мной тоже не до конца откровенен, Глеб. Потребовал от меня согласия на помощь в деле с Потрошителями, а сам ничего толком не рассказал. У всех есть вещи, о которых говорить не хочется. К тому же, мы с тобой едва знакомы. Ты же не ждал, что я тебе все вывалю?

— Логично. — неохотно признал тот. И тут же вскинулся. — Но в расследовании мелочей не бывает. Я должен знать все!

— Как и я, верно? Если хочешь полноценного сотрудничества, давай строить его на откровенности. Ты рассказываешь мне, что за хрень у тебя произошла с Потрошителями, я объясняю свою ситуацию. И после этого продолжаем работать, как договорились.

В этот момент завибрировал телефон у меня в кармане. Взглянув на экран я, не выдержав, выругался. Пресветлый князь Николай Олегович, собственной персоной! Сделав знак Самойлову, я ответил на вызов.

— Слушаю?

— А ты, Игорь Сергеевич, не перегибаешь палку? — ласково начал князь Благовещенский и Тындинский.

— Вы о Самойлове?

— О нем. Какого, прости, хрена, ты вытащил заключенного из камеры за неделю до суда и обвинительного приговора?

Гнева, впрочем, в голосе шефа я не слышал. Скорее всего, он не особенно возражает против моего самоуправства, но получив доклад Фочина, посчитал нужным дать мне начальственного нагоняя.

— Есть хорошая зацепка с послом, Николай Олегович. Прямо сейчас отрабатываем. Самойлов со мной, никуда не денется.

— Хотел бы удрать — не пришел бы сдаваться. — справедливо заметил князь. — Что за зацепка?

— По телефону?

— Хм... Ну да. Ладно. Держи старика в курсе.

Звонок князя значил только одно — он одобрил мои действия. Что вернуло мне чуточку самообладания и даже кроху надежды на удачное завершение дикой этой истории.

Убрав смартфон в карман, я пояснил Глебу:

— Князь. Беспокоится.

— Я уже понял. — и без перехода вернул меня к прерванному разговору. — Согласен. Говорим друг другу все честно. Потом работаем.

Вот так! Я ему, выходит, нужен был не меньше, чем он мне. Это хорошо!

— Начинай тогда. — вот так и возвращается утраченное лидерство, мальчик Глеб! Учись!

— Пошли в машину. — буркнул тот.

Он долго устраивался на сиденье, всячески оттягивая начало рассказа. И начал его только когда я нетерпеливо кашлянул.

— Перед тем как убить Потрошителей, я их допросил. Девчонка ничего не видела, ее и ребенка я усыпил. Допрашивал жестко, уже тогда понимал, что в управе мне этого сделать не дадут. Догадывался, что за рядовыми похитителями стоит крупная фигура из местных бояр. В принципе, так и оказалось. Арцебашев.

Тут Самойлов сделал паузу, как бы предлагая оценить размах бедствия, открывающегося с оглашением этой фамилии. К сожалению, сделать этого я не мог, поскольку фамилия была мне совершенно не знакома. Но я сделал большие глаза, и повторил:

— Арцебашев?

— Угу. — кивнул Глеб. — Воевода наш.

Боясь ошибиться, я плюнул на осторожность и уточнил:

— Ты сейчас про Михайло Генриховича говоришь? Здоровенного такого дядьку?

— Да. Про кого же еще?

— Просто уточнил! — вскинул я руки. — Слушай, но ему это зачем? Он же приближенный князя!

— Ты знаешь сколько стоит младенец с мирским даром на черном рынке?

— Нет. Не интересовался как-то.

— От ста тысяч рублей мальчик и двухсот — девочка.

В покупательской способности здешнего рубля я еще не до конца разобрался, но уже понимал, что суммы названные следователем огромны. К примеру, за его обед в "Даурии" я отдал два с половиной рубля.

— Да ладно! Что в них такого ценного? Это же не носители боевой магии!

— Игорь, ты чего? Из младенца с мирским даром можно воспитать идеального убийцу! Если переломать ему сознание и научить даром не лечить, а убивать. Направь такого на цель и у жертвы почти шансов не будет. Только целитель и сможет спасти, да и то без гарантии. Да, при таком воспитании выживает хорошо если один из десяти детей, это же против природы идти, да и живут убийцы недолго, но все равно — это почти идеальное оружие.

Я даже присвистнул вслух. Ну ничего себе! Это же практически контрабанда ядерного оружия, если с моим миром сравнивать! В Благовещенске! И крышует ее добряк Михайло Генрихович. Мне стали куда понятнее причины, отчего Глеб принял обет молчания.

— Когда я всю правду узнал, понял, что Арцебашев на что угодно пойдет, чтобы дело замять. А мне, если и поверят, то не сразу — все-таки фигура значимая и влиятельная. Даже на боярском круге я его обвинить не смогу — формально я изгнан из рода. А значит, у него время будет хвосты подчистить и дел натворить. Мог ведь и Аню...

— Жену?

— Ага.

Я посмотрел на парня совсем другими глазами. С уважением, если честно. Он не стал бросаться грудью на баррикады, подставляя всех вокруг себя под огонь, а предпочел принести себя в жертву. И дело закрыл — Потрошители после той расправы затихли и никак себя не проявляли, и никому больше пострадать не позволил. И воевода уверен, что следак, под него копающий, сорвался, как институтка. По мне, такое поведение больше на героизм походит, чем бросок в штыковую на пулеметы. Сдохнуть глупо — большого ума не надо.

А Самойлов сидел и ждал, когда случай позволит ему добить ячейку вместе с головой. И дождался. Меня. Блин, парень-то на меня рассчитывал! И, будь на моем месте настоящий обер-секретарь, делал бы это не напрасно. У моего двойника хватило бы силы и влияния прижать Михайло Генриховича. А вот у меня...

Хотя, чего раньше времени загадывать? Влияние заместителя князя от меня никуда не делось, это ж не магическая сила. А в деле с Потрошителями дар и не нужен. Там только донести князю, а уж он с Арцебашевым сам разберется. Конечно, нужны веские доказательства. И, по-хорошему, полная победа в деле с убийством посла. Для усиления, так сказать, позиций при дворе.

— У тебя доказательства есть? Что-то, кроме слов похитителей?

— Нет. Но я знаю, как их добыть. Секретный счет воеводы в банке Саха — один из Потрошителей рассказал. На него он получал проценты с каждой продажи ребенка. Оформлен он не на него лично, но если покопать, его уши точно выглянут. А еще можно сопоставить даты платежей с каждым случаем похищения... У меня есть записи, я по всему княжеству случаи поднял за три года. И, на всякий случай, еще по Хабаровску и ханству якутскому...

Ну, в принципе. Если доступ к этому счету найти, доказать его связь с Арцебашевым, может сработать.

— Слушай, а что применил для убийства? — уж очень мне хотелось узнать значение оговорки жандармов "покрошил в фарш". И пояснил на всякий случай. — Я рапорта о твоем деле не читал.

— Лезвия. — пожал плечами Глеб. — У нас не очень сильный род. Четыре воздушных клинка с каждой руки, да еще пара мелких заклятий — вот и весь мой арсенал.