Нижние Земли (СИ) - Храбрых Римма - Страница 29

– Я знаю, – коротко оборвала его Ружа и решительным шагом прошла через кабинет к комиссару, держа перед собой лист бумаги. – Теперь это касается и меня.

Тео вырвал у нее из рук лист бумаги и принялся читать. Кристо подошел ближе и заглянул ему через плечо. Ружа стояла, покачиваясь на мысках и перебирая кольца на пальцах. Почти все украшения вернулись к ней, и, несмотря на неласковый прием, цыганка чувствовала себя уверенно. Она только что разговаривала с Инспектором Третьего децерната и была предупреждена о том, что ее назначение может встретить сопротивление.

Тео поднял лист повыше и медленно, голосом ведущего вечерних новостей, зачитал:

– Мефрау Дуртдж Пыслару назначается комиссаром Третьего децерната взамен... Знаете что? – Тео повернулся к Руже, та подняла голову, выражая интерес. – Кристофер де Вард был и остается нашим комиссаром. До свидания.

Кристо усмехнулся.

Тео медленно и демонстративно порвал назначение Ружи на две части.

Тройки задержали дыхание. На их глазах Теодор Орд вел себя так, как не вел никогда и ни с кем. На их глазах, можно сказать, творилась история. И эта история им не нравилась.

– Ничего, – Ружа улыбнулась, и было сложно не заметить, насколько непросто это ей далось. – Это была копия.

И она похлопала себя по юбке, там, где должен был располагаться карман.

– Мое назначение вступает в силу послезавтра. До встречи.

Развернувшись на каблуках, она ушла, оставив после себя шлейф цветочного запаха, шелест юбки и отчетливый звук шагов.

– Свободны, – коротко сказал Тео.

Тройки потянулись на выход, недоумевающие и не понимающие, что же только что произошло. Им оставалось обсудить еще довольно много вопросов, но комиссар решил закончить планерку раньше, чем все ожидали.

– Ерунда, – сказал Кристо, кладя ладонь на плечо Тео. – Мы это переживем.

Матч был разгромным. Наверное, самым ужасным в истории Третьего децерната. Двойки выглядели уставшими и нервными, но это не помешало им собраться. Тройкам же постоянно чего-то не хватало: то нападающие мистическим образом оказывались в противоположной от атаки стороне, то вратарь не мог взять мяч там, где, казалось бы, он сам шел в руки. Но больше всего им не хватало хорошего тренера – обычно эту роль на себя брал Кристо, а сейчас – Тео. Из Тео, вновь ставшего довольным жизнью и улыбчивым, тренер был так себе. Да, вдохновляющий, но абсолютно не техничный.

И без него было бы, наверное, как-то проще.

После первого тайма совершенно выжатый Марк, положив голову на колени Бернару, лежал с закрытыми глазами и совершенно обреченным видом. Бернар выглядел не лучше: на его счету было три пропущенных мяча против одного забитого. Агнешка спешно переплетала косу, путая ее еще больше. Тео пытался хоть как-то замотивировать непривычно апатичного Ларса на более или менее удачную атаку, так как с Марком разговаривать было бессмысленно. В том, что касалось футбола, он никого не слушал.

Младшие маги из отдела криминалистики сидели кто на лавках, кто на полу. Один лежал, заливая в себя воду.

– Сглазили вас, что ли, – пробормотал Тео.

Перерыв закончился.

Двойки вместе со ставшей уже комиссаром троек Ружей вынесли их со счетом 5-2. Ружа отыграла этот матч в качестве полузащитника двоек, чем вызвала явную неприязнь со стороны Тео. Если не сказать больше – усугубила ситуацию.

Все бы ничего, но на середине второго тайма упал и больше не встал Ларс. То есть он пытался, конечно, махал руками и орал, что еще может играть и надрать задницу вон тому наглому защитнику, но медики были решительно против. Унести Ларс себя не дал и сам мрачно поковылял на трибуны.

И без того не самый удачный для троек матч после этого окончательно пошел по одному месту. Так что результат никого не удивил.

Тео воспринял это довольно легко. Он улыбался, общался с коллегами-двойками, не участвовавшими в матче, и даже не встретил свою команду в раздевалке. Нагнал только потом, на стоянке: символически потрепал по волосам очень странно на него посмотревшую Агнешку, похлопал по плечу Марка – но тот сбросил его руку и ушел вперед. Тео не расстроился.

Оборотни забились в одну машину, усадили на переднее сидение возмущенного и местами перебинтованного Ларса и уехали. Их грязная форма, из белой ставшая черно-зеленой, осталась валяться в раздевалке, как будто они планировали больше никогда не играть в футбол.

– В жизни я так хреново никому не проигрывал, – мрачно заметил Марк, пока джип выезжал с парковки.

Перед носом у их джипа пронесся одинокий велосипедист, заставив Бернара нажать на тормоз.

Ларс покачнулся и заныл, держась за поврежденную ногу.

– А нехер было соваться туда, куда тебя не просят, – резко сказал Бернар, напряженно глядя, кажется, во все зеркала разом.

Ларс ощерился.

– Может, мне вообще не надо было выходить на поле? – лающим голосом спросил он.

– Учитывая, что ты глупейшим образом подставился под Кристенсена?

Бернар фыркнул, очень странно, почти чужеродно, как будто это говорил не привычный всем Бернар Петерс, фламандец тридцати шести лет от роду, единственный в отряде оборотней, да и, наверное, во всем Третьем децернате, кто мог бы сойти за олицетворение спокойствия.

Бернара ничто и никогда не могло вывести из себя. Даже Ларс, который умение довести до белого каления совершенно любого существа искренне считал своим главным достоинством и не упускал случая отшлифовать на каждом, кто только попадался ему под руку. Особенно – Ларс, с которым Бернар спина к спине прошел не одну операцию на Ближнем Востоке, с которым одновременно переживал становление оборотнем, с которым вместе пришел в тренировочный лагерь оборотней – их историю знали все. Тем более – Марк и Агнешка, побывавшие в том же лагере.

И тот, и другая прекрасно помнили, что эта пара с первого их появления на территории лагеря выглядела очень... монолитно.

«Неразлучники», – охарактеризовал их второй инструктор Матс.

Марк не сразу согласился с ним, но в конце концов пришел к тому же выводу.

Тем неожиданнее было сейчас наблюдать за их, кажется, первой на памяти всех размолвкой.

– Эй-эй, сержанты, спокойно, – сказал Марк, прекрасно понимая, насколько беспомощно это прозвучало.

Совсем не так, как должно было звучать в исполнении настоящего вожака. Может быть, стоило рявкнуть: «Успокоились, оба!». Вот только Марк с самого начала старался поддерживать в отряде такие отношения, чтобы рявкать не было нужды.

И вроде бы сейчас его политика оправдала себя в полной мере.

Во всяком случае, оба – и Бернар, и Ларс – замолчали. Бернар крутил руль. Краем глаза Марк видел, как белеют костяшки его пальцев, когда он переключает передачи. Очень плавно, подчеркнуто плавно, не дергая.

До штаб-квартиры децерната они доехали без приключений.

Агнешка выскочила первой, обежала джип и открыла дверцу перед Ларсом. Тот вылез все так же молча, без обычного сопротивления принял безмолвное предложение помощи и удалился в сторону их логова, опираясь на Агнешку.

– Ты как? – провожая их взглядами, спросил Марк.

Бернар шумно вздохнул и, ничего не ответив, вышел из джипа.

Марк мрачно подумал, что все-таки ошибся насчет успешности своей политики. Помыкавшись по парковке, он остановился у урны для окурков недалеко от входа. Курить не особо хотелось – после матча его обычно не тянуло на никотин, – но идти за остальными в логово не хотелось еще больше, так что он просто стоял, мял в руках незажженную сигарету и становился все мрачнее.

Подъехала вторая машина – во дворе сразу стало людно и шумно. Из стены рядом с Марком материализовался Джейк Галенкаф и сварливо спросил:

– Чего не закуришь?

Старший криминалист Третьего децерната, принявший смерть, так сказать, на боевом посту, но не оставивший службу, был весьма недоволен своим посмертным существованием. Его раздражало практически все: нематериальность, невозможность сменить одежду или побриться (призрак был вынужден оставаться в том виде, в котором испустил дух, а на тот момент у Джейка было слишком много работы, чтобы следить за собой должным образом). А больше всего – то, что Джейк больше не мог курить. Он и запаха чужих сигарет-то не чувствовал, но все равно периодически появлялся в курилке и купался в клубах дыма, почти растворяясь в них и становясь еще более зыбким, чем обычно.