Подземелье призраков Аккермана - Лобусова Ирина - Страница 51

— Как в Вознесенск? — поразилась Таня.

— Он решил поезд остановить, чтобы добраться до Одессы, — ответил невесть откуда появившийся старик, — я в лесу слышал, как он говорил.

— Что здесь было? — спросил Андрей.

— Бой был, — старик пожал плечами. — Что не ясно? Из местных жителей мало кто выжил. Мне повезло. Они предали вашего Японца.

— Кто они? — не поняла Таня.

— Его красные, — пояснил старик, — бросили они его сюда. Подмогу обещали прислать, но никто не пришел. Их как курей здесь перебили. Осталось очень мало людей. Те, кто выжил, ушли к железнодорожному перевалу, останавливать поезд. Я сам слышал, что он хотел добраться до Одессы. Сказал, что только Одесса может его спасти.

— Как попасть на перевал этот? — Таня нервно дергала руками. — Как?

— Если пойдете вдоль леска, да все прямо, не сворачивая, вон в ту сторону, так доберетесь, — неторопливо сказал старик.

— А вы как же выжили? — искренне удивился Андрей.

— В погребе прятался, — старик пожал плечами, — мне не привыкать. А вышел, как закончилось все.

— Бой был долгим?

— Да где там! — вздохнул старик. — Они с ходу их всех положили, как из подлеска налетели. Стреляли в упор. Так и закончилось...

Поблагодарив старика, Таня и Андрей быстро пошли к лесопосадке, надеясь, что к станции доберутся еще в темноте.

Но на станцию они вышли, когда рассвет уже вступил в свои права, и серая дымчатая мгла окутала размытыми очертаниями все окрестности. К их разочарованию, никаких поездов видно не было, а на переезде они застали человека в железнодорожной фуражке, который пытался отремонтировать электрические сигнальные огни.

— Мы ищем людей в форме... — начала было Таня, но Андрей быстро перехватил инициативу: — Японца мы ищем, слыхал? И его людей.

Железнодорожник, совсем молодой парень, опустил плоскогубцы, которыми перебирал непослушные провода.

— Уходите отсюда, — буркнул он, — я вас не видел. Уйти вам лучше. А то беды не оберетесь.

— Слушай, пацан, мы тебя не спрашиваем, что нам делать, — вскипел Андрейка, — мы спрашиваем о Японце! Ты его видел? Он подходил к поездам?

— Подходил, — железнодорожник пожал плечами, — поезд остановить пытался. Ну остановил.

— Так он уехал до Одессы? — обрадовалась Таня. — Неужели добрался? Вот здорово!

— Никуда он не добрался, — снова пожал плечами парень, как гуттаперчевый, — не добрался и уже не доберется. Нету больше вашего Японца. Нет...

— Как это? — охнула Таня, а Андрей подступил к нему вплотную и спросил грозно: — Что это значит?

— Так по дороге застрелили его, — равнодушно ответил железнодорожник. — А тело, слышал я, потом отвезли в Вознесенск. Вам туда надо. Здесь вам нечего делать. Уходите, некличьте беду.

— Кто, кто его застрелил? — Голос Тани дрогнул.

— Так свои же, красные, — как будто проснувшись, зло ответил парень. — Я, в общем, подробностей не знаю. Слышал то, что люди рассказывали. А своими глазами не видел. Через час, кстати, поезд отправляется в Вознесенск. Его туда увезли. Ехайте лучше, и не делайте мне неприятностей. У нас и так тут жизнь не сахар...

Поезд был полупустой — страшно было ездить по территории, обстреливаемой со всех сторон. Они стояли возле окна в общем вагоне, хотя можно было и сесть, но Тане казалось, что если она присядет хоть на секунду, то распадется и уже не соберет себя... Она обернулась к Андрею.

— Это неправда, — глаза ее были красными от невыплаканных слез, — они не могли его убить. Они убили кого-то другого!

— Таня... — Андрейка сжал ее руку, голос его дрогнул, — пожалуйста...

Поезд стал двигаться быстрее — до Вознесенска остановок в пути не было. Таня закрыла глаза. Плечи ее задрожали, она наконец смогла заплакать. И сквозь слезы увидела залитую ослепительным солнечным светом родную Одессу. И Японца. В петлице его модного костюма был красный цветок. Улыбаясь, он сидел за столиком «Фанкони», накрытом кружевной скатертью, в ожидании своих любимых пирожных. А веселая жизнерадостная толпа, бурлящая, как морской прибой, текла перед ним...

Как когда-то Гека, уходя в вечность, Японец радостно махал ей рукой... На губах его блуждала ироническая полуулыбка, которая, постепенно таяла, накрываемая жестким стуком колес...

Первым, кого увидела Таня на вокзале Вознесенска, был Мейер Зайдер — Майорчик. Он был страшно бледным, осунувшимся, в гражданском, с черным крепом на рукаве пиджака. Он не узнал Таню, когда, выпрыгнув из вагона, та подошла к нему. Лишь полными ненависти черными глазами окинул ее форму красноармейца и отошел в сторону.

— Майорчик! — зычно крикнула Таня, стаскивая с головы армейскую фуражку и встряхивая короткими волосами. — Майорчик! Своих не узнаешь?

— Вэйз мир! — Зайдер как-то театрально воздел руки горé и бросился к Тане. Когда он сжал ее в дружеском объятии, она заплакала, это произошло непроизвольно — слезы горячим потоком хлынули из ее глаз. Как и большинство мужчин, Майорчик не выносил женских слез. Это застало его врасплох. Он гладил Таню по волосам, говорил какие-то незнакомые слова на идиш, тут же переходил на русский...

Таня плакала не только о Мишке. Она плакала о целой эпохе знаменитой одесской жизни, которая уходила навсегда в прошлое, оставляя жестокий, горький осадок в душе.

— Кого ты встречал здесь? — наконец спросила Таня, утерев слезы рукавом гимнастерки.

— Певчих из одесской синагоги, — ответил Ма­йорчик, — похороны ж завтра. А разве ты не на них приехала?

— Значит, правда... — Голос Тани снова задрожал.

— Его нельзя похоронить в Одессе, — сказал тихо Зайдер, — они не дадут.

На перроне, под присмотром его людей, толпились певчие. По знаку Майорчика их усадили в экипаж и куда-то увезли. Таня, Зайдер и Андрей отправились в гостиницу возле вокзала. Там она закрылась в номере с Майорчиком, оставив Андрея в соседнем. Тщательно закрыв окно и даже занавесив его шторами, она обернулась к Зайдеру:

— Разговор предстоит долгий, — нахмурилась Таня, — ты знаешь, о чем.

— Знаю, — лицо Майорчика исказилось, — прости меня, Таня. Мы очень виноваты перед тобой.

— Мы? — удивилась она, не готовая к такому повороту.

— Я. И Японец. То, как поступили мы с тобой, мучило его до самой смерти. Даже больше за глупую поездку на фронт. Он же ж никогда не предавал друзей, а тебя предал. Если сможешь, хотя бы после смерти прости его...

— Я не понимаю, — голос Тани дрожал, она стала догадываться, о чем пойдет речь.

— Да письмо же ж было фальшивым! — воскликнул Майорчик. — Твой Владимир... Я не знаю, где он. Кто захватил его, я не знаю. Но главное — он живой.

Охнув, Таня без сил рухнула на диван. Потрясение было таким сильным, что она не могла даже плакать, лишь неотрывно смотрела на Майорчика да беззвучно шевелила губами.

— Когда убили Антона Краснопёрова, твой Володя был в редакции, — начал Майорчик, — но он оттудова ушел. Я видел, как он выскочил из редакции, ну совсем был страшный, сжимал в руке египетский нож, которым убили Краснопёрова. Я послал одного из своих людей проследить за ним, куда он поедет. Он поехал...

— В анатомический театр, — продолжила Таня.

— Откуда знаешь? — перепугался Майорчик.

— Там тоже убили одного человека, — вздохнула Таня. — Друга Володи. Убили так же, как Антона Краснопёрова. Похоже, и убили потому, что Володя поехал к нему.

— От оттудова его и забрали, — сказал Зайдер. — Мой человек видел четверых мужчин, которые выводили твоего Сосновского, и руки у него были крепко связаны. Рот ему заткнули кляпом. А потом погрузили в автомобиль и куда-то увезли.

— Что за автомобиль, чей, какие номера? — быстро спросила Таня.

— Та хто там знает, без номеров был. Мужчины были в штатском, не в военной форме. И между собой они не разговаривали. А шо-то мне думается, шо это были не бандиты и не чекисты... Скорей всего, иностранная разведка, — выпалил Зайдер.