Южная роза (СИ) - Зелинская Ляна - Страница 31

              -Помилуйте, с чего вы вообще это взяли? – левая бровь Форстера взметнулась вверх.

              -С того, что он следовал именно вашим советам, когда вкладывал деньги в облигации! Он поверил вам, и что? – воскликнула Габриэль, отбросив плед и уже не заботясь о том, как выглядят её перчатки. - Южная рокада не будет построена! Застройщик обанкротился и мы теперь должны всем! И это по вашей милости! А вы теперь сидите тут, весь такой напомаженный, как крем-брюле, и ехидно интересуетесь тем, как дела у синьора Миранди? А вы сами-то как думаете?

              Она всплеснула руками, отвернулась и принялась яростно развязывать и завязывать ленты шляпки.

              -Так значит, ваш отец не продал облигации в начале зимы? – спросил Форстер задумчиво и тоже посмотрел в окно. – Почему?

              -Откуда мне знать! Это вы давали ему советы, не я!

              -Послушайте, Габриэль…

              Форстер вдруг наклонился вперед, сложив ладони вместе, и заговорил совершенно серьёзно, без всякой издёвки:

              - Ваш отец обратился ко мне за советом. Ему не хватало денег платить по закладной за дом. И я предложил ему попросить отсрочку в банке и вложить деньги на два месяца в это предприятие. А потом продать облигации. Этого должно было хватить на покрытие процентов по закладной. Но это была чистой воды финансовая спекуляция! Об этом знали даже младенцы. И я предупреждал его о том, что предприятие ненадёжно, и что всё рухнет ближе к середине зимы.

              -Мой отец не биржевой спекулянт! И вам стоило бы думать, прежде чем давать ему подобные советы! – Габриэль отодвинулась в угол, потому что Форстер оказался как-то уж слишком близко и его синие глаза смотрели чересчур пристально.

              -Вы просто хотите, чтобы я был виноват во всех ваших несчастьях? – он прищурился и снова откинулся на спинку сиденья. - Я, кстати, и вас предупреждал об этом осенью. И говорил, что в деловых вопросах ваш отец - полный профан. А вы сказали, что мне нечего копаться в делах вашей семьи и в моих советах вы не нуждаетесь. И теперь вы злитесь на меня за то, что я оказался прав?

              -Я злюсь на вас не за это! То есть, и за это тоже! Вернее, нет! Я вообще на вас не злюсь! Вы мне безразличны! – выпалила она, понимая, что говорит ерунду, но сдержаться была не в силах.

              Форстер расхохотался.

              -Вы знаете, синьорина Миранди, я только сейчас понял, что скучал по нашим разговорам. Но вы, конечно же, сейчас скажете, что даже не вспоминали обо мне.

              Габриэль метнула на него злой взгляд и подумала, что никогда не встречала человека, который бы раздражал её сильнее, чем этот гроу… и да, она ведь так и хотела сказать, что ни разу его не вспомнила… добрым словом.

              Раздалось зычное: «Тпппрруу!» и коляска остановилась. Габриэль увидела коричневую дверь их дома с бронзовым кольцом в носу львиной морды, и с облегчением вздохнула.

              ...Наконец-то она избавится от его пристального внимания!

              Форстер вышел из коляски, и подхватив корзинку, как ни в чём не бывало протянул Габриэль руку.

              -Позвольте вам помочь.

              Но она проигнорировала его галантность.

              -Я вас провожу, - произнес он, направляясь к двери.

              -Не стоит беспокоиться, дальше я сама.

              -Не хочу, чтобы вас придавило этой корзиной. Чего такого тяжелого вы понакупили? – он бесцеремонно вытащил салфетку и окинул содержимое корзины оценивающим взглядом.

              Кусок не очень хорошей говядины, слишком старой, чтобы годиться на что-то кроме бульона, пять кривых морковок, три луковицы, капуста…

              -Идёмте, - Форстер решительно отворил дверь, пропуская Габриэль вперед.

              Спорить было глупо, да и из аптекарской лавки на них уже уставились три пары любопытных глаз – студенты жадно разглядывали модный экипаж и элегантного мужчину рядом с профессорской дочкой. И их довольные ухмылки словно восклицали – а она не такая уж и скромница! Вот, теперь она опять станет объектом досужих сплетен как минимум на пару дней.

              Габриэль скользнула в коридор и стала спешно подниматься по лестнице. Ей не хотелось приглашать навязчивого гостя внутрь, но отделаться от него у двери не получилось, а отказывать в грубой форме было бы слишком невежливо. К тому же Кармэла, с её донельзя чутким слухом, уже караулила на входе. Увидев Форстера, она тут же сделала каменное лицо, и отступила в сторону, а он, словно истинный южанин, приподнял шляпу, и чуть склонив голову, церемонно поприветствовал служанку.

              -Синьорина Миранди, вашему отцу что-то нездоровится сегодня, - произнесла Кармэла шёпотом, забирая у Форстера корзинку, - он вернулся с занятий только что, синьор Тересси его привёз, сказал, плохо ему стало…

 -Что случилось? – Габриэль швырнула на комод шляпку и бросилась в комнату отца.

              Сердце рухнуло куда-то вниз, и похолодели пальцы. Синьор Миранди лежал на кровати, бледнее, чем обычно. Она присела рядом, взяла его за руку и произнесла тихо:

              -Папа, что с тобой?

              -Не переживай, милая, - произнёс он, но Габриэль заметила, что отец держится другой рукой за грудь, - что-то побаливает немного… Может, простуда, сквозняки...

              -Папа…

              -Синьор Миранди? – раздалось рядом.

              -Мессир Форстер? – отец увидел гостя и улыбнулся. – Какими судьбами? Простите, что принимаю вас вот так…

              А Габриэль подумала, что это было довольно неучтиво – войти в спальню без приглашения. Но учтивость, как известно, не входила в число добродетелей этого гроу.

              Он взял стул, пододвинул к кровати и, присев рядом как заправский лекарь, ответил, ничуть не смутившись:

              -Мы случайно встретились на улице, и синьорина Габриэль пригласила меня на чашку чаю. Так мило с её стороны.

              -Мессир Форстер… помог мне с… корзинкой, - Габриэль хотела возмутиться такой откровенной лжи, но потом передумала: у неё будет ещё время высказать всё непрошеному гостю, - папа, я сейчас схожу за лекарем.

              -Не стоит беспокоиться, - ответил синьор Миранди с усталой улыбкой, накрывая её ладонь, - мне уже лучше. Да и дороги нынче лекари.

              -Болит за грудиной? – спросил Форстер, внимательно глядя на синьора Миранди. – Одышка?

              -Да… ерунда это. Просто надо отлежаться, - отмахнулся больной.

              -И как давно?

              -Ты слишком много работаешь! - горько выдохнула Габриэль, и заметила, что тёмные круги под глазами отца сегодня как будто стали больше.

              -Это может быть сердечный приступ, Витторио, не стоит с этим шутить. У меня здесь есть знакомый доктор, и даже не возражайте, - произнес Форстер, вставая, - я пошлю возницу с запиской. Это недалеко, а я подожду здесь.

              Пока доктор осматривал синьора Миранди, Габриэль вынуждена была угощать мессира Форстера чаем в их крошечной гостиной.

              Ей казалось - руки у неё из дерева, потому что всё норовило выскользнуть. Столик, на котором она расставляла вазочки и чашки, был маленьким и неудобным, а ноги Форстера, которые он вытянул к камину, занимали полкомнаты. Камин пришлось затопить, хоть они с Кармэлой и экономили дрова, рассчитывая на тёплую весну. Но весна не задалась, а сейчас на фоне их элегантно одетого гостя, комната вдруг показалась Габриэль не просто ободранной, а до ужаса убогой, промозглой и сырой. Обои с рыжими потёками вверху, и давно не знавший рук циклевщика паркет, дополняли два старых кресла, и продавленный диван, вытертые подлокотники которого прятали под собой две пушистых шали. И только разгоревшийся в камине огонь оживлял эту мрачную картину бедности.

              А Габриэль было стыдно, непонятно почему - ведь в этом всём не было её вины. Но от того, как этот наглый гроу внимательно разглядывал обстановку, руки у неё делались сами не свои, и она едва не перевернула чашку с чаем ему на колени. Почему-то от его присутствия комната стала совсем тесной, и кажется, впервые красноречие совсем покинуло хозяйку гостиной, потому что она смотрела на огонь и не знала о чём говорить.