Сколько стоит корона (СИ) - Коновалова Екатерина Сергеевна - Страница 69

Он схватил колокольчик со стола Эйриха и затряс им, поднимая оглушительный звон. Эльза опустила руки, Эйрих глубоко выдохнул. Она пошатнулась и начала оседать на пол, но в этот момент на пороге возник один из теней и подхватил ее.

Дойл подошел, сорвал с себя пояс и крепко связал руки ведьме. За темной маской глаза тени изумленно расширились, а Дойл приказал:

 -- Кляп, железные перчатки, кандалы, в ведьмину камеру. Живо!

Эльза была в сознании, открыла было рот, чтобы что-то сказать, но сильная рука тени тут же пихнула ей между зубов сероватую грязную тряпку. Ее уволокли четверо, хотя она не сопротивлялась.

Эйрих сел на постели. Он выглядел потерянным и изумленным.

 -- В чем дело?

Дойл содрогнулся от необходимости отвечать на этот вопрос, просто указал на тело Кэнта, а потом повернулся к теням и спросил:

 -- Почему возле королевских покоев никого не было? Кто причастен?

 -- Милорд! -- воскликнул один. -- Нам было приказано держаться подальше от покоев короля. Вашим именем.

Дойлу не нужно было спрашивать, кто отдал приказ. Только один человек во всей Стении имел на это право и только его одного, помимо Дойла, слушались тени.

Это был удар.

Он не свалил Дойла с ног, но согнул его спину, выбил дыхание, лишил опоры. Эйрих хотел что-то спросить -- Дойл жестом запретил, зная, что сейчас имеет на это право. Обвел взглядом теней. Они были послушны ему, он знал, но отдавать приказ им было страшно. Дойл пересилил себя.

 -- Взять отца Рикона. В красную камеру. В кандалы.

Где-то в глубине души он надеялся, что тени помогут ему бежать -- или быстро умереть. Отдав этот приказ, он тяжело оперся о стену, Эйрих подхватил его под руку и помог сесть. Унесли тело Кэнта -- быстро, стыдливо.

И когда спальня опустела, Дойл глухо, жалко разрыдался. Солено-горькие слезы текли из глаз, заливали в нос и в рот, ими тошнило, они были отвратительнее крови на вкус, но их нельзя было унять, они лили потоком, а из груди рвались хрипы и крики.

Сильные руки брата обхватили его за шею, Дойл почувствовал, что утыкается лбом в плечо Эйриха. Рыдать так было омерзительно и жалко, но он не мог сдержаться, кашлял, плевался -- и продолжал плакать.

 -- Торден, -- прошептал Эйрих, прижимая его голову к себе. Дойл вырвался из объятий и выкрикнул:

 -- За что? Проклятье, Эйрих, за что? -- он ударил по столу, сметая все, что стояло на нем. -- Неужели это было слишком много?

Слезы больше не лились, но в глазах стояла кровавая пелена. Никогда он не ощущал еще такой ненависти -- ко всему живому, что есть в этом мире, ко всему, что сотворило этот мир. Брат, друг, добрый соратник и жена -- это все, что желал получить от Всевышнего милорд Торден Дойл, и даже этого показалось творцу слишком много для ненавистного принца. Ты хочешь друга -- получи, но знай, что он предаст тебя и попытается уничтожить все, что тебе дорого. Хочешь соратника -- бери, но знай, что он точит нож у тебя за спиной. Хочешь жену -- будет тебе жена, ведьма, на руках которой тысячи смертей.

Но у него остался брат.

Дойл поднял глаза на Эйриха -- тот был бледен, но спокоен. У него остался брат. Но как тяжело было любить его сейчас. Как сильно хотелось обвинить в том, кто он есть, проклясть его корону и сан.

 -- Торден, -- повторил Эйрих, но Дойл поднял руку, прося помолчать. Не было слов, которые смогли бы пролиться дождевой водой на тот пожар, который взметнулся в его душе. Он догорит сам, а когда догорит, вместо души останется головешка.

 -- Что сделала Эльза? -- спросил Эйрих после нескольких минут звенящей тишины.

 -- Она ведьма, -- ответил Дойл и не узнал своего голоса, -- та самая. Все это время была... совсем рядом. Я знал с первого взгляда, с первого мгновения, как только увидел ее, но позволил себя обмануть.

 -- О, Всевышний, -- прошептал Эйрих и склонил голову. Его губы беззвучно задвигались, как в молитве.

Дойл несколько раз схватил ртом воздух -- но ничего не сказал. Открылась дверь, и тень сообщил, что ведьма надежно скованна, а Рикон схвачен. Оба ожидают в подземельях.

 -- Я пойду с тобой, -- сказал Эйрих.

 -- Вызови начальника гарнизона, убедись в безопасности королевы. Я умею делать свое дело, -- на этот раз голос был почти своим, почти обычным. Только боль не уменьшилась ни на каплю.

 -- С кого начнете, милорд?

Дойл хотел пойти к Эльзе... к ведьме. Хотел взглянуть в ее глаза, найти в них ответы на сотни вопросов или ударом кинжала оборвать ее жизнь, чтобы не узнать ни одного.

Но Рикон был опасней -- он знал подземелья слишком хорошо. Оставить его надолго -- значит, дать ему сбежать. А если он не сделал этого сейчас -- нельзя было позволить ему сделать это потом.

 -- К Рикону. Принесите жаровню и оставьте нас.

Рик стоял на коленях, с руками, скованными за спиной. Балахон с него стянули, и было отчетливо видно его узкое лицо и худое тело.

Втащили жаровню, но от нее не было прока. Дойл подозревал, что уже ничто не сможет его согреть. Сердце сковало могильным холодом, и сам он при этом сердце был живым трупом. Он сел на табурет. Решетка закрылась, тени замерли снаружи.

Дойл проговорил:

 -- Как ты посмел?

Рикон наклонил голову, попытался вывернуть шею так, чтобы заглянуть Дойлу в глаза, и тихо ответил:

 -- Разве я мог поступить иначе, мой дорогой принц?

От этого обращения и от этого тона Дойл подскочил на ноги и наотмашь ударил святого отца по лицу, заставляя его голову безвольно мотнуться в сторону.

 -- Как ты посмел?!

Щека Рика покраснела, а губы побледнели.

 -- Вы должны стать королем, милорд. Все указывает на это. Ваша воля, соединенная с умом, жестокость, пронизанная благородством, хитрость, идущая рука об руку с храбростью. Ваше чело должна венчать корона. Вы можете убить меня, можете залить мне воск в горло -- но вы никуда не уйдете от этой истины.

Он говорил так, как произносил свои немногочисленные проповеди, и сила его слова ошеломляла. Его устами словно говорил Всевышний.

Только у Дойла были с ним не лучшие отношения.

 -- Я запрещал тебе даже думать об этом -- но ты посмел пойти на убийство. Ты ждешь милости? Ждешь, что я отпущу тебя?

Рик наклонил голову:

 -- Я знаю вас, вы слишком справедливы для этого. Но я не боюсь смерти. Мой дорогой милорд, я уже не молод, как долго я смог бы быть вашим помощником и вашей тенью? Я не жалею о попытке. Я жалею о неудаче. Если бы вы получили корону, я отправился бы на плаху с легким сердцем, зная, что Стения в надежных руках, а вы, милорд, по праву владеете тем, что вам принадлежит.

Ничего не говоря, Дойл снова ударил его, но уже не ладонью, а кулаком, в живот, заставляя согнуться и закашляться.

 -- Эйрих -- король который нужен Стении, -- выдохнул он. -- Не я!

Рик рассмеялся сквозь кашель:

 -- Вы зря не слышите себя сейчас, милорд, иначе поняли бы, что я прав. И ваш любезный рыцарь Кэнт согласился со мной.

Мертвые глаза Кэнта мелькнули перед внутренним взором Дойла. Они бились плечом к плечу на северной границе, спали в одном шатре, а иногда и под открытым небом, на земле.

 -- Чем ты заманил его?

 -- Преданностью вам. Мы часто беседовали с ним, и я убедил его в своей правоте. Если бы он не согласился, мне пришлось бы действовать самому. Теней привлекать было нельзя -- они не должны быть скомпроментированы, он сглотнул, -- Возможно, было бы лучшие все совершить самому...

 -- Почему меч? Не яд? Отравить вино... -- глупо, это было очень глупо. Рик опять засмеялся:

 -- Вы ведь и сами знаете, милорд.

 -- Потому что вино мог выпить я. Я часто пробую напитки своего брата.

Дойл развернулся и вышел из камеры, оставив отца Рикона стоять на коленях с вывернутыми за спиной руками. Идти было тяжело, словно он был рабом, к ногам которого привязали громадные камни.

Камеру ведьмы распахнули перед ним, не дожидаясь приказа, и Дойл содрогнулся от вида Эльзы, прикованной к стене так, чтобы она не могла ни стоять, ни сидеть, а полувисела на руках. Ей еще не надели намордник, но руки заковали в железные перчатки, в которых невозможно было пошевелить пальцами. Она не могла говорить из-за кляпа, но глаза выражали мольбу. Дойл почувствовал, что слезы снова подступают к горлу и выдавил из себя: