Клуб любителей книги (СИ) - Гаан Лилия Николаевна - Страница 15

Клара Федоровна видимо настолько была вымотана всеобщим остракизмом, что впервые на моей памяти, открыто разозлилась.

- Но, Люда, ты же сама видела, в какой нищете и убожестве находился Димочка! Разве я могла его оставить погибать возле сумасшедшей нищенки?

Я неловко поежилась - сказать прямо, что думаю по этому поводу не могла, кривить душой не хотелось.

- Может, - наконец, отважилась я намекнуть,- вы слишком увлеклись в своем стремлении помочь!

И вдруг, к моему удивлению, она согласно и измученно кивнула головой.

- Да! Так, скорее всего, и было! Дима - такой одинокий и несчастный интеллигентный мальчик! Мне хотелось его порадовать, и мы с Виктором стали часто приглашать юношу к себе. Сама понимаешь, у нас и с продуктами легче, да и дом не сравнить с халупой Розы. Инка как всегда дичилась, а с Катюшей они так сдружились! Димочка такой контактный, такой услужливый!

Вспоминая всегда брюзгливо недовольное выражение лица «Димочки» я усомнилась в точности такой характеристики. Но следующим словам сразу поверила.

- Когда пошли разговоры, я поняла, что живу среди исключительно черствых и неблагодарных людей, и прямо сказала Диме, что лучше бы ему временно не посещать нашего дома. Хотя бы до тех пор, пока все не утихнет!

Разумное, а главное, единственно верное решение, но почему при этих словах у Клары Федоровны стало такое измученное и несчастное лицо?

- Но ты понимаешь, Людочка, - на глазах женщины показались слезы,- когда мальчик об этом услышал, он расстроился. Дима сказал, что впервые у него появилась настоящая семья и если мы его сейчас бросим, то он покончит с собой!

У меня изумленно округлились глаза, хотя... Клару Федоровну я понимала - а вдруг, действительно, малахольный паренек возьмет, да и залезет в петлю, как тогда ей жить с таким грехом на душе?

- Кто-то сказал: «Мы в ответе за тех, кого приручили!»

- Сент-Экзюпери,- механически напомнила я, и тут же растерянно спросила,- и что же вы теперь намериваетесь делать? Как все это сносить?

Клара Федоровна жалко улыбнулась.

- Знаешь, мне практически пятьдесят! В моей жизни много всего было, и я уверена, что скоро весь город привыкнет к Димочке и разговоры утихнут сами собой. Главное, не дрогнуть и высоко держать голову!

- А как относится ко всему этому Николай Викторович?

- Он все понимает, хотя, ему тяжело видеть, каким нападкам я подвергаюсь, но мы с ним уверены, что наша семья из этого испытания выйдет ещё более сплоченной!

Хорошо, коли дело обстоит именно так!

- И всё же, Людочка,- вдруг остро блеснули глаза собеседницы, - большая часть в этой неприятной ситуации и твоей вины!

- Что? - опешила я,- каким же это боком попала моя скромная персона в эту историю?

- Если бы ты сразу забрала Димочку себе...

- То сидела бы сейчас без работы, всеми оплеванная, и без надежды хоть как-то прокормить свою семью!

Но Клара Федоровна закусила удила.

- Мы бы тебе помогли! Да и кому какое дело до библиотекарши?

Благодарю покорно! Если ей не было до меня никакого дела, то вряд ли стал бы молчать мой экс-супруг, уж не говоря о бабе Нюре и прочих! Да, только в тот момент я поняла, насколько эгоистичной была эта женщина, и подивилась, как не замечала этого раньше.

Но Петровы столько раз меня выручали и деньгами, и продуктами, и поддержкой, что это противоречие с трудом укладывалось у меня в голове.

Человек слишком многогранен, и он редко подходит под какое-нибудь определенное клише, типа - добряк, злой или жадный. Всё запутано, всё условно, и никогда не знаешь, как он поведет себя в той или иной ситуации. Но есть люди, которые виртуозно манипулируют людьми, и хорошо разбираясь в их слабостях, симпатиях и антипатиях, легко добиваются своих целей.

К последним, наверное, относился и Димочка.

ПРОШЛО ПЯТЬ ЛЕТ...

За эти годы произошло много и мало одновременно. В моем положении, по крайней мере, особых сдвигов не было. Я работала в той же самой библиотеке, и мне катастрофически не хватало денег, потому что Алка училась в губернском институте физкультуры.

Нужно было платить за общежитие, давать ей деньги с собой, да и чем-то набивать сумки. Мне пришлось продать всё, что было ценного - и золотое колечко, и хрустальную вазу, и чайный сервиз под Гжель, но это, конечно, помогло мало. Я мыла полы, собирала лекарственные травы для аптеки, но зачастую мы с Мурзиком сидели на одной овсянке, что моему коту страшно не нравилось. Но я очень хотела дать дочери высшее образование и тянулась ради этого изо всех сил.

Сама Алка тоже после занятий работала ходячей рекламой, подрабатывала официанткой в пиццерии, но это был слишком скудный и непостоянный заработок.

Хорошо, хотя бы то, что удалось договориться с моим благоверным - я отказываюсь от алиментов, а он выписывается из квартиры. Так что закончился многолетний ужас с разделом нашей «двушки» в мою пользу.

В ту пору я редко разговаривала с Розой Сергеевной - та, наконец-то, дожила до социальной пенсии, и уже не так нуждалась в моей помощи, хотя, потеряв Димочку, никогда не отказывалась от предложенных баночек с вареньем.

Тихо скользя между стеллажами, она листала приглянувшиеся книги, проводя таким образом целые часы. Она мне никогда не мешала, и я даже подчас забывала, что старушка где-то здесь.

И только раз Роза Сергеевна позволила себе вмешаться в мою работу.

Ко мне за книгами часто приходила Лена Незванова - юная мать-одиночка. Лена поехала после девятилетки учиться в техникум, но уже после первого курса вернулась домой с округлившимся животиком. Кем был отец её ребенка, так никто и не узнал. Ленка говорила то о каком-то таксисте, то о летчике, а то и вообще-то о ком-то несуразном, чуть ли не инопланетянине.

Дома ей, понятно, не обрадовались!

Семья жила скудно, балансируя на грани нищеты из-за постоянно запивавшего главы семейства. Мать ворчала, отец по пьянке обзывал обидными словами, подружки сторонились, беспокойный ребенок постоянно болел и плакал - жизнь Лены никто бы не назвал счастливой! Но она любила читать, просто тонула в книгах, проглатывая толстенные тома за предельно краткий срок.

И вот эта девушка, каждый раз приходя в библиотеку (а ходила она ко мне часто!), оставляла ребенка в коляске перед входом и шла к моему столу.

- Не могли бы вы мне посоветовать, Людмила Павловна, какую книжку почитать, чтобы и он её любил, и она его любила, и всё у них было хорошо, но, в конце концов, они все-таки не поженились и расстались!

Немало немного! Вот сейчас возьму и выложу из-под прилавка!

- Нет, Лена, боюсь, ничего не могу предложить! Но, может, ты почитаешь «Сагу о Форсайтах»?

И так всё время - может, по рассеянности или из-за непреходящей усталости, девушка просто забывала, что уже задавала этот вопрос?

У меня каждый раз крутилось на языке: «Да-да, дорогая, я, бросив все дела, за ночь написала роман специально для тебя! И как раз сегодня могу его предложить!»

Как-то я не выдержала, и когда Леночка, забрав «Американскую трагедию» Драйзера удалилась восвояси, раздраженно высказалась:

- Если она так хорошо знает, о чем бы хотела почитать, пусть напишет книгу сама!

Я была уверена, что одна в зале открытого доступа, но раздался тихий предупреждающий кашель, и из-за стеллажей показалась смущенная Роза Сергеевна:

- Людочка, страшно, когда одинокий человек начинает сочинять себе новую судьбу! Его фантазии могут сбыться, и вряд ли от этого кому-нибудь станет лучше, а могут и не сбыться - тогда совсем плохо!

Бедная старушка опять молола невесть что!

- Роза Сергеевна,- виновато покраснела я,- извините..., я не знала, что вы здесь! Выбрали книгу?

- Не извиняйся, Людочка! Зачем мне книги? Я уже и вижу плохо, так, скорее, по старой памяти, листаю! Мне приятен сам шелест страниц, запах переплетов, и вид людей, копающихся в книгах. Последняя радость!

Я заволновалась. Признаться, я настолько привыкла к Розе, что не могла себе представить Земск без её сутулой фигурки с неизменной авоськой с книгами в руке. И почему-то она представлялась мне вечной, словно Горец, не подверженной болезням и хворям чудаковатой дамой. И вот...