Бумажные крылья (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 13
- Предыдущая
- 13/36
- Следующая
Снова взгляд на экран – ходит туда-сюда по комнате, то закрывает лицо руками, то мечется у окна. Стала у зеркала, вытирает слезы, судорожно вздрагивая. И эти по-детски изогнутые губы… я никогда их не целовал. Своих шлюх. Их рот слишком во многих местах побывал, чтобы удостаиваться поцелуев. Я трогал их губы, я мял их пальцами, засовывал их туда и трахал. Я обожал их иметь и смотреть, как я их имею… но целовать. Я не целовал в губы даже свою жену. Покойную жену. А тут почему-то подумалось, что капризные губы солнечной девочки могут быть сочными и сладкими на вкус. И мне это не понравилось. Вот эти мысли.
Собрала волосы, тяжело дыша, закручивает в узел на макушке, а я снова смотрю на ее грудь под тонкой шерстяной голубой материей платья, выданного ей прислугой. Как у истинного любителя кукол, у меня была для них одежда. Ведь в них интересно играть по-разному. Не только раздевать, но и одевать, чтобы раздеть самыми разными способами. Иногда я больше любил смотреть, как они одеваются, чем как раздеваются.
Голубая ткань четко обрисовывает соски… и я тру палец о палец, вспоминая, какие они острые на ощупь. В паху снова все трещит по швам от болезненного стояка. Пошла в ванну. И я переключил камеры, продолжая наблюдать. Открыла кран и начала тщательно мыть руки. Сильно трет мылом. С остервенением, еще и еще. И меня вскинуло от ледяной ярости – это она после меня. Вот же тварь. Брезгливые мы? А взять деньги она не брезговала? Сучка лицемерная, как и все они. Придумала историю про брата слезливую, как в дешевых мелодрамах. Брат у нее умирает.
Лживая, как и Марта, жена моя покойная. Только та играла для меня любовь неземную, а я помнил, как она целовала в губы моего отца и называла «котиком» при матери. Потом она попыталась назвать котиком и меня, и долго не могла улыбаться, потому что я разбил ей губы. Я любил, чтобы они называли меня по имени. Кстати, моя игрушка ни разу не сказала его вслух. И мне вдруг ужасно захотелось узнать, как оно звучит ее голосом. И я узнаю. Уже сегодня.
Девчонка сняла платье и стала под душ, а я откинулся на спинку кресла и закинул ноги на столешницу, жадно рассматривая ее тело. Упругое, молочного цвета, точеное, словно фарфоровое. Меня возбудили даже ямочки на ее пояснице. Красивая шлюха. Шлюха, которая какого-то хрена говорит мне «нет». Может, я и извращенец, но я беру только если «да», каким бы это «да» ни было. Я заставлю его сказать и даже попросить. Потом мне может стать не интересно и даже эрекция пропасть… А эта дрянь упорно повторяла свое «нет» каждым жестом и каждым взглядом. Именно поэтому мне дико хотелось ее сломать и именно поэтому мне дико хотелось ее трахать до потери пульса.
Взял трубку внутреннего телефона и набрал Антона.
– Пусть моей гостье принесут коньяк и апельсин. Скажи, я распорядился, чтоб выпила и съела.
Поставил телефон на место и снова посмотрел на нее. Плачет. Опустилась на мраморный бордовый кафель и захлебывается слезами. Приблизил изображение еще и еще ближе. Красивая, даже когда плачет. Мне вдруг до боли захотелось увидеть, как она кончает. Вот такая в слезах… как она запрокинет голову и захлебнется криком, как закатятся эти синие глаза и задрожат ажурные черные ресницы.
Взял сотовый и набрал Гошу.
– Кто эта Ольга, которую ты мне подсунул?
– Тщательно отобранная для вас девочка, Вадим Павлович.
– Ты мне лжешь. А я не люблю спрашивать дважды, но я сделаю для тебя исключение. Что за неопытную шлюху ты мне подсунул и где ты ее взял?
В трубке повисла тишина.
– Я жду.
– Нннне знаю. Ларка привела в офис, и она каким-то образом попалась мне в коридоре. Увидел, что это ваш типаж и… если вам не нравится, я найду другую за наш счет. Я могу прислать за ней машину. Духу ее в вашем доме не будет. Вот сучка драная… Я же сказал Ларке – проинструктировать.
– Заткнись. Хватит причитать. Я не сказал, что ее надо менять, я спросил – кто она и где ты ее взял.
– Ларкина какая-то знакомая. Я не думал...
– Думать, Гоша, надо всегда. Желательно головой. Иначе потом без головы думать будет нечем.
– Вадим Павлович, это первый раз такая ошибка.
– Я тебе на счет кинул еще денег. Мне понравилась твоя ошибка. А теперь узнай мне о ней все. Носом землю рой. Я хочу знать, когда родилась, где, кто ее мать и отец, где училась и работала. Чем дышит, чем увлекается, какого цвета трусы носит, когда последний раз была у гинеколога, с кем трахалась и трахается сейчас. У тебя времени до вечера.
Отключил звонок и решительно встал с кресла. Я хотел играться дальше. Моя игрушка манила и влекла меня к себе с дикой силой. К дьяволу сон. Посплю днем после встречи с ублюдком итальяшкой, который имеет мне мозги еще с прошлой недели и не подписывает контракт, а я еще не нащупал и не нашел, куда можно надавить посильнее, чтоб подписал.
Сейчас я хотел есть… у меня проснулся зверский аппетит, и есть я хотел не в одиночестве. Я достаточно заплатил за то, чтобы она садилась со мной за стол даже в шесть часов утра. Зазвонил внутренний телефон, и я услышал голос Антона:
– Она вылила коньяк, раздавила апельсины – ковер безнадёжно испорчен.
Я ухмыльнулся. Какая отчаянная девочка.
– Ты считаешь, что меня должен волновать ковер и мера его испорченности? Пусть ей принесут одежду к завтраку, и прикажи накрыть стол в южном крыле дома в прозрачной комнате. Мне как обычно, а для неё меню.
– Отправить к ней Кристину?
– Нет. Пусть умоется, переоденется и спустится к завтраку.
Чуть помедлил и добавил:
– А если откажется, позови парней и приведите ее насильно.
ГЛАВА 8
Они тащили меня по лестнице вдвоем, а я сопротивлялась как могла, пиная их ногами, кусая за руки. Никто здесь не будет делать со мной то, что хочет. Такая дурочка… и самое мерзкое, что я понимала, насколько я глупая. Будет. Тот зверь, что здесь живет, он уже делает со мной все, что хочет. Даже если я буду кричать и взбираться на страшные стены темно-кровавого цвета, никто не обратит на меня внимание. Все эти пластмассовые манекены с равнодушными лицами сами боятся своего хозяина до смерти. Они, скорее, будут смотреть, как кого-то из них режут на части, чем пошевелят хотя бы пальцем, чтобы помочь. И это уже не равнодушие. Нет. Это страх. Человек, живущий в этом доме, внушал им панический ужас перед собой. Я это поняла, едва они втолкнули меня в одну из комнат. Очень светлую, похожую на аквариум изнутри. Такого же мрачного цвета, как и весь дом, но из-за огромных окон, которые являлись практически ее стенами, кроме той, что за моей спиной, она казалась более светлой, чем остальные. И мне почему-то в ней стало страшнее, чем в том темном лесу с собаками. Монстры живут не только в ночном мраке. Мой монстр сидел за столом в белой рубашке со свежей газетой в руках и смотрел на меня, как на завтрак. А за его спиной занимался рассвет.
Огинский посмотрел исподлобья на своих людей и взглядом показал на дверь, а я метнулась было за ними, но тут же уткнулась лбом в деревянную поверхность, и глухой удар с автоматическим щелчком разнёсся эхом внутри, и я полетела в пропасть паники. Так и стоять, и не смотреть на него. За какие-то несколько часов он мне начал казаться самым жутким и ненавистным человеком во Вселенной, и еще мне казалось, что я знаю его ужасно долго.
Подошел сзади, и я зажмурилась, чувствуя омерзительный запах и в то же время самый сумасшедше-вкусный из всех, что я ощущала когда-либо. И за это ненавистный еще больше.
– Доброе утро, солнечная девочка.
– Чтоб ты сдох. Трижды и четырежды, и еще сто раз.
Тронул мой затылок все такими же горячими пальцами, а я дернулась как от удара.
– Тццц, как некультурно и невежливо. А знаешь, – губы зашелестели у самой кожи, а пальцы поглаживали чуть ниже кромки волос, – страх невероятно сближает. Намного быстрее, чем влечение или любовь. Стирает все границы и рамки приличия в одно мгновение. Страх превращает человека в животное за доли секунды, пробуждая самые древние первобытные инстинкты. Вряд ли ты бы была так невежлива с чужим человеком, правда, малышка?
- Предыдущая
- 13/36
- Следующая