Золото скифов - Колчина Нина - Страница 56

Том сидел на высоком барном стуле и остервенело давил апельсины. Видимо, давил давно, так как два стеклянных кувшина, уже доверху наполненные соком, были сдвинуты к краю столешницы, а в третьем желтая «ватерлиния» подрагивала где-то на середине. Он двумя руками с усилием жал на рычаг соковыжималки, отчего высоко, до ушей поднялись плечи, подбородок словно врос в грудную клетку, а стиснутые зубы придали лицу выражение свирепой решимости. Том выключил давильный агрегат, только когда увидел хохочущего Глеба, и тут же рассмеялся сам. Румяный, бодрый, глаза горят… Морская авантюра, породив в нем сначала лихорадочную тревогу, затем отозвалась мощным и молодым приливом сил.

«А может, вовсе не жалеет он денег на новую хату! — засомневался Глеб. — Может, ему правда от своего бизнеса ничего не надо, кроме адреналина!»

Он подошел к холодильнику, достал бутылку водки и отправился в столовую за рюмками. Но, пока ходил, Том уже на четверть наполнил стаканы.

— Буд’ем! — заявил он Глебу, залпом выпил и запил апельсиновым соком прямо из кувшина.

Глеб покрутил стакан в руке, но живую водку пить не стал — смешал с соком. Том тоже сделал себе коктейль. Не сговариваясь, они сели друг против друга ждать вестей с места событий.

А развивались события в известных пиратской славой карибских водах, где дрейфовал доживающий последние часы нефтеналивной танкер «Визит». Он почти затерялся на фоне скалистых берегов живописной бухты, но спешащая к нему яхта уверенно шла на сближение. Застопорив ход, яхта легла в дрейф, от нее отделился катер и направился к нефтевозу. Капитану была доставлена на борт новая документация, нехитрая атрибутика в виде панамских флагов и набор трафаретов для нанесения нового названия — «AQUAMARINE». Российский «Визит» словно растворялся в бескрайних просторах Атлантики, на глазах превращаясь не то в призрак, не то в мираж, а его место уверенно занимал никому еще не известный панамский «Аквамарин». Память о добром, потрепанном солеными волнами «Визите», двадцать лет плававшем то под красным флагом Страны Советов, то под российским Андреевским, еще жила какое-то время в облупившихся литерах старого названия. Но усилиями проворной команды буквы навсегда исчезали под толстым слоем шаровой краски.

Когда новое имя танкера появилось на бортах и корме, влажновато бликуя на солнце, в офисе судовладельца открывали шампанское. А еще через десять минут Том Полонски и Глеб Большаков поднимали тост за надежность панамского флота и пережевывали все детали прошедшей операции.

В целом они остались довольны как ее ходом, так и результатом. Панамские документы на танкер безукоризненны. Единственное слабое место — липовая страховка, и, если, не дай бог, что случится с нефтевозом, это сразу же обнаружится. Потому и нервничали, и водку за надежность флота пили… Но вознаграждение, которое их ожидало, стоило того, чтоб поволноваться.

Расчетами с судовладельцем занимался Глеб. И он подошел к делу со всей ответственностью. Когда речь идет об очень больших деньгах, мелочей быть не может! Кроме того, в глазах Тома надо выглядеть солидно. Том все-таки замечательный деловой партнер! Глеб убеждался в этом много раз и рушить сложившийся дуэт не собирался.

Проверить состояние счета в банке Танжера, куда должны были поступить деньги, Глеб решил лично. Добраться туда из Испании — пара пустяков, а в Испании он хорошо проведет недельку. Подумал о Сашке. Дурочка! Все испортила. Как хорошо покутить там вдвоем! Он представил, как они сидят в каком-нибудь кафе, потом с беззаботностью праздношатающихся иностранцев скупают в магазинчиках всякую ерунду, Сашка смеется, он обнимает ее за плечи, ласково прижимает к себе, а в отеле они пьют вкусное вино, не вылезая из просторной и уютной, как лесная полянка, койки. И такая нежность к этой сучке переполняет, что сердце заходится…

Уехать из Москвы и не сказать жене, что неделю его не будет дома, Глеб не мог. Мало ли кто будет звонить, искать — она должна реагировать правильно. Давать повод для сплетен относительно своей частной жизни он не намерен.

Почти месяц Глеб не разговаривал с Альбинкой и сейчас был немало удивлен ее настроением. Впервые видел жену такой резкой и агрессивной. Еще совсем недавно она обращалась к нему то весело, то участливо, но неизменно дружески. Сейчас об этом не могло быть и речи. Ни в ее голосе, ни во взгляде не уловил он той вкрадчивой мягкости, какая появляется у женщины, если она хочет мира с мужчиной, а не войны.

Ну что ж! Это вполне совпадает с его собственными планами. У него-то точно нет причин быть с ней любезным.

Перед самым отъездом в аэропорт, стоя в прихожей с дорожной сумкой в руках, он все же сделал попытку призвать ее к откровенности:

— Ты почему такая нервозная стала? Скрываешь от меня что? Скажи!

Альбинка молчала, равнодушно разглядывая свой маникюр.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — напирал Глеб.

— Хочу. — Она опустила руку в карман халата. — Жить мужем и женой больше не будем. Вернешься в Москву — разведемся.

— Что ж, дорогая! Возражений нет. — Он перешел на зловещий шепот. — Только выясним сначала кое-что!

Не прощаясь, он шагнул за порог и громко хлопнул дверью.

Сашкин звонок настиг его около лифта.

Он все ждал, когда же она опомнится и начнет умолять о прощении, но она не позвонила ни разу за все это время. И вот, что называется, не прошло и года…

— Я слушаю тебя, — сказал он сухо.

— Нам надо поговорить.

Что-то не похоже по ее интонации, будто собирается умолять его о чем-то.

— С чего ты взяла!

— Ты не мог бы ко мне приехать?

Сашка сделала вид, что не заметила его грубость.

— Нет. — Глеб был краток. — Во-первых, это лишнее. Во-вторых, я еду в аэропорт, и меня не будет в Москве.

— Долго?

— Долго, — соврал Глеб, ругая себя за то, что не оборвал разговор сразу.

Сашка замолчала, и было слышно, как она дышит. Приходить ей на помощь он и не думал. Повисла пауза. Он успел спуститься на лифте вниз, подойти к машине, из которой сразу вышел шофер, как только его увидел. Глеб отдал ему сумку, и тот начал устраивать ее в багажнике. Глеб открыл дверцу машины, потом закрыл и с телефоном в руке отошел в сторону, дав понять шоферу, что ненадолго.

— Глеб, — решилась наконец Сашка. — Даже хорошо, что тебя не будет в Москве какое-то время. Сможешь спокойно все взвесить… Я беременна. — Она помолчала и добавила, предупреждая еще одну возможную грубость: — Шесть недель. Врач сказала. Все. Не задерживаю тебя. Счастливого пути.

Глеб услышал короткие гудки.

Поговорив с Глебом, Сашка бессильно опустилась на диван. Две недели, как она узнала о своей беременности, и все это время ощущала себя чеховской Каштанкой, которой вредный мальчишка давал кусок мяса, привязанный на ниточку, а когда бедняга его проглатывала, вытаскивал из желудка обратно. Сашка всегда жалела несчастную Каштанку и с детства ненавидела жестокий эпизод, представляя, сколько любознательных юннатов пытались его воспроизвести.

Это была первая Сашкина беременность, и как может чувствовать себя женщина в «интересном» положении — она представляла смутно. Не обратив внимания на первичные признаки — бывает, дескать, — с жалобами на вторичные она обратилась сначала к гастроэнтерологу…

Беременности Сашка обрадовалась. Поздновато, конечно, рожать в сорок с лишним лет, но она сильная, ловкая, здоровая… Справится! Даже если Глеб не простит ей юного Париса, она все равно оставит ребенка. Но хорошо бы простил! Так хочется, чтобы жили вместе!

Целый месяц ждала звонка. Потом поняла, что ждет напрасно, и позвонила сама. Ее собственная обида на Глеба давно прошла. Вспоминать теперь его плевок в лоно, который сначала оскорбил не меньше, чем плевок в душу, она без улыбки не могла, а вся ситуация стала казаться просто комичной. Чтобы насладиться ощущением шальной веселости от пережитой метаморфозы, ей не терпелось этим куражом с кем-нибудь поделиться. Хорошо бы с Альбинкой! Но это, пожалуй, уж слишком даже для их необычного дружеского союза. А жалко. С Альбинкой хорошо смеяться, хотя последнее время она грустная какая-то. Еще с Глебом! Конечно, так замечательно, как с ним, она не веселилась ни с кем.