Эльфийский Камень Сна - Черри Кэролайн Дженис - Страница 48

• Предыдущая
• 48/106
• Следующая

— Не надо.

Она провела пальцем по краю чаши и взглянула на Мурну, которая бросилась наполнять ее. И ее движения странно тронули Арафель, как и искренность карих человеческих глаз, угадывавших чужую нужду. Она благословила и Мурну, одарив ту своей милостью, когда кувшин коснулся чаши, и тут же забыла о ней, как забывала о поверженном дереве в цвету… воистину ее мысли блуждали и кружили, и вновь возвращались к детям, а от детей к Барку, который смотрел на нее не мигая, на что был способен редкий человек. Он боялся, и она это видела. Верность и страх его простирались далеко в темное будущее. Дрожь охватила ее — совершенно не свойственная ей слабость. Она перевела взгляд на Донала, чья душа была прозрачнее всех, и на Ризи, в ком хоронился мрак, но такой же, как в эльфах, и наконец на Кирана, к чьему постаревшему виду она никак не могла привыкнуть.

— Я буду открыта, — сказала она. — Рядом с вами ходит беда. Я не могу сказать, какая, ибо я просто не знаю. Когда-то я говорила тебе о равновесии вещей, теперь оно нарушено. Мев и Келли повстречали лишь случайного путника в твоих землях и не стали причинять ему вреда. Он и не заслуживал этого. Но есть вещи и пострашнее. Ты их не знаешь. Но часть Элда погрузилась во тьму, и сам Элд стал шире и темнее, чем прежде. Проснулось то, что спало. Я стояла на страже и сдерживала их, ты понимаешь, о, господин людей? И так я стерегла все это и впредь буду стеречь. Вы — моя слабость и моя сила, вы, Кер Велл, этот круг света от очага, горящего во тьме. А тьма сгущается. И скоро грянет ночь. Молитесь, чтобы за нею наступил рассвет.

И полено рассыпалось угольями в очаге. И дети вздрогнули, и вскрикнула Бранвин. Огонь взметнулся, и тени заплясали и опали. И все неловко поежились на своих местах.

— Война? — спросил Барк хриплым грубым голосом. — Ты говоришь о войне? С Ан Бегом?

— Война, — она приложила руку к камню у своего сердца и почувствовала, как трудно ей оставаться здесь. Все вдруг показалось ей нереальным, словно серая паутина была наброшена на лик истины. А потом снова все встало на свои места. — Я уже спрашивала вас. Имеете ли вы мир?

— С Ан Бегом и Кер Давом? — переспросил Киран. — Дурной мир, но такова воля короля.

Она неопределенно указала рукой на запад.

— Там нет света.

— Там правит король, — ответил Киран. — Он — господин Дун-на-Хейвина.

— А Кер Донн?

— Свободен.

— На западе нет света — я говорю. Следите за своими пределами.

— В Кер Донне правит мой брат.

— Я уже сказала то, что сказала. И война слишком простое слово.

— Король не обращает внимания на Кер Велл, — внезапно промолвила Бранвин. — Мы не в чести. Мы верны ему, как немногие даже из тех, кто сражался за него у наших стен. Что до Кер Донна…

— Он — мой брат, — оборвал ее Киран.

На мгновение мелькнула тень, и Арафель вздрогнула, заморгав от света огней. И снова она прикоснулась к камню и пробудила напевы, звучавшие в этих стенах много лет тому назад. Они звучали вовсю даже сейчас. Арфа была разбита, но музыка продолжала звучать. Она встала, и в смущении все поднялись вслед за Кираном, и тот протянул руку, моля ее еще остаться. Она с трудом поборола объявший ее холод. Все более черная тоска наваливалась на нее, и она сопротивлялась ей, как всякому оружию мрака.

— Проводи меня, — сказала она Кирану, — недалеко, до наружного зала.

Он предложил ей руку, вероятно, смущенный, ибо места никогда ничего не значили для нее. Но иные пути были опасны, и она избрала дорогу людей, пройдя в деревянную дверь вместе с Кираном.

— Закрой дверь, — сказала она, когда они вышли в зал перед лестницей. — То, что я скажу сейчас, предназначено лишь для твоих ушей. И что ты скажешь им потом, выберешь сам.

Он послушался ее, господин Кер Велла, и снова повернулся к ней лицом. Одинокий затухающий факел разбрасывал тени вокруг, обостряя черты лица Кирана. Он выглядел старым и изможденным, страшно изможденным.

— Что ты хочешь? — спросил он.

— Ты понятливее их. Ты знаешь, что вырвалось на свободу. И я скажу тебе, что нижние пределы Аргиада покрыла тень, заволокла она и холмы. Деревья выступают из нее, но вид их необычен и смутен, и неуютен. В них нет утешения. Скажи мне правду, открой свое сердце: не чувствуешь ли ты признаков беды? Спокойно ли ты ездишь по этой земле?

— Ты знаешь, что нет.

— Я мало что знаю о людях. Скажи мне правду: а почему?

— Они помнят меня. Они помнят, кто я такой. И если удача сопутствует мне, говорят, что это волшебный дар, а если нет, то называют это проклятием. И больше всего они подозревают меня…

— В чем?

— В тщеславии. Я думаю. Или в стремлении к власти, — вздрогнув, он оглянулся, и пламя вновь заиграло на его бородатом лице. — Да и как они могут забыть? Как король может сидеть со мной на совете и не помнить? Или мой брат…

— Он тоже боится своего соседа?

— Он боится своей собственной крови. Мы не обмениваемся гонцами. Меж нами царит молчание. И страх, да. И недоверие. Мне слишком хорошо живется в Кер Велле, — он вздохнул и покачал головой, но всепожирающий страх остался на его лице. — Нет, он никогда не причинит нам вреда. Донкад — хороший человек.

— Зато не мудрый.

— Разве это так дурно?

— Для того, кто сидит в Кер Донне? Чей замок получил свое имя в Элде? Да, это очень дурно, очень дурно. И принесет много зла. Я стерегу, но моих сил недостаточно. Потому-то я и пришла сюда. Просить твоей помощи.

— Нет, — он покачал головой. — Теперь я знаю, о чем ты хочешь просить, и мой ответ: «нет».

— Сохрани для меня Кер Велл. Всего лишь сохрани. А если случится худшее, и ты поймешь, что сил больше нет, тогда ты сам решишь, что тебе делать. Ты — единственный свет, понимаешь ли — единственный. Беды в Керберне — ничто по сравнению с другим. Возьми вот это. Я не прошу, чтоб ты его носил. Решай сам, но у тебя должен быть выбор. Ради тебя, ради сохранности этого места.

Он ничего не ответил, и она достала из сокровенного места у сердца тот камень, что он когда-то носил, точно такой же, как и у нее на шее. Он мерцал странным светом под факелом, не отбрасывая тени и не отражая огня. Он лежал у нее на ладони, и, наконец, он протянул руку и взял его, и сжал в кулаке, и, казалось, зал померк после этого.

— Не ходи в Элд, — сказала она. — Тебе нельзя приходить туда. Позови меня, если будет нужда, но не произноси заклятий, ради мира прошу тебя — не приказывай мне. Будь мудрым, будь осторожным.

— Арафель! Увижу ли я тебя снова — в своей жизни — еще раз увижу?

Она уже начала таять, отступая в Элд, но задержалась, прикоснувшись к его широкой, изуродованной шрамами руке.

— Не знаю, — ответила она, но сердце ей говорило, что это и вправду их последняя встреча. — Слишком рискованно. Но кто знает? Будь здоров, брат, полуэльф, друг. И во всем…

Прикосновение растаяло. И Элд сомкнулся вокруг нее. Мгновение она еще боролась с ним, раскинувшись по всему замку, словно обняв его, так что сила, озеленявшая деревья, разлилась широко.

И кустарник, пробивавшийся сквозь трещины стен, вдруг зацвел под сумрачным небом.

И больное дитя поправилось и, вздохнув, забылось целительным сном, улыбаясь так же, как и она.

И дремавший стражник сжал в руке копье, обманутый преждевременным рассветом, пригрезившимся ему.

И люд пробудился и залился слезами, уверенный, что им приснился дивный сон, который и не вспомнить, или счастье снизошло на них, другие же заснули еще глубже, ощутив неземной покой.

И лишь один сопротивлялся, прячась на лестнице, куда он вполз, чтобы подслушать, и имя ему было Калли.

«Надо предупредить его», — подумала она, но была уже во власти рока, и мысль растаяла, как минутный рассвет над Кер Веллом. Элд принял ее назад, как сети, сплетенные из сучьев и корней, из предрассветной тьмы, в которой даже звезды были бессильны. Слеза скатилась ей на щеку, оставив за собой холодный и узкий след.

— Ты рискуешь, — прошептала тень.

• Предыдущая
• 48/106
• Следующая