Венец демона - Роллинс Джеймс - Страница 2

31 декабря 1903 года, 11 часов 07 минут по среднеевропейскому времени

Генуя, Италия

Из заметенной снегом Генуи лихо выехал экипаж. На крутом повороте узкой улочки экипаж нещадно тряхнуло.

Александр Грэхем Белл застонал. Он простудился во время трансатлантического плавания и еще не совсем выздоровел. К тому же, с тех пор как они с женой две недели назад прибыли в Италию, все шло не очень гладко. Местные власти на каждом шагу препятствовали его плану завладеть останками Джеймса Смитсона, основателя одноименного института, и осуществить своего рода разграбление могилы. Беллу приходилось играть роль шпиона и одновременно дипломата, раздавая направо и налево взятки и лживые заверения. Ему было далеко за пятьдесят, а с этими играми лучше справился бы кто-то помоложе. Напряжение давало о себе знать.

– Алек, давай скажем, чтобы кучер ехал помедленнее, – вцепилась в него жена.

Он похлопал ее по руке.

– Нет, Мейбл. Погода вот-вот переменится, да и французы наступают на пятки. Другого шанса не будет.

Три дня назад, когда удалось собрать наконец все необходимые бумаги, объявились какие-то французы – дальние родственники Смитсона – и тоже начали претендовать на его останки, понятия не имея, что на самом деле поставлено на карту. Пытаясь обойти неожиданное препятствие, Белл доказывал итальянским властям, что, завещав Соединенным Штатам все имущество, Смитсон, несомненно, подразумевал и свое тело. В поддержку данной точки зрения Белл пачками раздавал лиры нужным людям, а кроме того, утверждал – безапелляционно и лживо, – что эту поездку благословил сам Теодор Рузвельт.

Авантюра удалась, но вряд ли эта маленькая победа останется за ним надолго.

Другого шанса действительно не будет.

Он коснулся нагрудного кармана, где лежал свернутый клочок бумаги с обгоревшими краями.

Мейбл заметила его жест.

– Думаешь, оно еще там? В могиле, рядом с телом?

– Судя по всему, да. Кто-то едва не уничтожил эту тайну полвека назад. Нельзя допустить, чтобы итальянцы довершили дело.

В 1829 году племянник похоронил Джеймса Смитсона в Генуе, на маленьком кладбище над морем. В то время холм с кладбищем принадлежал англичанам, но на участок у подножия претендовали итальянцы. Уже несколько лет в холм медленно вгрызалась каменоломня, а сейчас компания хотела и вовсе сровнять его с землей вместе с кладбищем.

Могиле Смитсона угрожала опасность. Перед попечительским советом музея встал вопрос, спасать ли останки, пока их не унесло в море. Именно в ту пору к Александру попало одно старое письмо. Его написал Джозеф Генри, первый секретарь Смитсоновского института, человек, который наблюдал за постройкой замка (главного здания музея) и в конце концов умер в его стенах.

– Генри понимал, что делает, – пробормотал Белл, поглаживая пышную бороду.

– Да, ты восхищался им и ценил его дружбу, – успокаивающе промолвила Мейбл.

Белл кивнул.

Достаточно, чтобы последовать его указаниям и приехать на итальянское кладбище.

За год до смерти Генри написал письмо, в котором рассказал историю, восходящую к эпохе Гражданской войны, когда наступил перелом в пользу Севера. В одном из старых дневников Смитсона Генри попалась странная запись. Вообще-то он искал дополнительные сведения о завещании Смитсона, пытаясь выяснить, почему ученый проявил такую щедрость по отношению к стране, с которой его совершенно ничего не связывало. И нашел единственное исключение из завещания – кое-что, не переданное Соединенным Штатам. Коллекция минералов Смитсона – дело всей его жизни – хранилась в замке музейного комплекса, но один предмет туда не попал. Смитсон распорядился, чтобы племянник похоронил вместе с его телом нечто.

Генри заинтересовался этим настолько, что внимательно перечитал дневники благотворителя. И в конце концов понял, что речь шла о так называемом Венце демона. В дневнике Смитсон писал, что обнаружил его в соляной шахте неподалеку от Балтийского моря. Он сожалел о своей находке и утверждал, что он может оказаться ключом к чему-то страшному.

– «…впустить в мир исчадия ада», – прошептал Александр, цитируя дневник Смитсона.

– Ты правда в это веришь? – спросила Мейбл.

– Кто-то поверил до такой степени, что во время Гражданской войны пытался дотла сжечь музей.

По крайней мере, так думал Генри.

Узнав тайну Смитсона, Генри начал обсуждать ее с другими членами попечительского совета. Он даже размышлял вслух о том, что этот артефакт можно использовать в качестве оружия. А спустя три дня в замке случился пожар – похоже, хотели сжечь отдел, где хранились документы Смитсона и его коллекция минералов.

Генри заподозрил, что кто-то из коллег передает информацию конфедератам. К счастью, дневник Смитсона с непосредственным упоминанием артефакта находился в кабинете Генри, поэтому записи не очень пострадали от огня – сгорела лишь обложка. О своих подозрениях и факте спасения дневника Генри сообщил лишь нескольким проверенным единомышленникам. В последующие годы им открылись самые страшные тайны музея. Часто информацию утаивали даже от президента.

Взять, к примеру, загадочную татуировку на запястье мерзавца, виновного в поджоге. Допросить его не успели – он перерезал себе горло. В письме Генри сделал набросок, чтобы предостеречь будущие поколения.

Символ походил на масонский – и больше ничего о нем выяснить не удалось. Спустя несколько десятилетий, когда возникла угроза для могилы Смитсона, собранные Генри люди обратились к Александру Беллу, понимая, что провернуть в Италии сомнительный план в состоянии лишь очень известный и уважаемый человек.

Александр не знал, какая находка ждет его в могиле Смитсона, но согласился участвовать и даже вложил в поездку собственные деньги. Он просто не мог отказаться.

Я должен сделать это ради Генри.

Подпрыгнув на ухабе, экипаж повернул еще раз и выехал на вершину холма. Отсюда открывался вид на Геную и бухту, набитую груженными углем баржами; те стояли так тесно, что казалось, можно перебраться через бухту, прыгая с одной на другую. А рядом раскинулось кладбище, белые стены которого были утыканы сверху битым стеклом.

– Мы опоздали? – спросила Мейбл.

Белл тоже встревожился – часть кладбища уже поглотил мраморный карьер. Выйдя из экипажа на пронизывающий ветер, он заметил внизу разбросанные гробы и содрогнулся, но не от холода.

– Поспешим, – сказал Белл.

Кучка людей в теплых пальто, несколько мелких чиновников и трое рабочих собрались возле массивной гробницы с оградой из металлических прутьев. Александр ускорил шаг, сгибаясь от ветра и поддерживая жену.

Он приветствовал кивком Вильяма Бишопа, американского консула.

– Надо управиться поскорее, – сказал тот, постукивая пальцем по часам. – Я слышал, французский нотариус уже едет сюда из Парижа.

– Да, чем раньше поднимем на борт «Принцессы Ирены» останки нашего уважаемого коллеги и отправимся обратно в Америку, тем лучше.

Пошел снег.

Лаконичная надпись на сером мраморном постаменте гласила:

Бишоп перекинулся несколькими словами с одним из итальянских чиновников; двое рабочих начали ломами поднимать крышку гробницы, третий готовил цинковый гроб: кости предстояло положить туда и запечатать для плавания через Атлантический океан.

Тем временем Александр снова посмотрел на постамент и нахмурился.