Финальный штрих (ЛП) - Клейтон Элис - Страница 20

томографии. Этим утром Саймон периодически просыпался, поэтому доктор разрешил мне

остаться с ним, а как только результаты будут готовы, доктор меня найдёт.

Я так и поступила: позвонила Бенджамину, устроила свой чемодан на полу, села на

стул у кровати Саймона и стала наблюдать за тем, как он спал. Я взяла его за руку, снова

восхищаясь, какие у него длинные пальцы, красивые, сильные руки. Кончиками пальцев я

рассеянно гладила его руку, его ресницы немного затрепетали. Видел ли он сны? Интересно,

о чём? Может о той фотографии, которую он пытался сделать до того, как упал…

Пока меня обуревали эти беспорядочные мысли, я вдруг почувствовала, как он сжал

мою руку, как делал это уже тысячу раз. Мой взгляд метнулся от наших рук к его лицу, его

сапфировые глаза были открыты. Он несколько раз моргнул.

– Привет, – прошептала я, его взгляд рассеянно пробежался по комнате, и, наконец,

остановился на мне.

– Привет, малышка, – прошептал он, и мои глаза защипало от слёз. “Привет” и

“малышка” теперь официально являются самыми прекрасными словами в английском языке.

– Классно выглядишь. – Добавьте ещё два слова к вышеперечисленному списку.

– Я позову медсестру, – сказала я, потянувшись к кнопке вызова персонала.

– Я так рад, что ты здесь, – пробормотал он и отключился ещё до того, как медсестра

успела встать со своего стула. Но это была нормальная реакция в его состоянии.

Весь тот день и ночь Саймон то просыпался, то снова засыпал. Результаты последней

томографии показали, что, несмотря на то, что у него было довольно сильное сотрясение,

серьёзных последствий не будет. Бенджамин тоже пообщался с врачом и договорился о том,

что я останусь с Саймоном в больнице до его выписки.

Около трёх утра Саймон стал просыпаться уже по-настоящему, но этому

предшествовали самые забавные двадцать минут моей жизни. Долбёжник под действием

седативных препаратов затмил все виденные мною до этого шоу. Всё началось с:

– Привет, Кэролайн. Я тебе когда-нибудь говорил, как сильно я тебя люблю?

– Ты всё время об этом говоришь, малыш. Я всегда рада твоим признаниям.

– Я буду говорить тебе об этом чаще.

– Конечно, Саймон. Ты можешь мне говорить о чём угодно.

– Эй, Кэролайн. Я тебе когда-нибудь говорил, как сильно я тебя люблю?

– Конечно, говорил, последний раз около двадцати минут назад.

– А что такое минута?

Случалось, и такое…

– И на дне пещеры было такое ощущение, что мир разверзся и там были звёзды… но

казалось, что… мы были звёздами… но звёзды были повсюду… мы были звёздами… и

знаешь, что ещё?

– Что, Саймон?

– Мы были ими.

– Кем?

– Ими.

– Ими?

– Звёздами… мы были ими… звёздами…

И, если вам понравилось, то понравится и это:

– Дети. Я хочу наполнить тебя детьми. Ну, как например, сделать тебя беременной

малышами. У нас появятся малыши. Малыши. Малыши. Кэролайн? Малыши.

И, наконец:

– Кэролайн, я так рад, что ты здесь. Но зачем ты привезла с собой так много эльфов?

У меня болел живот от смеха. Саймон был таким смешным под действием

обезболивающих. По мере того, как действие препаратов стало ослабевать, его речь стала

обретать логику и смысл. Он попросил воды и кивком головы указал, что напился.

– Давай-ка ложись обратно, тебе не следует долго находиться в сидячем положении, –

я попыталась уложить его на подушку. Врач сказал, у него ещё какое-то время может

кружиться голова.

– Со мной всё нормально, – нахмурившись, произнёс он, наблюдая, как я разминала

спину. – А ты как себя чувствуешь? Хочешь немного поспать?

– Я поспала в самолёте.

– Это не правда, ты никогда не спишь в самолётах, – поправил он.

Пойманная, я печально улыбнулась.

– Я в порядке, честно. Лучше расскажи мне, как ты, раны беспокоят?

– Да, немного.

– А ребро?

– Ребро?

– У тебя сломано ребро, и ещё целая куча синяков.

– Правда?

Мои глаза распахнулись в удивлении.

– Ты помнишь, что с тобой произошло?

– Я всё помню, по крайней мере, я так думаю, – его глаза метались по комнате, пока он

пытался вспомнить произошедшее. – А, да, точно, припоминаю, я сломал ребро.

– Ты расскажешь мне о том, что с тобой произошло прямо сейчас, – я нашла его руки

и крепко сжала их. – И только попробуй от меня что-нибудь скрыть.

Он рассказал мне о невероятной пещере, и что ему выпала огромная честь

фотографировать такое чудо природы. О шатающейся бамбуковой конструкции, на которую

он вскарабкался, чтобы сделать свои грёбаные снимки. О том, как он торопился, чтобы

поймать в объектив последние лучи заходящего солнца, до того, как они перекочуют на

следующее место съёмок. О том, что он не был до конца уверен в безопасности ремней,

которыми он был закреплён. О том, как он рисковал своей задницей, спасая камеру, как упал

с 15-ти метровой высоты, при этом ещё потянул за собой большую часть строительных лесов.

Он помнил само падение, помнил, как ударился о дно пещеры, помнил, как уберёг камеру от

серьёзных повреждений. Невероятно. Он также помнил о том, что всё-таки сделал тот

снимок. Вдвойне невероятно.

Слёзы снова полились из моих глаз во время его рассказа. Теперь я же сидела на

кровати рядом с ним и крепко сжимала его руку, и смотрела прямо на него, впитывая черты

его лица, кисти рук, руки и ноги, пальцы ног, подрагивающие под больничным одеялом. Я

дотронулась до каждой доступной части его тела, покрытой и непокрытой синяками и

порезами. Мне не особенно было, где развернуться, но я буду крепко держать его при любых

обстоятельствах. Я легонько отодвинула его волосы со лба и поцеловала в местечко,

избежавшее царапин. Я сказала ему, как сильно его люблю, я не могла держать это при себе.

Я крепко обняла его, и он обнял меня в ответ. Он шептал мне “Со мной всё в прядке”, и “Всё

будет хорошо”, и “Не плачь”.

Непролитые слёзы прорвали плотину, потому что прямо сейчас, держа его в своих

объятиях, меня, наконец, накрыли те чувства, которые я пыталась подавить в Сан-Франциско:

страх, беспомощность, ужас от осознания того, что в жизни может случиться так, что его,

моего Саймона, отпускающего шуточки и обнимающего меня, может не быть рядом.

– Знаешь, я могу грохнуть тебя, – я внезапно вырвалась из его объятий и снова

посмотрела ему в глаза. – Серьёзно, я люблю тебя, люблю то, чем ты занимаешься, и я

никогда не попрошу тебя всё это бросить. Но ты не какой-то там мультяшный супергерой с

беспечной улыбкой на лице, борющийся с тиграми, только лишь для того, чтобы сделать

удачный снимок. Если ещё раз такое повторится, ты пострадаешь из-за грёбаного снимка, я

убью тебя своими собственными руками. Без наркоза.

– Обещаю, я буду более осторожным. – Он сказал мне то, что я хотела услышать. Его

взгляд говорил о том, что он вразумил серьёзность моих намерений.

– Я так сильно тебя люблю, – сказала я, переплетая наши пальцы, всё ещё нуждаясь в

этом контакте.

– Я тоже тебя люблю, – его голос стал хриплым от свежепоступившей дозы

обезболивающих. – Я так рад, что ты здесь.

– Мне всё равно хотелось как-нибудь сюда вернуться. Мы можем отправиться на

экскурсию в пещеры.

Он рассмеялся, его смех отдался болью в рёбрах, но он всё равно продолжал

улыбаться. Видя его улыбку, я тоже улыбнулась.

٭٭٭

К концу этого очень длинного дня, который для меня начался на другом краю света,

Саймон чувствовал себя намного лучше. К концу недели Саймона выписали из больницы.