Пастырь мертвецов - Вильгоцкий Антон Викторович - Страница 23

– Не надо! – спохватившись, воскликнул Киреев. – Не трогай их! Это убьет тебя.

– Что же нам делать тогда? – отдернув лапы и убрав их за спину, вопросил Дормидонт.

– Олесю позови. Она в гостиной, на шкафу.

– Ох, не люблю я ее! – мордочка домового, и без того сморщенная, скривилась еще больше. – Но раз уж надо… – Дормидонт развернулся и затопал к выходу из кухни. Со стороны его можно было даже принять за крупного ручного ежа. Правда, при ближайшем рассмотрении некоторые детали облика домового помешали бы это сделать.

Оковы, удерживавшие Егора, были далеко не просты. Являйся они обычными сгустками волшебной энергии, Киреев и сам без труда сумел бы их развеять. Но цепи-уроборосы представляли собой значительно более серьезную магическую конструкцию, входившую в арсенал магов-доминаторов – особой школы, приемы которой использовались во время проведения допросов или для прикрытия отступления. В принципе, спектр операций, в которых можно было задействовать доминаторов, простирался гораздо шире. Но факт оставался фактом – навыкам, блестящее владение которыми продемонстрировал сейчас Ян, в Академии его не учили. Стало быть, Грушницкий самостоятельно освоил их за годы, прошедшие после окончания студенческой жизни. Вопрос весь в том, что он освоил помимо этого? С чем предстоит столкнуться Егору, кроме этих зубастых змеек и огненных экранов, которые, по сути дела, не являлись сейчас столь уж серьезной проблемой?

Соприкоснувшись с человеческой кожей, серебристые молнии, которые метал в Егора Ян, мгновенно обращались в покрытых лиловой чешуей змей, которые сначала повалили Киреева на пол, а после, вцепившись зубами в собственные хвосты, приковали его руки и ноги к мебели. Избавиться от них самостоятельно Киреев не мог: уроборосы были наделены повышенным иммунитетом к магии и без ущерба для себя снесли бы те заклинания, которые он был способен применить, не пользуясь руками.

Домовой, который, все-таки, в большей степени являлся живым существом, нежели духом, очень серьезно пострадал бы прикоснувшись к змеям – дом Егора мог и вовсе недосчитаться своего «хозяюшки». Оставалось надеяться на помощь создания, которое уроборосы не могли убить.

По той, правда, только причине, что оно и так было давным-давно мертво.

Грушницкий не знал о существовании Олеси. Да и не нужно было ему про нее знать…

Комок жесткой шерсти, пыхтя, взобрался на шкаф и приблизился к бронзовой статуэтке летучей мыши.

– Эй! – Дормидонт постучал когтем по ее плечу. – Олеся!

На металлической мордочке открылся желтый глаз.

– Чего тебе, Дормидонт? – спросило изваяние. – Покататься хочешь? Ну что ж, давай полетаем.

– Да ну тебя, нечистая, с полетами твоими! – отскочил в сторону домовой. Как-то Олеся подшутила над ним, подняв в воздух и потаскав несколько минут по комнатам. Дормидонт вопил тогда, как взобравшийся на вершину высокого дерева неуклюжий кот, не могущий спуститься обратно.

– Нечистая? Кто бы говорил? – осклабился бронзовый нетопырь. – Зачем приполз тогда?

– Хозяин в беде! – подскочил на месте Дормидонт. – Сказал, только ты сумеешь помочь.

– Где он? – Олеся мигом сбросила бронзовый покров, и теперь на шкафу перед домовым сидела уже самая настоящая, живая летучая мышь.

– На кухне.

Олеся вспорхнула с лакированной деревянной поверхности и полетела к двери. Дормидонт начал осторожно спускаться вниз.

– Что случилось, Егор? – спросила упырица, приняв свой исконный облик.

Цвет одежды, которая появлялась на ней в момент превращения в девочку, Олеся могла изменять по своему усмотрению. На Уманском кладбище, где от нее требовалось сыграть роль невинной жертвы, как нельзя более кстати пришлось белое платьице. Сейчас оно было черным.

– Не видишь, разве? – приподнял голову Киреев. – Скрутили меня.

– В собственном доме? – изумилась Олеся. – Кто?

– Ян.

– Ян? Но он же твой друг! А, я поняла – вы с ним поспорили, кто круче колдует, так?

– Эх, если бы, – печально вздохнул Егор. – Ладно, ты не гадай, а помоги-ка лучше мне.

– Как?

– Змей видишь?

– Ага, – Олеся с любопытством взглянула на уроборосов. – И что с ними надо сделать?

– Убрать.

– А как?

Киреев понял – его маленькая древняя помощница начала, что называется, «тупить». Это со всеми порой случается. А на Олесю, должно быть, еще и выпитая днем водка подействовала.

– Они живые, – отогнав возникшее было раздражение, спокойно произнес некромант. – Выпей из них кровь.

– Понятно. Это я мигом, – обнажив клыки, девочка опустилась на четвереньки у ног Киреева.

«Со стороны это, наверное, смотрится весьма пикантно, – подумал Егор, наблюдая за движениями ее головы. – Да только со стороны-то ведь и взглянуть некому. Разве что Дормидонт…».

– Тьфу! – раздался от двери сердитый возглас последнего. Возмущался домовой по другому поводу – тому, что на подведомственной ему территории занимается своим мерзким промыслом кровососущая бестия. Но характер ситуации, в которой «застал» их Дормидонт, все равно заставил Егора улыбнуться.

– Ххххх… – первая змея с яростным шипением издохла и тут же рассыпалась кучкой черного праха. Егор с наслаждением подвигал начавшей затекать левой ногой. Олеся тем временем уже перебралась к правой.

– Тьфу! – еще раз воскликнул Дормидонт и, развернувшись, потопал прочь – дожидаться, пока гнусная, с его точки зрения, сцена, подойдет к концу.

Минут через пятнадцать некромант был полностью свободен.

– Спасибо, подруга, – сказал он, встав и вращая кистями рук, чтобы размять суставы.

– Дурная… кровь, – скривившись, через силу произнесла Олеся. – Извини… я сейчас.

Метнувшись к раковине, девочка открыла воду и тут же извергла изо рта тугой черно-красный поток. Использовать кровь уроборосов в качестве пищи было для нее тем же самым, что человеку наесться обрезков автомобильной шины.

– Тьфу ты! – брезгливо выкрикнул сунувшийся в кухню Дормидонт.

– Так, Дорми, ты, давай, не тьфукай тут, а порядок лучше наведи, – Егор указал на оставшиеся от уроборосов четыре горстки черной пыли.

Домовой бросился к стоявшим в углу венику и совку.

– Так что у вас тут произошло? – прополоскав рот, Олеся повернулась к патрону.

– Долго рассказывать, – Егор сел за стол. – Но время еще есть.

Ничем не примечательный бар… Да какой там, к чертям собачьим, бар? Гнусная наливайка, расположенная через дорогу от стадиона «Труд», принимала этой ночью не вполне обычных гостей…

Сразу стоит сказать, однако, что необычными эти люди казались лишь нескольким завсегдатаям, да хозяину заведения – сорокапятилетнему армянину с криминальным прошлым. Впрочем, Спартак Галстян не только прекрасно понимал, что молодежь хочет и любит самовыражаться, но и признавал за ней на то полное право. Он лишь удивлялся оригинальным нарядам визитеров, да еще тому, что ребята рискнули заявиться в подобном виде в такое место и задержаться в нем допоздна. Ведь уровень своего «бара» и повадки привычного контингента Спартак знал лучше, чем кто-либо другой.

Сейчас помимо людей, которые сумели удивить бывалого армянина, здесь находились четверо личностей, чья внешность могла бы показаться оригинальной разве что на саммите лидеров Большой Восьмерки или на съемочной площадке фильма «Звездный путь». Два запыленных работяги, пробавлявшихся портвейном. Здоровенный гопник, в одиночку давивший бутылку дешевой водки. И неопрятно одетый пенсионер, потягивавший «ерш» из казавшегося бездонным – так долго старик его мусолил – пол-литрового стакана. Каждый из четверых время от времени косо посматривал на троицу экстравагантно одетых ребят.

Сами «возмутители спокойствия» пили простое пиво. Хотя, конечно, не совсем простое – от цепкого взора Галстяна не ускользнуло то, как они время от времени подсыпают в кружки какой-то порошок. Данный факт Спартака нисколько не удивлял.