Рыцарь-ворон (СИ) - Крымская Диана - Страница 3

Норманны!..

Она не успела убежать. Утром голубь принес записку от Родерика: я еду к тебе, со мной много людей, я буду охранять тебя, жди меня. Это письмо заставило ее забыть о надвигающихся врагах: Родерик едет, он, конечно, не позволит ни одному норманнскому псу даже близко подойти к замку!

Но Родерик не приехал. Не успел. Норманны нагрянули раньше, чем их ждали. И их было больше, гораздо больше, чем думали защитники замка...

Грязное платье кухарки из грубого полотна и передник с большим карманом, - вот вся ее одежда. В кармане - отцовский кинжал, единственное оружие. Но бесполезно пускать клинок в ход, когда тебя тащат за волосы, да еще двое здоровенных воинов в полном вооружении. Она ничего не может сделать. Она понимает, какая участь ее ожидает, и то кричит, то подвывает в отчаянии и ужасе. Родерик! Где ты? Почему ты не приехал, не спас замок и всех нас, как обещал?..

Тяжелая дубовая, обитая кованым железом, дверь отворяется, и ее втаскивают в комнату, которая ей очень хорошо знакома. Именно сюда, в эту опочивальню, она и стремилась проникнуть, - ибо здесь, под шкурой медведя, расстеленной на полу у узкой оконной бойницы, находится люк. А под люком - лестница, спускающаяся к подземному ходу, ведущему из замка в лес...

Она не была здесь очень давно, три года; но здесь ничего не изменилось: огромная кровать темного дуба в глубоком алькове; вытканные красивыми рисунками, которые она так любила разглядывать в детстве, ковры на стенах; большая жаровня на треноге у изголовья постели.

Эта жаровня и сейчас полна еще тлеющих углей; все осталось прежним... за исключением одного: того, кто сидит на кровати. Это мужчина. Он полуобнажен. Голова его в густой тени, она обвязана, кажется, какой-то тряпицей. Лицо будто сплошь заросло густой темной бородой. Его тень падает на стену, и оттого он кажется еще огромнее и страшнее.

Впрочем, пленнице и не дают разглядеть его. Она успевает заметить лишь, когда ее швыряют на выстланный тростником пол посреди комнаты, что на сундуке в изножье кровати сложены снятые латы и шлем, и на них выгравирован летящий ворон...

2. Разговор с королевой

- Ах, мадам Карлайл, мы так счастливы вашему приезду в Лондон! Мы не перестанем повторять вам: вы оживили двор и скрасили наш досуг. Мы безмерно благодарны вам за это.

- Что вы, ваше величество...

- Вы так прелестно краснеете, дорогая. Право, только ради того, чтоб увидеть румянец на ваших нежных щечках, мы готовы вновь и вновь говорить вам, как мы вам рады и благодарны за то, что вы так скоро откликнулись на наше приглашение.

- Ваше величество, прошу вас...

Несмотря на то, что все пять дней, что Эдель провела в Лондоне, при королевском дворе, ее осыпали комплиментами, она по-прежнему смущалась и краснела. Королева благоволила к ней необыкновенно, и все придворные дамы хором повторяли за своей юной государыней, - которой только что минуло шестнадцать, - как они рады приезду мадам Карлайл.

Но сегодня ее величество была что-то чересчур добра и мила, и Эдель, хотя и хотела верить в искренность королевы, не могла избавиться от мысли, что это неспроста. И, когда та отослала своих дам, пожелав остаться с баронессой Карлайл наедине, сердце Эдель отчаянно забилось.

- Давайте побеседуем по душам, дорогая, - сказала королева. Она, как и почти все при дворе, говорила по-французски; и ее гостье, волей-неволей, приходилось изъясняться на этом же, столь ненавистном языке, который она, однако, благодаря своей старой няньке-кормилице, прекрасно знала.

- Итак, - начала королева, садясь сама, усаживая Эдель напротив себя и доверительно беря ее руки в свои, - вы, конечно, догадались уже, милая баронесса, что его величество вызвал вас в столицу неспроста. Король - и я поддерживаю его полностью, - желает выдать вас замуж. Вы вдовствуете уже достаточно, мадам, и вам давно пора сменить этот безобразный черный чепец, так не идущий вашему чистому, прелестному лицу, на головной убор невесты.

- О, ваше величество, я вовсе не думала... о повторном замужестве, - пролепетала Эдель. - Поверьте, я...

- Я все понимаю, дорогая баронесса, - улыбнулась королева. - Как дрожат ваши тонкие пальчики! Да, замужество - это так волнительно, не правда ли? Особенно, если столь храбрые и достойные рыцари претендуют на ваше руку и сердце! Ведь вы, милая моя мадам Карлайл, счастливица. Немногие дамы вашего возраста могут похвастаться тем, что целых пять доблестных воинов желают сделать их своей женой... Но вы качаете головой? Вы словно не рады? Откройте мне свое сердце, мадам; мы же женщины и, конечно, поймем друг друга... Быть может, вы любите кого-то?

- О, нет.

- Вы уверены? - настаивала ее величество.

Эдель твердо и прямо посмотрела ей в глаза:

- Да.

- Вот как. А что вы скажете о сэре Лайонеле Мэтлоке?

Эдель вздрогнула от неожиданности:

- О... сэре Лайонеле? И что же я могу о нем сказать?

- Он приехал с вами ко двору. Очень красивый молодой человек. Просто необыкновенно. И он оказывает вам столько внимания...

Эдель постаралась как можно небрежнее пожать плечами.

- Сэр Лайонел - внебрачный, хотя и признанный, сын барона Карлайла. Он мой деверь, дядя моего сына. Да, он красив, это верно... он очень похож на Родерика. Но, поверьте, ваше величество, между нами ничего нет и быть не может. Клянусь вам в этом всеми святыми.

- Хм... Вы правы. Между вами, действительно, ничего не может быть. Внебрачный сын, сакс, да еще и без земель, без титула... Он не годится вам в мужья, совершенно. Если б он даже и захотел просить вашей руки - он никогда не получил бы ее. Вас ждет гораздо более престижный союз, мадам! Однако мы отвлеклись. Итак, у вас нет возлюбленного... Но тогда в чем дело? Чем претенденты на вашу руку не угодили вам?

Эдель грустно улыбнулась:

- О, моя государыня, если б вы знали... Ведь все эти пять храбрых и достойных рыцарей, которые желают взять меня в жены, - норманны.

- И что?

- Мой муж... Мой любимый муж... отец моего единственного сына... - Комок встал в горле, мешая говорить, она с трудом проглотила его. - ...Погиб от рук одного из них... Вернее, возможно, не от рук кого-то из этих рыцарей, - поправилась она, - но от рук норманнского воина.

Лицо королевы слегка омрачилось, она выпустила ладони своей визави.

- Да, нам известно об этом, баронесса, - произнесла она после некоторого молчания. - И, поверьте, мы искренне сожалеем о вашей утрате. Но время лечит любые раны. Прошло ведь, кажется, лет пять или более с тех пор, как это случилось?

- Скоро будет шесть лет.

- Немалый срок. Уверена, боль вашего сердца уже притупилась.

- О, нет, ваше величество. Более того - все эти годы я хотела приехать в Лондон, кинуться в ноги его величеству... И молить его о правосудии. Молить найти и покарать злодея, убившего моего мужа... разорившего и сжегшего мой замок...

- Вы вся дрожите, мадам. Я вижу, вы и в самом деле не можете забыть... Успокойтесь, дорогая. Расскажите, как все произошло.

- Это тяжело... - прерывисто вздохнула Эдель. - Невыносимо тяжело. Воспоминания терзают меня и днем, и ночью. - Она помолчала, собираясь с духом, потом медленно начала: - Родерик... Он... он был такой добрый... смелый... такой красивый... - Она всхлипнула, вспомнив, как он лежал на земле там, в лесу: золотистые кудри растрепаны, на спине расплылось темно-багровое пятно... Вспомнила, как они с Лайонелом с трудом перевернули его, ставшее вдруг таким тяжелым, тело. Как завыла, увидев любимые голубые глаза - широко распахнутые, в которых навечно застыло страдание... Она с трудом взяла себя в руки и продолжила:

- Мы были обручены с детства. После смерти моего отца, барона Фэрфакса, барон Карлайл, отец Родерика, взял меня под свою опеку, и я переехала и стала жить в его замке. За несколько дней до... того ужаса мне пришло известие о тяжелой болезни моей старой служанки и кормилицы, к которой я была очень привязана. Несмотря на слухи о том, что несколько больших отрядов норманнов появилось в наших краях, я попросила позволения у опекуна и отправилась в Фэрфакс... Родерик в это время как раз должен был вернуться из Лондона. Три дня я ухаживала за старухой-кормилицей. Затем она умерла. После похорон я почувствовала себя плохо и не смогла сразу выехать обратно в Карлайл. Тут-то и пришло известие о том, что норманны совсем неподалеку, в двух днях езды... - Она снова судорожно вздохнула и продолжила, опустив глаза: