Весна художника (СИ) - Малышева Анастасия - Страница 17

Елена кивнула и снова повернулась к танцорам. Которые, радостно что-то крича, вытолкнули в центр Ефима.

Новый друг Елены показал долю агрессии — чуть резковатые движения, высокомерный взгляд, опять же — перед выходом он снял с себя футболку и это тоже невольно притягивало взгляд. Блондинка уже давно поняла, что мужчина прекрасно сложен, но теперь убедилась, что на фото в журнале не было ни грамма фотошопа. Всё свое, все натуральное. От каждого движения, выпада, мышцы под кожей, хранившей еще остатки летнего загара, перекатывались, вены, качавшие кровь в ускоренном режиме, наливались и выступали более отчетливо. В какой-то момент Елена поймала себя на мысли, что и сама «залипает», сглатывая образовавшийся в горле комок.

— Он хорош, верно? — правильно истолковав состояние девушки, с усмешкой спросила Мари.

Лена снова покраснела, но против правды поспорить не могла, поэтому кивнула, не открывая очень уж внимательного взгляда от танцоров.

Здесь уже расхохотались все — и парни, и наблюдавшие за ними девушки. В центре оказался Андрей, который, подмигнув жене, исполнил ни что иное, как тверк, покрутив своим задом перед всем честным народом, а в конце вообще усевшись на шпагат со взглядом победителя.

Через час, с трудом распрощавшись с весьма общительными парнями и клятвенно пообещав еще вернуться. Елена, в сопровождении Ефима, возвращалась в уже почти ненавистный фитнес-центр. Настроение у нее, однако, было на редкость прекрасным. Компания танцоров помогла ей расслабиться под еще несколько зажигательных треков. В какой-то момент даже Мари отложила свою работу и присоединилась к ним, показав впечатленной Елене азы денсхола. Такие открытые, светлые и добрые люди вдохновили блондинку, и она чувствовала, что не может никак заставить довольную улыбку исчезнуть с ее лица. Ефим же, наблюдая украдкой за подругой, чувствовал, как внутри нарастает приятное тепло. Он испытывал гордость и радость от того, что девушка не просто приняла его мир, но и прониклась им. Ну, какой-то частью.

— Вечер тебя не разочаровал? — спросил Грозный, паркуясь возле здания.

— Нет, что ты! — покачала головой девушка, — У тебя потрясающие друзья. Тебе с ними очень повезло.

— Это точно, — с улыбкой кивнул Ефим, — Мы — больше чем друзья. Узы, которые нас связывают, даже крепче семейных.

— Наверное, здорово жить, зная, что у тебя есть такие люди. С которыми можно и поработать, и подурачиться.

— Да, только ты не подумай, что мы всегда танцуем под такое убожество, — хмыкнул Ефим, — Обычно мы более избирательно подходим к музыке. Все треки очень глубокие.

— Вот как, — протянула Елена, — Танцуете глубокомысленные танцы?

— На самом деле да, — кивнул Грозный с самым серьезным видом, — Танцем мы всегда что-то хотим сказать. Донести какую-то историю. Поэтому, музыка всегда либо без слов, либо с очень атмосферным текстом, подходящем по смыслу к идее номера.

— Вот как. Ты не только танцор и художник, но еще и философ, — мягко заметила Елена, — Я это запомню. А теперь мне пора.

— Лен, постой, — потянувшись, Ефим вложил в ладонь девушке небольшой листок, — Не хочу нарушать традицию, поэтому нарисовал заранее.

Развернув бумагу, девушка удивленно распахнула глаза — на нее смотрела…она. Правда, более уменьшенная копия, черно-белая и чуть мультяшная. Но от того не менее узнаваемая.

Подняв глаза, Елена сглотнула, прежде чем чуть хрипло ответить:

— Спасибо. Это просто чудесно.

— Рад, что тебе нравится. И, кстати, по поводу клуба в субботу…

— Ефим, я не смогу, — покачала головой девушка, — Ты же и сам понимаешь.

— Ну, ничего. Не в последний раз танцуем, — кивнул мужчина и открыл дверь машины, — Пойдем, принцесса. Пора возвращать тебя в башню…

*LMFAO — I'm Sexy and I Know It

В день выступления я провел почти весь день в мастерской, пытаясь унять непонятно откуда взявшееся волнение. Для него не было ни единой убедительной причины, ведь в танцах я не то, чтобы собаку съел, но был довольно уверен в себе и своих силах. Однако, почему-то с самого утра я не находил себе места. Демид, который в кой-то веки проснулся в родной комнате и выдернул свой зад из постели к завтраку, ехидно поинтересовался, не в моей светловолосой подруге ли все дело, но я только огрызнулся. Приготовив оладьи и накормив друга, я поспешил подняться на чердак и отгородиться от внешнего мира.

Там, в своей обители, включив на полную Линдси Стирлинг, которую я боготворил за необычную подачу и безумно вдохновляющие композиции, я установил на мольберт свежий холст. Дальше, повинуясь внутреннему порыву, я выбрал несколько красок — серую, белую, синюю, желтую и черную. Разумеется, масляную. Я вообще из всей гаммы материалов всегда отдавал предпочтение только маслу, писал им и портреты, и пейзажи. На мой взгляд, живописный портрет маслом выражает самую главную суть в художественном образе человека. Маслом портрет на холсте, нарисованный художником, содержит печать его индивидуальности, содержит в себе энергию его участия, творчества. И это даже не мои слова — я сейчас процитировал одного из своих многочисленных преподавателей. Лично мне просто нравился материал — он нес какую-то свежесть, живописность, и что-то, что я не мог даже сам себе объяснить. Работа маслом всегда сохла очень долго, но зато я мог подправить все неточности, которые каждый раз упорно находил.

Сделав музыку погромче и открыв окно, чтобы не надышаться самых разных запахов и не окосеть, я сел на свой любимый табурет и, придвинувшись ближе, дал-таки волю своему воображению. Рука сама потянулась, минуя кисти, к мастихину — маленькой продолговатой лопатке, с удобной деревянной ручкой. Одна из моих любимых техник, сам не знаю почему. Но все свои пейзажи я выполняю только ей. Значит, мое воображение снова ведет меня в эту степь.

Постепенно штрих за штрихом на холсте начал вырисовываться морской берег. Волны мое настроение возжелало сделать чуть более высокими — явно намечался шторм. Несколько клякс, которые была на самом деле чайками, беспокойно кружились над водой. Сам берег я припорошил снегом, лишь в паре мест оставив пару крупинок золотого песка. Небо хмурилось, затянутое тучами. Еще несколько небрежных мазков — и вдалеке забрезжил голубой просвет. Несколько точек — пошел снег. Стереть всё лишнее, «пригасить» слишком сильно выделяющуюся волну серой краской — и готово.

Спустя пару часов, вытирая мокрый и испачканный лоб, я отодвинулся от холста, чтобы на расстоянии оценить практически наспех написанную картину. Снова зима. В очередной раз. Никогда не любил это время года — мне всегда было холодно, и счета за отопление приходили просто бешеные. Но почему-то, словно издеваясь, судьба постоянно приносила в мою жизнь лишь зиму. Холод преследовал отовсюду, он буквально окутывал меня, заставляя зажиматься, тушеваться и чуть ли не прятать голову в песок. Даже люди, кроме семьи и команды, мне попадались исключительно из этой породы. Взять ту же бывшую Данчука — холодную и высокомерную Иру, которая в моих глазах была просто королевой Зимы. Она раздражала и напрягала меня, потому что в ее лице я видел всё то, что так сильно ненавидел — холод и одиночество. Почему-то зима у меня всегда ассоциировалась именно с этими вещами.

Так или иначе, именно этот период всегда удавался мне особенно хорошо. Так и тогда — глядя на море, я почти ощутил на губах и языке привкус соли, а сквозь музыку явно слышал крики чаек. Хотя, быть может, это просто начались глюки от запаха краски и растворителя.