Двое (СИ) - "Villano" - Страница 35

Я знаю, что ты любишь меня, Серж. Что сходишь с ума, если меня рядом нет, тоскуешь и мечтаешь затащить в постель. Может быть, когда-нибудь, ты скажешь мне об этом вслух в обычный день нормальными словами. Без подъебок, ехидства и иронии в первую очередь над самим собой. Надеюсь, я доживу до этого момента и не умру на месте от счастья. Вот уж не думал, что сказки про людей, которые не могут жить без тех, кого любят, правда. Страсть, похоть, дружба, уважение, восхищение, ревность — все это скрутило меня и поставило на колени. Меня, который даже на собственной свадьбе думал о работе, а не о жене! Где циник, пессимист, трудоголик, тиран, махровый эгоист и брутальный мужик? Нет его, Серж. Для всех остальных есть, а для тебя нет.

Я растекаюсь перед тобой сладкой сиропной лужицей, и ты видишь это, чувствуешь… и бесишься. Ты хочешь, чтобы я был сильнее, умнее, богаче и лучше тебя, ибо покоряться сладкой лужице тебе не позволяет твоя чертова гордость. Но как только я становлюсь тираном, ты тут же подминаешь меня под себя во всех смыслах этого слова. Мозгоеб! И чудовище! Мое чудовище. Со слабым сердцем и непростой судьбой. Я не оставлю тебя, что бы ты ни натворил. Мы будем играть в наши игры до конца наших дней, клянусь. Все, что захочешь, для тебя.

— Роман, вы сидите с ним больше десяти часов. Вам нужно отдохнуть!

Доктор. Хах! Серж, я бы на твоем месте пришел в себя. Этот образчик мужской красоты тебя наверняка восхитит. Кроме того, он похоже на меня запал. Или на тебя? Смотри-ка, прям глаз не сводит, когда я тебе пальцы целую.

— Евгений, со мной все в порядке, не переживайте.

— Может, хоть чашку кофе выпьете? У меня в кабинете. А еще там диванчик удобный есть, я на нем сплю, когда сутки дежурю. Могу уступить.

— Даже не знаю, — задумчиво тяну я и смотрю не на доктора, а на тебя, любимый.

Ну же, хватит болеть! Давай, просыпайся, самое время жестоко ревновать, и тем самым залечить мои расшатанные нервы. Я ловлю кайф, когда ты ревнуешь или заявляешь на меня права. Именно ты, и никто больше.

— Пара часов на диванчике вам точно не повредит, — сказал доктор.

— Наверное…

— Ромка… кха... гххгх… тьфу… — твой хриплый голос погружает меня в идиотскую слепящую радость. Живой. Снова живой! Со мной рядом. Фух. — Я еще не окочурился, веди себя прилично.

— Тебя хуй убьешь, оптимист хренов, — ворчу я. — Напугал меня, чудовище чертово!

Ты переплетаешь наши пальцы и смотришь мне в глаза. Это выносит мозг. Всегда. Плевать на всех и вся! Я наклоняюсь и целую тебя в губы, не скрывая эмоций. Ты отвечаешь кое-как, и я беру себя в руки. Жду язвительных комментариев.

— Я хочу чувствовать тебя рядом, Ромка, — едва ли не зло говоришь ты и смотришь на доктора, который задумчив не в меру. — Ложись, со мной поспишь.

— Это запрещено правилами, — хмурится Евгений.

Я вижу, как играют желваки на твоей бледной красивой моське, и немедленно устраиваюсь рядом. Обнимаю, целую в лоб, в нос, в губы. Ты расслабляешься. Серж, родной мой, какой же ты все-таки властный собственник! Почти такой же, как и я.

— Господа, я серьезно, — подходит к нам доктор. — Сергей, у вас же капельница!

Ты выдергиваешь иголку из руки, расстегиваешь мою рубашку и запускаешь пальцы на мою грудь. Ррррревность твоя великолепна! Мне смешно и сладко, а вот доктору, похоже, невесело. Он смотрит, как ты скользишь ладонью по кубикам пресса до пупка, и неосознанно облизывает губы. Это заводит меня пуще прежнего, а ты целуешь меня в шею. Оооох! Серж, чудовищееее! Еб твою мать! Только ты можешь завести двух мужиков парой движений. Убил бы! Я обнимаю тебя крепче, практически затягивая на себя, но ты изгибаешься и кладешь руку на мой пах. Хмыкаешь так, что краснею и я, и доктор.

— Ромка, ты извращенец? Я же почти что труп. Или это у тебя на доктора встал? — ехидно говоришь ты, глядя Евгению в лицо.

Ооооо! Только не это! Доктор моргает, спохватывается и отступает к двери, но тебя несет.

— Док, а ты симпатяшка, — хрипловато тянешь ты и прихватываешь мой член сквозь брюки. Я громко выдыхаю от неожиданности и от удовольствия. Безумие какое-то! — Третьим будешь?

До нас с Евгением смысл предложения доходит долго, а потом он пунцовеет и вылетает за дверь, а я рычу, обнимаю тебя крепко, но осторожно, убираю руку с моего паха и целую.

— Чудовище, ну что ты исполняешь? — шепчу я в твои волосы.

Ты обнимаешь меня. Молчишь. Я отдал бы все, что у меня есть, чтобы узнать твои мысли.

— Возвращаюсь в мир живых, — отвечаешь ты пару минут спустя. — Инфаркт был, да?

— Да. Не самый серьезный.

— Это ты во всем виноват, — пыхтишь ты и ерзаешь.

Господи! Твое ерзание — это самая страшная пытка. Оно даже у гомофоба-импотента хуй поднимет, что уж про мой говорить?!

— Почему это я? — возмущаюсь я, в надежде отвлечься, но ты нагло расстегиваешь ремень, ширинку и берешь мой хуй в руку. — Не надо, Серж. Ты не в том…

— Это не минет будет, расслабься, — хмыкаешь ты мне в ухо. Меня аж передергивает, а на головке выступает смазка. — Это просто благодарность за тот день, что ты провел, не деля меня с работой, и за то, что спас мне жизнь. Опять.

— А сказать: «Я люблю тебя, родной мой. Спасибо, что был рядом», слабо? — улыбаюсь я.

Ты пыхтишь, собираясь с силами. Тяжело вздыхаешь… и начинаешь дрочить мне так, что я теряю мысль. Черт! Опять ты за свое? А впрочем, твоих последних слов в машине мне хватит надолго. «Сердце мое ты, Ромка». Я не забуду этого никогда.

— Слабо, — выдыхаешь ты в мое ухо.

Кладешь голову на плечо. Я обнимаю тебя за плечи, смотрю на твою руку на моем хуе и кончаю уже через минуту, краешком сознания улавливая тихое:

— Я просто с тобой соглашусь.

03.02.2015

====== 17. Так просто ======

Комментарий к 17. Так просто Муз, ну что ты со мной творишь?!

— Серж.

Шуршание одеяла. Теплые губы на моем плече. Ноги прижимаются к моим. Я улыбаюсь, но от ноута не отрываюсь.

— А? Щас, погоди, тут разговор интересный наклевывается. Мужики в страйкбол зовут на майские праздники. Поедем?

— Серж.

Рука заползает на мой затылок. В волосы. До макушки и обратно. Губы ползут по плечу к шее и уху. Пах прижимается к моим ягодицам. Я ежусь, довольно вздыхаю, но упрямо клацаю по кнопкам компа.

— А может, на шашлыки в лес 23-го поедем? Псовая охота на 1812-й год в Уваровке будет. Меня зовут, потому как кавалерии маловато, да и соскучились все.

— Серж…

Рука ползет от головы по плечу к соску на груди… по ребрам… на бедро… ягодицу…

— Ромка, пять минут, а? — жалобно выдыхаю я, теряя нить переписки.

— Родной мой…

Теплый воздух слов касается моего уха. Стальная грудь несильно давит мне на спину… Пах мой сводит спазм удовольствия. Мурашки пробегают табуном, от прикосновений к груди и прессу. Легких. Коварных.

— Что на тебя нашло? — утыкаюсь лбом в подушку я.

Подставляю рукам и губам плечи и спину. Трусь ягодицами о тесно прижатый к ним пах и вздрагиваю от дорожки холодного воздуха, за которой следуют горячие губы. Столько неторопливой нежности в этих прикосновениях! Меня бросает от нее в дрожь.

— Ничего, хороший мой, — шепчет Ромка, обнимая меня. Лаская телом и, кажется, даже душой. — Я счастлив от того, что ты у меня есть. Что живой и здоровый.

— Не дождешься, — выдыхаю я, не в силах сдержать свою сволочную сущность. А может, это мой страх говорит за меня?

— Чудовище, — ласково смеется мне в шею Ромка и продолжает ласкать меня рукой. — Скажи то же самое, но без стеба.

— Ты и так все знаешь, — отпираюсь я, глотая растущий ком в горле.

Ромка закрывает крышку ноута, погружая спальню в темноту. Снова ворошит мои волосы, целует плечи, шею, позвонки на спине и никуда не торопится.

— Я буду ласкать тебя вечность, любимый мой, и, рано или поздно, ты сдашься, — шепчет он, и улыбка в его голосе теплым лучом скользит по моей склеенной из осколков душе, заставляя ее сверкать. — Скажи, это же так просто.