Килька в томатном соусе (СИ) - "Villano" - Страница 3

— Проходи, будь как дома, — ехидно сказал Даниил мне в спину. — Ты как раз одет подобающим образом.

Я аж вспотел, как-то вдруг понимая, что на мне только черные шелковые боксеры и тапочки. От это он меня взбесил, а?! Аж одеться забыл! Я поджал булки, чувствуя на заднице ожоги от чужого взгляда, и поспешил совершить акт возмездия. Больше я сюда ни ногой!

— Не спальню ли ищешь, дорогой?

— Что за шутки у тебя, придурок! Ты что, пидор? — огрызнулся я, останавливаясь в дверях комнаты, под которой моя люстра танцевала наиболее весело.

Ага. А вот и колонки, щас я их… Не тут-то было! Я остановился как вкопанный, когда увидел одни из самых крутых колонок в мире: Sonus Faber Aida, два ярко-красных монстра, стоящих целое состояние.

— Как хочу, так и шучу. А ты что, гомофоб? — возник за моей спиной Даниил, но мне на него было плевать. Это ж, епта, Sonus Faber Aida!!! Где он ее взял?! — Ясно, мозг выключился от восторга. Нравится, да?

— Конечно! — двинулся к красоткам я, но парень не дал мне сделать и шагу, неожиданно вцепившись в меня, как пиявка: обнял за талию и уткнулся лицом куда-то в загривок. Это еще что за нахер?! — Слышь, подонок, руки убрал!

— Не могу, — тихо выдохнул мне в позвоночник он.

Я аж мурашками весь покрылся и дышать перестал. Да что за хуйня?!

— Люблю тебя.

Я вывернулся и схватил парня за горло, с хрустом впечатывая в стену. Уставился ему в лицо, открыл рот, чтобы уничтожить, но огонь в его глазах едва не выжег мне мозг, и я смог только обреченно выдавить:

— Ты обкурился?

— Нет.

— Начитался любовных романов?

— Нет.

— Ты идиот?

— Нет! Я влюбился в тебя, едва увидел. Что в этом плохого? — сказал Даниил, складывая руки на мои бедра. — Хочу тебя до безумия!

Черт! Отпустить его шею, чтобы скинуть руки? Ну нет. Хер с ними, с руками. Я сжал пальцы на остром кадыке, парень захрипел и побледнел.

— Не смей ко мне приставать!

— Почему?

Я подзавис с ответом, а он спустил руки на мою задницу и сжал ладони.

— Пошел на хуй, отморозок! — подпрыгнул от неожиданности я.

— На твой — всегда пожалуйста.

Да что же это делается-то, а?! Я врезал ему коленом в живот, добавил кулаком в челюсть и свалил в свою квартиру в растрепанных чувствах. Этот подонок просто чокнутый! Как ему можно что-то объяснить? Он же глухой! У него, по ходу, мозгов нет, что уж про чувство самосохранения говорить! Ну его нахер.

…

Два дня я прожил в полной тишине, но так толком и не отдохнул, потому что после моего ухода к гламурному подонку приезжала скорая, и это серьезно меня напрягло. Силы-то во мне без меры, а парень хрупкий. Не дай бог в суд на меня подаст за моральный ущерб! Я ж практически нищий, а так и вовсе без штанов останусь. Но эти переживания не шли ни в какое сравнение с теми, что уготовила мне Марь Ванна. Она явилась на третий день после разборки и устроила пропиздон еще хуже, чем в детстве. А мне почти 35! Я мужчина в полном расцвете сил! Это же геноцид и садизм в чистом виде! Лучше б меня в обезьянник на пару дней посадили.

— За что ты парня избил, охламон?! Что ты себе позволяешь! Опустился вконец, пьяница! Тунеядец! Ремень по тебе плачет, мальчишка!

— Но он ко мне прист… — попытался подать голос в свою защиту я. Куда там!

— Знать ничего не желаю! Что хочешь делай, а вину свою загладь.

— Да не бы…

— Отцу позвоню и скажу, что ты сошел с ума, приставал к соседу и хотел его убить, — вонзила мне нож в сердце Марь Ванна. — Он тебя живо в Европу на лечение отправит.

— Это шантаж! — возмутился я.

— Он самый, — кивнула головой старушка. Гитлер в юбке! Чикатило! — В течение недели дело миром не решишь, пеняй на себя.

Она ушла, а я разбил о стену старинное блюдо из дедова сервиза, взял себя в руки и пошел к озабоченному подонку мириться. Что мне еще оставалось? Мой отец — тиран и сатрап, а я в молодости такое исполнял, что он меня даже слушать не станет: посадит в палату с мягкими стенами на полгода и все, капец котенку. Ни коньяка, ни прогулок с Цезарем, ни кильки в томатном соусе.

Даниил открыл сразу, будто у дверей стоял. Я помялся на пороге, виновато глядя на зелено-желто-синюю гематому на его челюсти, но внутрь вошел. По ходу, приложил я ему очень крепко. Ну и ладно, он сам меня спровоцировал!

— Зачем пришел? — стараясь не открывать рот широко, прошепелявил Даниил.

— Мириться.

Я протянул ему злосчастную банку кильки и увидел, как дрогнули в улыбке его губы. Так четко вырезанные, что любая красотка обзавидуется. На другом мужском лице они смотрелись бы крайне вызывающе, а тут наоборот, вливались, так сказать, в коллектив всеобщего великолепия. Даже две маленькие родинки на левой скуле это безупречное ебало не портили, чтоб ему! Он, наверное, по недоразумению мужиком родился.

— Этого мало, — взял консерву в руки Даниил.

— Чего тебе еще? — с досадой спросил я. — Я кильку, можно сказать, от сердца оторвал!

— Верю, но мне этого недостаточно. Проси прощения по-нормальному. Я, между прочим, тебе в любви признался, а ты меня избил! За что, спрашивается? У тебя совесть есть или как?

— Есть. Если бы ты меня не лапал, я бы тебя не бил.

— Если бы ты не был собой, я бы тебя не лапал, — вредным голосом сказал Даниил. — Пришел полуголый, ринулся в квартиру! Что я должен был подумать? Это ты во всем виноват!

Тьфу, вот ведь, зараза. Как он умудрился все с ног на голову перевернуть за пару предложений?!

— Я не виноват!

— Синяк на лице я сам себе поставил, что ли?

— Нет. Я.

— Вот и проси прощения!

— В кого ты такой настырный?! Соглашайся на мир по-хорошему, у меня нервы ни к черту, — начал злиться я.

— С чего вдруг? — двинулся на кухню Даниил.

Я отправился следом, разглядывая его задницу очень пристально. Почему нет? Он мою не только разглядывал, но еще и лапал, а мне нельзя? Тем более что она мне предложена была. Надо же знать, от чего отказываюсь. Лучше б не знал. Футболки на подонке не было, а когда он нагнулся, чтобы поставить банку с кильками на нижнюю полку кухонного шкафа, шорты сползли вниз, открывая очаровательные ямки пониже спины, и облепили поджарую задницу плотнее некуда. Я аж вспотел. Да если б он был женщиной, я б его тотчас же в постель затащил!

— Так что с твоими нервами, Алексей? — выпрямился Даниил.

Я поспешил незаметно прикрыть стояк рукой и краем футболки. Права была моя бывшая: любовь к анальному сексу до добра не доведет. Еще чуть-чуть, и на гламурного подонка дрочить начну. Черти что!

— Марь Ванна приходила, — брякнул я, не подумав. Сложно думать, когда мозг в яйцах плавает.

— Так это она тебя заставила ко мне прийти?! — помрачнел Даниил.

— Да.

Даниил помрачнел еще больше, отвернулся к окну и замолчал. Нехорошо так замолчал. С намеком на то, что я козел, дебил и настоящий ебанат. Он был прав, но мне почему-то стало обидно. Я, конечно, скотина, но не всегда. Изредка. Точнее очень редко. Только когда совсем невмоготу.

— Даниил, какая разница, почему я пришел? Пришел же!

Он плечом дернул, но не повернулся. Пришлось идти самому. Подошел к нему, положил руки на плечи. Кожа гладкая, как у ребенка, а под ней сталь натянутых канатов. Ни фига себе мышцы! Никогда бы не подумал.

— Убирайся, — дернулся в сторону он, — или извиняйся, как полагается!

Я прижал его бедрами к широкому подоконнику, чтоб не ерзал и не мешал с мыслью собираться. Я словами сто лет не извинялся! Неужели так непонятно? Обнял его, прижался к выступающим лопаткам грудью, порепетировал фразу в уме и процедил сквозь зубы:

— Так и быть: извини. Я не хотел бить тебя… так сильно.

— Мне одолжения не нужны! — напрягся Даниил.

— А что тебе нужно?

Зачем-то зарылся носом в светлые волосы, которые приятно пахли чем-то давно забытым, но очень вкусным. Даниил замер, а потом вцепился в подоконник тонкими длинными пальцами и выдохнул так, что мой опавший член мигом вернулся в исходное состояние и улегся прямо между упругих полупопий. Я опять вспотел и хотел отступить, но Даниил повел задницей, прогибая поясницу, и мои яйца аж зазвенели от накатившего возбуждения, а руки просто-напросто прилипли к ребрам и впалому животу.