Невеста Красного ворона (СИ) - Субботина Айя - Страница 42

— Ма’ну, уходи оттуда, - она показывает пальцами в осколки купола, которые действительно выглядят угрожающе. - Пожалуйста. Хотя бы пока эту гадость не демонтируют.

Я соглашаюсь и выхожу вслед за ней. Она о чем-то негромко говорит по телефону, но до меня доносятся слова «выставка» и «я не могу так быстро».

— Снова какая-то поездка, которую ты пропустишь из-за меня? - спрашиваю, когда она отключается. Понятно, что я невыездной, поэтому и речи быть не может, чтобы поехать вдвоем.

— Ничего серьезного, - отмахивается она. - Но у меня всего пара дней, чтобы приготовить пристойную картину, которую Алекс сможет презентовать на вернисаже.

— Без тебя?

— Мне все равно. - Аврора перестает хмуриться, упирает руки в бока и спрашивает: - Поможешь мне?

— Я же не умею рисовать, - тушуюсь в ответ, как будто она попросила сделать для нее подделку «Джоконды».

— А тебе и не нужно. Ты будешь позировать.

Со стороны это звучит как сущий пустяк, если бы не два «но»: я не хочу позировать, а Аврора вроде заявила свои права собственницы. Но я даже не успеваю рот открыть, чтобы высказаться против - она меня опережает.

— Мне нужна только твоя спина.

Я видимо слишком активно перевожу дух, потому что Аврора смеется и обнимает меня. Плохие мысли тут же улетучиваются из головы. Сомнения - это хуже, чем не отмоленные грех. Они грызут нас куда сильнее. Что бы там ни говорил Шэ’ар и как бы это не соотносилось с реальностью и моими осколками воспоминаний, я никогда не смогу поверить ему безоговорочно. Да и не хочу.

— Ну… наверное, это можно устроить, - соглашаюсь я, совершенно бессильный против ее поцелуя и улыбки.

— Никто тебя не узнает, - как великая заговорщица шепчет она мне на ухо.

Мы заканчиваем распаковывать вещи, среди которых часть новой мебели - об этом позаботилась Нана, а часть - вещи Авроры из дома ее родителей. И хоть ситуация совсем не подходящая, я постоянно ловлю себя на мысли, что мне хочется испытать кровать на прочность совершенно недвусмысленным способом. И все это читается в моем взгляде, раз Аврора несильно шлепает меня по руке, делая вид, что страшно недовольна ходом моих мыслей.

До самого вечера мы занимаемся домом - это настолько вошло в привычку, что мы даже составили план, какие комнаты в какие дни собираемся приводить в порядок. Но предстоящая выставка и необходимость представить пару картин вносят свои коррективы. Как там говорится? Расскажи о своих планах - насмеши Богов.

Аврора радуется, как ребенок, что у нее есть пара холстов и все необходимые инструменты, чтобы рисовать картину прямо на месте. Она все еще боится выезжать из дома и оставлять меня одного, но и со мной пока тоже нельзя. Чувствую себя драгоценной принцессой, а ее - моим принцем на белом коне.

Аврора долго бродит по дому, выбирая подходящее место, и останавливается на мансарде: здесь большие открытые окна и сейчас, когда стемнело, открывается прекрасный вид на звездное небо.

— Рисовать будем на рассвете, - сообщает она, расставляя художественные принадлежности. - Жаль, нет мольберта, но придется постараться.

Мы сооружаем конструкцию из коробок и ящиков, на которую можно поставить кусок доски, вокруг которого Аврора оборачивает холст. Чувствую себя мальчишкой, который собирает из пиратского комплекта «Лего» модель космического корабля: получается не то, чтобы хорошо, но зато какой простор для фантазии.

И если сначала я не понял, почему Аврора ждет утра - свет подведен сразу к двум лампам - то, когда она будит меня на рассвете и сонного тащит наверх, я понимаю, в чем вся идея. С первыми лучами солнца комната наполняется приглушенным золотистым светом. Просто чудо, что после затяжных дождей утро такое ясное и обещает чудесный день. Я открываю окно и в комнату врывается прохладный весенний воздух. Тянусь, чувствуя себя медведем после долгой спячки. И впервые за кучу времени у меня появляется желание вновь взять в руки мяч. Не просто ради поддержания спортивных навыков, а выйти с ним на поле и сыграть так, чтобы трибуны снова взрывались овациями и в один громкий рев скандировали мое имя.

Впервые за долгое время я хочу жить полноценной жизнью.

Я усаживаю его лицом к окну, немного боком, чтобы свет падал на спину. Отхожу в сторону, любуясь полученным видом. У него красивая спина: при его худощавом сложении достаточно широкие «крылья» и потрясающи рельеф. Ма’ну ведет плечами, и мускулы перекатываются под кожей, и я невольно кистью по воздуху повторяю их ход. Узкая талия и поношенные домашние джинсы, которые сидят так низко на бедрах, что видны ямочки на верхней части ягодиц.

Сейчас мне уже не кажется, что нарисовать его было такой уж хорошей идеей, ведь на картину будут смотреть все, кому не лень. Приходится утешиться тем, что они не будут знать имени модели и смогут увидеть лишь часть того, чем я владею безраздельно до конца своих дней.

— Тебе придется сидеть так довольно долго, - предупреждаю я, и Ма’ну молча кивает. Уверена, его это совершенно не беспокоит.

Я люблю рисовать. Всегда любила и всегда хотела стать художницей. А после того случая это оказалось моим единственным спасением, благодаря которому я не погрязла в депрессии окончательно. Пытаюсь выбросить из головы слова Шэ’ара, которые он сказал в больнице. Я провела там несколько дней, не приходя в сознание, и он, по словам сестер, все время был там. Конечно, они не могли знать, что между нами давным-давно ничего нет, а этот мерзавец наплел им целую историю о нашем тайном романе. А в придачу к нему - басню о моем нервном истощении, от которого он меня якобы спас. Конечно, с оглядкой на мой прошлый замкнутый и нелюдимый образ жизни его слова прозвучали убедительно. Шэ’ар знал мою жизнь даже лучше, чем знала ее я. И это пугало.

«Скажешь журналистам, что произошло на самом деле - и я всем покажу те самые снимки, - сказал он в тот день. - Человека, Рора, всегда можно купить, а особенно легко купить агента, который остался без хлебного клиента».

Так я узнала, что миром правят деньги и предательство. Не самое лучшее открытие в моей жизни.

— Расскажи мне о Но’лу, - просит Ма’ну.

Я закончила набросок и как раз исправляю мелкие огрехи, поэтому вопрос застает меня врасплох. Растираю пальцем слишком жесткий контур позвоночника, собираясь с мыслями.

— Он был хорошим. - Звучит по-идиотски, но другого слова у меня нет. Образ в памяти наполнен светлыми воспоминаниями и ничем больше. - Он всегда знал, что сказать, чтобы я улыбнулась. И еще именно он сказал, что я должна быть художником.

— Я не помню его, - говорит Ма’ну. Плечи тяжело поднимаются и опускаются. - В голове только размазанный образ. Он всегда плохо засыпал и просил рассказывать ему сказки. А я любил выдумывать, мог ночь напролет сочинять белиберду.

— Ты выдумывал для него сказки? - переспрашиваю я. Неясное чувство бултыхается глубоко внутри, словно к берегам моей души прибилась бутылка с тайным шифром к прошлому. Это Но’лу рассказывал сказки, когда мне было грустно, и я поражалась его неуемной фантазии.

— Да. И для него, и для мамы. Она… много болела и, бывало, не вылезала из постели несколько суток подряд. У нее были перепады настроения и затяжные депрессии. Помню, что находил на ее столе целые клондайки всяких таблеток, пластиковых баночек, капель и прочей ерунды, которую привозил Шэ’ар. Он привозил врачей, которые нас обследовали и назначали лекарства всем троим.

— Странно, что он так о ней заботился, - говорю то, о чем думаю в эту минуту и тут же замолкаю. Ма’ну наверняка неприятны эти слова, учитывая его болезненную связь с матерью, и я пока не знаю, как далеко он смог продвинуться в своем лечении.

— Я сам об этом часто думаю, Аврора, - без обиды отвечает он. - Мы всегда были за кадром его жизни. Он на виду, а нас как будто и не существовало, потому что о нас случайно могли узнать больше, чем нужно.