Королева демонов - Бретт Питер - Страница 6

Сколько же матерей она наставила на этом важнейшем этапе? Сколько новорожденных поднесла к соску? Это не шло ни в какое сравнение с личным опытом – картиной того, как насыщается родное дитя. Она задохнулась от силы его хватки.

– Все хорошо? – спросила Дарси.

Лиша кивнула:

– Сильный какой.

Она чувствовала себя опустошенной, но знала, что стерпит любую боль, только бы накормить ребенка. В последние месяцы она отчаянно боялась за его жизнь, но теперь он был рядом. Живой. В безопасности. Она всхлипнула от счастья.

Возникла Тариса с мокрой тряпицей. Она утерла ей слезы и пот:

– Все матери плачут при первом кормлении, миледи.

Лиша разрыдалась, и слезы помогли ей расслабиться, но без ответа оставалось слишком много вопросов, чтобы она раскисла надолго. Когда дыхание успокоилось, она позволила Тарисе в последний раз утереть глаза и отвела пеленку.

Уонда не ошиблась. На первый взгляд младенец казался крепким мальчиком с нормальными пенисом и яичками. И, только приподняв мошонку, Лиша увидела идеально сформировавшееся влагалище.

Она вздохнула, отстранилась и приступила к полному осмотру. Ребенок был крупный, слишком большой, чтобы пройти по родовому каналу без риска для нее и себя. Аманвах не ошиблась. Операция спасла обоих.

Он был силен – и голоден. Младенец родился здоровым во всех отношениях, без каких-либо других отличительных мужских и женских признаков.

Она надела меченые очки, вникая глубже. Аура ребенка была яркой – ярче, чем приходилось видеть Лише у всех, кроме Арлена и Ренны Тюк. Он был могуч и… жизнерадостен. Ребенок получал от материнской заботы не меньшее удовольствие, чем она. Глаза Лиши снова наполнились слезами, и она была вынуждена смахнуть их, чтобы продолжить обследование.

Осмотрев паховую зону, Лиша убедилась в диагнозе. Мужские и женские органы, здоровые и исправные.

Она кивнула Уонде:

– И то, и то.

– Недра, как же это возможно? – спросила Элона.

– Я читала о таком, – ответила Лиша, – хотя воочию ни разу не видела. Это значит, что при оплодотворении возникло два зародыша, но один поглотился…

Слова застряли, у нее перехватило горло.

– Это моя вина, – выдохнула она.

– То есть? – не поняла Дарси.

– Магия. – Лише казалось, что стены огромной опочивальни смыкаются и грозят раздавить ее. – Я очень много ею пользовалась. Начала, когда мы с Инэверой боролись с мозговым демоном в первую ночь после того, как мы с Ахманом…

У нее вытянулось лицо от полного осознания ужаса случившегося.

– Я сплавила их воедино.

– Демоново дерьмо! – бросила Элона. – Это нельзя предугадать. Сама сказала, что в книгах прочла.

– Не каждый день я соглашаюсь с Элоной, госпожа, – заметила Дарси, – но сейчас ваша матушка права. Незачем приплетать сюда магию.

– Она подействовала, – настойчиво возразила Лиша. – Я почувствовала.

– А хоть бы и так? – скривилась Уонда. – Лучше было перед демоном раскорячиться?

– Конечно нет.

– Бруна говорила, что, коли дерешься и входишь в раж, корить себя незачем, – напомнила Дарси. – Задним числом…

– …все умны, – докончила Лиша.

– Я читала те же самые книги, – продолжила Дарси. – Там сказано, как это лечить.

– Лечить? И как же? – спросила Элона. – Какая-нибудь трава закроет щелку или высушит стручок и он отвалится?

– Разумеется, нет, – пожала плечами Дарси, рассматривая ребенка. – Мы просто… выберем что-то одно. Такая красивая девочка легко сойдет за мальчика.

– А такой милый мальчик – за девочку, – подхватила Элона. – Это ничего не излечит.

– Да, – кивнула Дарси на операционный стол, за которым еще трудилась Аманвах, – но в сочетании с несколькими надрезами и стежками…

– Уонда, – позвала Лиша.

– Да, госпожа? – откликнулась та.

– Если кто-нибудь еще захочет сделать ребенку операцию – пристрели.

Уонда скрестила на груди руки:

– Да, госпожа.

Дарси вскинула ладони:

– Я только…

Лиша пошевелила пальцами:

– Я знаю, Дарси, что ты не желаешь зла, но это был варварский обычай. Мы не прибегнем к хирургии, если не возникнет угрозы здоровью ребенка. Я понятно выразилась?

– Да, госпожа, – ответила Дарси. – Но люди спросят, кто родился – мальчик или девочка. Что им сказать?

Лиша взглянула на Элону.

– Не смотри на меня, – отрезала мать. – Мне лучше других известно, что мы лишены права голоса в этих вопросах. На все воля Создателя.

– Хорошо сказано, жена Эрни, – подала голос Аманвах.

Она последней отошла от операционного стола, и ее руки были красны от родильной крови. Она воздела их перед Лишей:

– Теперь пора, госпожа. Нет гадания более верного, чем при рождении.

Лиша поразмыслила. Если Аманвах омоет алагай хора в крови и родовых водах, ей откроется будущее и Лиши, и младенца. Даже при полном сотрудничестве, которым дама’тинг никогда не славились, она узнает слишком много и не скажет всего. У нее навсегда останутся тайны, секреты, разгадка которых Лише, быть может, остро понадобится.

Однако в ауре Аманвах золотом прописалась забота о ребенке, ее сводном брате-сестре. Она защитит его грудью.

– Есть условия, – ответила Лиша. – И они не подлежат обсуждению.

– Все, что угодно, – склонилась Аманвах.

Лиша выгнула бровь:

– Ты прочтешь свои молитвы по-тесийски.

– Разумеется.

– Всем, что увидишь, ты поделишься со мной, и только со мной, – продолжила Лиша.

– Э, я тоже хочу взглянуть! – воскликнула Элона, но Лиша не свела глаз с Аманвах.

– Да, госпожа, – ответила та.

– И это навсегда, – сказала Лиша. – Если через двадцать лет я спрошу, что ты видела, ты выложишь все полностью и без заминки.

– Клянусь Эверамом.

– Ты не тронешь костей, пока мы не снимем для меня копию расклада.

Теперь Аманвах помедлила. Чужакам запрещалось изучать алагай хора дама’тинг – тем паче вырезать собственные. Инэвера снимет с Аманвах голову, если та согласится с этим требованием.

Но мигом позже дама’тинг кивнула:

– У меня есть глиняные кости, которые можно зафиксировать на месте.

– И ты научишь меня по ним читать, – сказала Лиша.

В комнате воцарилось молчание. Дерзость запроса почувствовали даже женщины, незнакомые с красийскими обычаями.

Аманвах прищурилась:

– Да.

– Что ты увидела в Энджирсе, когда сделала на ребенка расклад? – спросила Лиша.

– Первое, на что учила обращать внимание мать, – ответила Аманвах.

Лиша разложила меченые клаты вокруг древней королевской реликвии, временно ставшей операционным столом. Они с Аманвах склонились, изучая светящиеся кости, а ожившие метки заключили их в звуконепроницаемый пузырь.

Аманвах указала длинным накрашенным ногтем на четко обозначенный символ:

– Ка.

Красийское слово, означавшее «один» или «первый».

Указала на следующий:

– Дама.

«Священнослужитель», «жрец».

Третий:

– Шарум.

«Воин».

– Первый… священнослужитель… воин… – Лиша моргнула, у нее пресеклось дыхание. – Шар’дама ка?

Аманвах кивнула.

– «Дама» – это «жрец», – сказала Лиша. – Значит ли это, что ребенок мужского пола?

Аманвах покачала головой:

– Необязательно. Правильнее перевести так: «первое духовное лицо-воин». Это нейтрально и на Ханну Паш может означать любой пол.

– Выходит, мой ребенок – Избавитель? – спросила Лиша, не веря глазам и ушам.

– Все не так просто, – сказала Аманвах. – Ты должна понимать, госпожа. Кости раскрывают наши возможности, но большинство из них так и не осуществляется. – Она указала на другой символ. – Ирраджеш.

– Смерть, – перевела Лиша.

Аманвах кивнула:

– Смотри, острие кости направлено на северо-восток. Ранняя смерть – самое частое будущее детей.

Лиша скрипнула зубами:

– Нет, если дело станет за мной и я хоть на что-то годна.

– Или я, – согласилась Аманвах. – Клянусь Эверамом и упованием на Небеса. На Ала нет большего преступления, чем покуситься на всеобщего спасителя.