Каюсь. Том Второй (СИ) - Раевская Полина - Страница 73

-Того, дорогуша! - продолжил он отчитывать меня, не замечая моего шокового состояния. - Я ей, значит, рентген делаю, сильнейшие антибиотики колю, а она молчит, как сыч! -Я не понимаю… -Чего ты не понимаешь? - бушевал он. - Облучили малыша, нашпиговали всякой дрянью - так понятней? -Я…я не знала, - заикаясь, прошептала я, все еще не в силах переварить эту новость. -Ну, поздравляю! Не знала она… -Но как такое возможно, я же таблетки пила? - ошарашенно пробормотала я, но ответа уже не услышала, пронзенная, словно леденящим ужасом мыслью, что это ребенок Пластинина, ведь в тот вечер я пропустила прием таблеток и после в течении недели их не принимала. От аргументов в пользу отцовства этого ублюдка, у меня внутри все свело, тошнота подступила к горлу, и я едва сдержала рвотный позыв, цепляясь за призрачную надежду на чудо, лихорадочно пытаясь вспомнить, когда у меня были месячные. Но память, словно назло, пребывала в абсолютнейшем молчании. Впрочем, ничего удивительного, я тогда была слишком поглощена своими переживаниями, чтобы обращать внимание на что-то еще. Так что прояснить ситуацию можно было, только узнав срок, но опять же, если ребенок зачат был в ту ночь, то он с такой же вероятностью может быть и от Гладышева. И как 6ы омерзительно и пошло это все не выглядело, я счастлива, что такая вероятность вообще существует, поэтому с колотящимся от волнения сердцем решила сразу же покончить с предположениями, если это возможно. - А какой срок?- дрожащим голосом спросила я. -А я почем знаю, я тебе не УЗИ?! - раздраженно парировал доктор. -Ну, а у вас здесь можно его сделать? -Можно и нужно, Токарева! - проворчал он и поднявшись, бросил напоследок. - Готовься, через полчаса медсестра отведет тебя, я уже договорился. Хотя тебе и готовиться не надо, клизму можно не ставить, все равно кишечник пустой. -Зачем клизму? -Затем, что на ранних сроках проводят трансвагинальное узи, - пояснил он, как дуре и тут же будто спохватившись, полез в карман, и вытащив презерватив, протянул его мне. - На, и полотенце не забудь, перчатки там уж поди найдут. Я 6ы смутилась, если 6ы не была столь поражена всем происходящим. Кто-то свыше, видимо, решил, что мне недостаточно острых ощущений. О том, что у меня в животе самый большой подарок в этой проклятой жизни, я не позволяла себе даже мечтать, вынести еще одно потрясение было мне не по силам. Хотя, как не подавляй, а огонек надежды уже зажегся в моей груди, озаряя светом мое будущее, придавая жизни смысл. И я до безумия боялась его потерять! В такие моменты, пожалуй, становится понятно, почему люди приходят к Богу. Слишком страшно в одиночестве ждать закономерной отдачи за свои проступки. Хочется чуда, чтобы в чьей-то власти было отвести от тебя неминуемую кару. Естественно, мне тоже этого хотелось. До слез хотелось! И я всем своим измученным сердцем молила небеса о снисхождении. -Господи, - шептала я, закрыв глаза, - прошу Тебя, не лишай меня надежды, не погружай в еще больший мрак безысходности! Знаю, что не заслуживаю ничего, кроме наказания и не имею права просить, но не по силам мне молча переживать все это. Пожалуйста, не испытывай меня этим ребенком, умоляю! Обещаю, я изменюсь, исправлюсь, стану лучше, только не лишай меня частички моей любви. Не забирай у меня это маленькое чудо, молю Тебя! Не знаю, был ли в этом какой-то смысл, но я молилась со всей искренностью и верой в лучшее. Впрочем, ничего другого мне не оставалось. Время за молитвами пронеслось быстро. И вот я уже в кабинете УЗИ, трясущаяся от дикого страха и волнения, готовая сорваться и сбежать, дабы не потерять только-только обретенный лучик света. -Не волнуйтесь, процедура совершенно безопасна,- успокоила меня врач, по-своему истолковав мое волнение, я нервно кивнула, и замерла в ожидании приговора. - Ну, вот смотрите, ваш малыш, -провозгласила она бодрым голосом, указывая на светлое пятно непонятной формы, отчего у меня пересохло во рту, а пульс начало зашкаливать. -Вы.., вы можете установить срок? -Конечно, сейчас все рассчитаем,- заверила меня женщина и спустя некоторое время каких-то измерений, когда я совсем не ожидала, спокойно сообщила, - восемь недель вашему малышу. Она начала рассказывать, что на этом сроке происходит с плодом, я же пыталась прийти в себя и определить месяц зачатия, но от перенапряжения никак не могла сосредоточиться. Когда же до меня, наконец, дошло, что восемь недель назад был конец февраля, я едва не соскочила с кушетки, поняв, что это означает. На экране, среди серого пространства, в небольшой темной, похожей на грот выемке, дремал наш с Гладышевым малыш. Он был таким крошечным, но в нем уже был заключен целый мир. От переполнившего меня восторга, радости и облегчения я впервые за очень долгое время счастливо рассмеялась, отчего врач в недоумении замерла, а когда к смеху прибавились еще и слезы, неудержимым потоком побежавшие по моим щекам, и вовсе перепугалась. Она попыталась успокоить меня, увещевая, что ребенок все чувствует и мне надо беречь себя, но это были тщетные попытки. Я столько всего пережила за последнее время, столько выпало на мою долю, что от напряжения превратилась в один сплошной нерв, и сейчас, когда оно немного спало, все мои заслоны рвануло со страшной силой, так что остановить эту истерику можно было с той же вероятностью, что цунами. Видимо, поняв это, женщина решила, что лучше переждать, поэтому позволила мне выплеснуть эмоции, не вмешиваясь. И некоторое время без всякого стеснения я рыдала, смеясь и шепча слова благодарности Господу,что услышал мои мольбы. Когда же я начала успокаиваться, женщина молча протянула влажные салфетки и как ни в чем не бывало продолжила осмотр, которому я уделила уже гораздо больше внимания, с особым трепетом разглядывая очертания намечающихся частей тела малыша, слушая все, что говорит врач. Я ужасно боялась, что все эти напряженные месяцы скажутся на развитии ребенка. В конце концов, после побоев, стрессов, болезни и голода, можно ожидать чего угодно, но слава богу, никаких отклонений выявлено не было. Мое маленькое чудо, несмотря на все ужасы, рос и развивался, как положено, уже сейчас показывая характер бойца. Впрочем, с такой дурной мамашей, ничего другого и не оставалось, как надеяться на собственные силы. Эта мысль ударила обухом по голове: я только сейчас начинала по-настоящему осознавать, что скоро стану матерью, точнее, уже мать и на мне громаднейшая ответственность, а я в очередной раз накосячила. И почему у меня вечно все не как у людей?! Почему я не обратила внимание на свое состояние? Малыш ведь чуть ли не орал в ухо: « Мама, да очнись ты уже!». Меня же и тошнило с утра, а я все на стресс списывала, и на запахи чувствительность появилась, и вкусовые пристрастия довольно странными стали, и еще куча разных мелочей, если вспомнить. Да что говорить?! Как можно не заметить, что месячных нет второй месяц? Ну, вот Яночка может. И вместо того, чтобы во всем признаться и уже не дергаясь, спокойно готовиться к рождению ребенка, мутила всякую херню, чтобы потом опять каяться и лить слезы, только уже перед собственным ребенком, который за восемь недель внутриутробной жизни пережил больше, чем кто - то за девяносто лет. Да, Яночка может… И спрашивается, что со мной, блин, не так? Почему я могу только херней страдать, а быть нормальной, обычной, среднестатистической мне не под силу? Ну, вот почему? Я что, бракованная какая-то что ли? Понятно, что это вопросы в никуда. Просто достало меня это все. С этим надо что-то срочно делать и уж теперь я сделаю! Клянусь, сделаю! Тем более, я ведь полчаса назад пообещала. И тебе, малыш, тоже обещаю, твоя мама изменится, станет лучше и больше никогда не будет делать глупостей! Дав эту клятву, я аккуратно прикоснулась к животу, врач же предложила мне послушать биение сердечка, отчего мое собственное сжалось в радостном предвкушении. Когда же я услышала быстрое тук-тук моего сокровища, не смогла сдержать слез. Не знаю, то ли я такая впечатлительная, то ли так у всех женщин, но мне казалось, ничего прекрасней я в своей жизни не слышала. Этот слегка учащенный стук умиротворял, наполнял силой, энергией, жаждой жизни. И я воспряла духом, восстала из пепла, готовая двигаться вперед, горы сворачивать, ибо в конце туннеля забрезжил свет. Поэтому в пульмонологическое отделение возвращалось не то сломленное, задроченное существо с тридцатью восьмью килограммами вселенской скорби. О, нет! По коридору, несмотря на слабость, решительно шагала счастливая женщина, сжимая в руках, словно знамя, снимок самого любимого и дорогого человечка. -Чего эт ты сияешь, как начищенный тазик?- недовольно поинтересовался мой лечащий врач, зайдя в палату спустя полчаса после моего возвращения. Я помахала ему снимком, давая исчерпывающий ответ, но он похоже, вызвал еще больше недовольства у доктора. -На твоем месте я 6ы не стал радоваться или ты совсем ничего не понимаешь? -А что я должна понимать? - вскинулась я, почувствовав неладное, а потому неосознанно прижав снимок к груди. -То, что у тебя состояние не позволяет сохранить ребенка,- без всяких расшаркиваний,выдал мужчина, погружая меня в пучину леденящего ужаса. -Нет, - замотала я головой, схватившись за живот в защитном жесте. -Что нет?- раздраженно уточнил он и не дожидаясь ответа , начал аргументировать свое заявление. - У тебя серьезное заболевание, к тому же запущенное с кучей осложнений, поэтому лечить тебя я буду сильнейшими антибиотиками, и как это скажется на плоде неизвестно. Срок очень маленький и самый опасный, сейчас происходит формирование ребенка, всех его важнейших систем. В этот период дышать -то лишний раз бояться, не говоря о том, чтобы слечь с крупозной пневмонией в тюрьме. Ты инвалида хочешь родить? -Нет, - прошептала я, глотая слезы, чувствуя, как счастье вместе с ними оседает горечью на языке, улетучиваясь куда-то в пустоту. А противный внутренний голосок насмешничал: « Яночка, какая же ты дура-то! Неужели всерьез думала, что тебе вот так просто подарят то, что ты хочешь больше всего на свете? Ну-ну… Давай, мочи людей, воруй, ври, изменяй, а тебя за это по головке гладить будут, как только слезу пустишь.в Знаю, этот ублюдочный голос был на все сто прав, но … боже, это так жестоко испытывать меня подобным образом! «Вряд ли Гельмс 6ы согласиласья, - съехидничал паршивец, я же едва сдержала стон бессилия, ибо крыть мне было нечем. -Тогда лучше прервать беременность, - продолжал меж тем доктор. -Нет! -отрезала я, не в силах даже представить теперь себя без своего ребенка. Удивительно, как всего за час я срослась с мыслью о материнстве. -И что, собираешься сыграть в русскую рулетку? По-твоему, это игрушки? - обрушился на меня врач. -Вот именно, что не игрушки! - вскричала я, готовая перегрызть ему глотку, если он еще раз заикнется о том, чтобы убить моего малыша. В тот момент, мне было наплевать, что врач хочет, как лучше, мной двигал инстинкт и страх, ибо я точно знала, что эту потерю не перенесу, о чем и сказала. - Это все, что у меня осталось. -Да господи, тебе всего девятнадцать лет! У тебя еще детей будет вагон. -Мне этот нужен, а не вагон! -Знаю я вас: нужен, пока не поймете, что такое ребенок -инвалид, - выплюнул он, тоже начиная горячиться.- Из-за таких безответственных мамаш полные дома малютки. -Не надо меня приравнивать непонятно к кому, - процедила я. - И лечить тоже не надо, раз вредит ребенку. -Ты идиотка что ли совсем? - взорвался он, вскочив. - Так ты еще до второго триместра кони отбросишь. -Тогда лечите более щадящими методами. В конце концов, это всего лишь ваши предположения, но вы же не Господь - Бог, чтобы гарантировать моему ребенку инвалидность. -Ну, куда уж нам против твоей уверенности! Подумаешь, восемь лет учебы да двадцать лет практики! -