От альфы до омеги (СИ) - "Lorain" - Страница 2

— Задача первая. Проверка на уязвимость.

Она подняла руку и наотмашь ударила Ирис. Произошло это быстро и, разумеется, безболезненно. Только где-то внутри загорелся сигнал: грубое прикосновение. Голова Ирис мотнулась в сторону, а потом вернулась в исходное положение — мягко, словно на хорошо смазанных шарнирах.

— Что вы чувствуете, RS? — спросила Мариэлла.

Ирис показалось, что обращение на «вы» после такого трюка совершенно неуместно, но вежливость у омег ценилась чуть ли не превыше всего. Про сочетаемость таких местоимений с жесткостью Мариэлла, очевидно, предпочла не думать. Она выделывалась перед проверяющей, и пощечина обещала стать просто-напросто началом.

— Ничего, — отозвалась Ирис. — Я ничего не чувствую.

Она краем глаза посмотрела на пухлую лиловую даму. Та немного съежилась, прекрасно понимая, что веселым это представление можно будет назвать лишь в самом извращенном смысле. Но отметку, похожую на галочку, в своем блокноте поставила.

— Хорошо, — кивнула Мариэлла и развернулась к первому ящичку. — Откройте.

Ирис потянула за язычок замка и подняла крышку. Шевеля ржавыми усами, по бархатному дну первой коробки бегал таракан.

— Убейте его, — приказала Мариэлла.

Ирис, не колеблясь ни мгновения, придавила таракана большим пальцем правой руки. Потом вынула ладонь из ящичка и вытерла палец о юбку.

— Что вы чувствуете? — снова спросила Мариэлла.

— Ничего, — отозвалась Ирис.

Она немного соврала. Вытирая палец, она услышала отвращение пухлой дамы, но вида, конечно, не подала.

— А что почувствовал бы на вашем месте человек?

Ирис поколебалась, словно прикидывая удачные варианты.

— Страх. Неприязнь.

— Отвращение? — предложила Мариэлла.

— Да, верно. Это называется «отвращение», — поправилась Ирис.

— Следующий, — Мариэлла указала на вторую коробку.

Ирис распахнула новую крышку. Задание повторилось, только внутри сидел здоровенный мерзопакостный паук. То, что он мерзопакостный, Ирис поняла по реакции проверщицы: услышала ее неприязнь и брезгливость. Паук оказался таким большим, что пришлось придавить его крышкой: голыми руками бы ничего не вышло.

— Что вы чувствуете? — спросила Мариэлла.

— Ничего, — ответила Ирис.

— А что почувствовал бы на вашем месте человек?

— Сильное отвращение.

— Продемонстрируйте, пожалуйста, подходящую мимику.

Ирис как можно сильнее скривилась.

— Отлично. Далее, — кивнула на последний ящик Мариэлла.

Ирис подумала, что в третьей коробке сидит нечто особенно противное, но откинув крышку, поняла, что ошиблась.

— Возьмите его в руки.

Омега вытащила из бархатных недр кролика. Зверек дрожал от хвоста до кончиков ушей, и притом так сильно, что лихорадить начало и Ирис. Животных она чувствовала чуть не лучше, чем людей. Таракану и пауку было невдомек, что происходит, а вот кролик соображал яснее.

Ирис подняла зверька повыше, чтобы его увидела вся аудитория. Десятки пар глаз устремились на кролика со всех концов помещения, но никто не моргнул, не прошептал ни слова. В комнате стояло безразличное молчание. Только солнце тянуло свои лучи сквозь высокие окна, а кролик все дрожал и дрожал, шевеля своим крошечным черным носом.

— Повторите задачу и с ним, — кивнула Мариэлла.

От лиловой проверщицы так и полыхнуло ужасом и неприязнью. Не смей, — так и кричал ее взгляд.

Сомневаться было некогда: Ирис знала, что даже доля мгновения может все испортить. Не колеблясь, она ухватила мягкую головку и тихонько свернула кролику шею.

Руки ее не дрогнули, ноги не подкосились, а взгляд остался ясным. Мариэлла устраивала такие проверки уже не первый раз, и, хотя до млекопитающих она не доходила еще ни разу, закалку Ирис получила отменную. Как-никак, она была немного особенной, а это означало, что даже самые изощренные тесты сделают ее лишь сильнее.

— Прекрасно, — прокомментировала Мариэлла. — Что на вашем месте почувствовал бы человек?

Ирис помедлила пару секунд для приличия и сказала:

— Ужас. Нежелание.

— Нежелание... делать что?

— Убивать живое существо.

— Какое?

— Кролика.

— Как бы его описал человек?

Ирис взвесила на ладони тельце.

— Он милый, теплый...

— А еще?

— Невинный.

— Отлично. А теперь, пожалуйста, покажите подходящую реакцию. Минуту назад вы убили невинное существо. Что вы чувствуете?

Долгожданное испытание, но вместе с тем и самое сложное. Можно больше не притворяться, но… Именно притворяться и нужно. Мариэлла ждет настоящие человеческие чувства, но настоящими на все сто процентов им быть нельзя. Один-единственный процент правды Ирис оставит себе. Остального хватит, чтобы Мариэлла сочла ее успехи похвальными, а не подозрительными.

Плечи Ирис задрожали. Вытянув руки, она словно оттолкнула от себя существо, которое все еще держала на ладонях. Пухлая дама в лиловом полыхала целой гаммой разномастных ощущений, и Ирис впитывала их, глотая быстро и жадно.

По ее щекам побежали слезы. Она дернулась и сбросила тельце на стол, между распахнутых ящиков с размазанным тараканом и придавленным пауком, а потом подняла на Мариэллу взгляд:

— Зачем такое делать? Вам же нравится, да? Нравится?

Она почти шептала, и слезы текли бесшумно и резво. Их накопилось порядком, и они спешили поскорее излиться. Ее плечи тряслись, пальцы дрожали, а лиловая проверщица все подбрасывала в костер и подбрасывала: омерзение — скривить губы, страх — округлить глаза, изумление — поднять брови, собрать на лбу морщинки...

И тут Мариэлла оборвала:

— Этого хватит. Меня больше интересуют мимика и жесты, а не фактическая составляющая и, собственно, слова. Впрочем, дополнение довольно удачное.

Ирис выпрямилась. Плечи ее замерли, руки опустились, взгляд застыл.

— Неплохо. Но в следующий раз побольше красок. Безобразные сцены людям по душе. А вы слишком уж заботитесь о своем прекрасном личике, — она усмехнулась. Омеги высоких разрядов стремились держаться как люди даже среди себе подобных — так их воспитывал Центр.

— Завершающий аккорд, — кивнула Мариэлла, выкладывая на стол обыкновенный кухонный нож. — Ирис, будьте добры...

Она замолчала, а потом широко улыбнулась, как будто ее позабавили собственные мысли, и вдруг приказала:

— Убейте госпожу Октавию.

Ужас чуть не сбил Ирис с ног. Сердце лиловой проверщицы забухало так, что уловить его стук можно было даже не прислушиваясь. Но Ирис не шевельнулась, даже не моргнула и в сторону госпожи Октавии не глянула, а только протянула руку за ножом. Свод правил, которые составлял сам Сенат, предписывал ясно и просто: приказы вышестоящих выполнять беспрекословно.

— Довольно!

Совершенно белая, госпожа Октавия подскочила, и стул ударился о доску.

— Что за шутки такие? — возмущенным, страшным голосом выкрикнула она. — Такие упражнения кажутся вам остроумными? Вы же прекрасно помните, кто вас посадил на это место! Но я… — взглянув на Ирис, она вдруг начала заикаться и растеряла весь свой апломб. — Я… Так уж и быть. Я поставлю вашему классу высший балл! Только не думайте, что я не доложу Сенату о составе ваших… экспериментов…

Она попятилась и, неуклюже подвернув ногу, быстро зашагала к двери.

— Мою программу обучения одобряет сам Сенат, — развела руками Мариэлла. Ее глаза все так же смеялись.

Госпожа Октавия быстро обернулась, будто хотела еще что-то сказать, но передумала. Изжеванную ручку она обронила по пути и выкатилась дутым лиловым шаром из аудитории. Дверь за ней плотоядно клацнула. Госпожа Октавия прекрасно знала о том, как функционируют омеги, и Ирис это тоже понимала.

Мариэлла обернулась к классу:

— На сегодня вы свободны.

Потом посмотрела на Ирис.

— Отлично справились. Но стоит поработать над сочетаниями. Вы хорошо заучили отдельные эмоции, но для полноты картины вам нужны полутона. И не путайте неприязнь с отвращением. Это разные вещи.