В канун Рагнарди - Чешко Федор Федорович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/50
• Следующая

1. ПОЗНАНИЕ — 1,6 НОРМЫ,

2. АГРЕССИВНОСТЬ — 2,4,

3. СИНДРОМ ЗАХВАТА — 3,8 НОРМЫ.

ПРИМЕЧАНИЕ: УНИКАЛЬНОЕ ПРОЯВЛЕНИЕ СИНДРОМА ЗАХВАТА. МАНИАКАЛЬНОЕ СТРЕМЛЕНИЕ ОБРЕСТИ НЕ РЕАЛИЮ, А ИЗОБРАЖЕНИЕ РЕАЛИИ.

РЕПРОДУКТИВНЫЙ ИНСТИНКТ НЕСКОЛЬКО ОСЛАБЛЕН.

МАКСИМАЛЬНЫЙ ЭНЕРГОИМПУЛЬС — 3,3 НОРМЫ ПРИ АКТИВАЦИИ НЕЙРОЦЕНТРОВ НЕГАТИВНЫХ ЭМОЦИЙ.

РЕКОМЕНДАЦИИ:

1.1. КОРРЕКЦИЯ ИНТЕНСИВНОСТИ РЕПРОДУКТИВНОГО ИНСТИНКТА.

1.2. ВНЕДРЕНИЕ В УСТОЙЧИВУЮ ПАРУ ЭЛИТНЫХ ПРОИЗВОДИТЕЛЕЙ.

1.3. АССИМИЛЯЦИЯ ПАРЫ В ЕСТЕСТВЕННЫХ УСЛОВИЯХ.

САМКИ, РЕКОМЕНДУЕМЫЕ ДЛЯ СПАРИВАНИЯ:

1. СЕРИЯ "С", КОД — «СТУПЕНЬ».

2. СЕРИЯ "Ж", КОД — «ЖАЛОСТЬ».

3. СЕРИЯ "Ж", КОД — «ЖЕРТВА».

НАИБОЛЕЕ БЛАГОПРИЯТНОЕ СОЧЕТАНИЕ ОСОБЕННОСТЕЙ ШТАММА — СЕРИЯ "С", КОД — «СТУПЕНЬ».

СЧИТЫВАНИЕ ПАМЯТИ ОБЯЗАТЕЛЬНО, ПОСКОЛЬКУ ДАННЫЙ ЭКЗЕМПЛЯР АНАТОМИЧЕСКИ СООТВЕТСТВУЕТ ШТАММАМ ВОСТОЧНОГО АРЕАЛА — ЗОНЫ ПОСЛЕДНЕГО ПРОЯВЛЕНИЯ ОТСТУПНИКА. В ЭТОЙ СВЯЗИ ПРЕДСТАВЛЯЮТ ИНТЕРЕС ПРИЧИНЫ ПОЯВЛЕНИЯ ДАННОГО ЭКЗЕМПЛЯРА НА БЛИЖНИХ ПОДСТУПАХ.

НЕОБХОДИМО ТАКЖЕ УСТАНОВИТЬ, КАКИМ ОБРАЗОМ ДАННЫЙ ЭКЗЕМПЛЯР СТАЛ ОБЛАДАТЕЛЕМ МЕЧА, ОДНОТИПНОГО С ОБРАЗЦАМИ, ВЫДАВАЕМЫМИ ДРЕССИРОВАННЫМ АБОРИГЕНАМ.

Запах. Чужой, незнакомый. И шум. Шум мыслей. Не своих. Так бывает? Видения, видения... Дикие, странные, им нет конца, в них нет смысла, они не свои. Растут, множатся. В темноте, в темноте... Спать...

Боль. Резкая страшная боль — в голове, в груди, в глазах...

Свет. Белый, спокойный. Небо. Белое, плоское, рядом. В небе — Слепящее. Почему оно с углами?! Страшно, страшно. Больно. Не хочу!

Близко — тот, с ледяными глазами. И еще один. И еще. Одинаковые? Как дочери Длиннорукой? Шаман сказал: «Нельзя. Одинаковые — плохо». Зарезал. Странный сказал: «Плохо». Убил Шамана. Странный, Странный... И темнота, темнота, и Странный, и темнота... Опять свет. Потому, что опять боль, боль в голове и глазах. Страшно, страшно! И Одинаковые рядом. Почему они так странно стоят? Потому, что Хромой лежит. А они стоят, спокойные, им не больно, больно, больно...

Встать. Надо. Боли не будет. Не лежать, не спать — больно. Встать.

Хромой рванулся: встать! Не вышло. Голову что-то удержало. Он рванулся сильнее, и это «что-то» с легким треском порвалось, отпустило. И боль отпустила тоже. И вернулись силы. Хромой сел, упираясь руками.

Пещера. Ровные плоские стены. Белые. Белый свод. Нет, не свод — плоский. И ослепительное, угловатое на нем — не Слепящее, а вроде костра, но ни тепла от него, ни дыма... А одинаковые стоят под стеной, возле огромной глыбы звенящего камня, смотрят на нее — не на Хромого. А по глыбе бегают разноцветные огоньки, и она тихо урчит. Живая?!

А под другой стеной стоят еще двое. Не Одинаковые. Разные. Коренастые, волосатые, сильные. Как Люди. Как немые. Голые. Не шевелятся, глаза закрыты. Умерли? Тогда почему не падают? Дышат. Медленно, как во сне. Спят? Почему стоя? А из лбов... Из лбов их торчат иглы, длинные иглы из Звенящего Камня, и от этих игл тянутся тонкие разноцветные стебельки — желтые, красные, черные. Вьются, тянутся к глыбе. Растут из глыбы. И еще стебельки, синие, тоже растут из глыбы, но они оборваны, лежат рядом. Стебельки не пускали встать? В голове — иглы?! Хромой поднял руку — пощупать голову, и в этот миг один из одинаковых обернулся к нему. И остальные Одинаковые — тоже. Все сразу. Одинаково. Они смотрели на Хромого, а Хромой — на них. Нет, они не очень одинаковые. Просто настолько другие, что кажутся одинаковыми. Просто Одинаково Странные, вот. Так — правильно.

Один из них медленно пошел к Хромому. Остальные отступили к стене. Освобождают место для драки. Хромой вскочил. Этот, который подходит, он без оружия. Щуплый. Слабый. Хромой — сильный. Справится. И не только с одним — со всеми.

Хромой выставил перед собой полусогнутые руки, пальцы напряглись, готовые хватать, ломать, рвать. Верхняя губа задрожала, приподнялась, обнажила крепкие желтые клыки, в горле забилось, заклокотало сдерживаемое тихое рычание, и ярости в нем было больше, чем в оглушительном вопле. А взгляд налившихся кровью глаз уже шарил, искал взгляда этого, который подходит — напугать, победить до боя... Нашел. Тяжело, остро впился в прозрачные голубоватые ледышки, притаившиеся под тонкими, нахмуренными бровями.

Впился. Тяжело. Остро. Безжалостно. Кто в кого? Взмокла спина, трясутся колени, пересохло во рту... Не ледышки там, под тонкими хмурыми бровями — черные омуты неподвижных зрачков, жадная трясина, пропасть. Манят, тянут, сливаются, вбирают в себя стены, свет, воздух, силы, волю, жизнь, все, все. И — темнота, темнота...

Хромой ощутил слабый удар в плечо, в лицо, угасающим сознанием понял: это падение. Падение на твердый каменный пол. Он шевельнул непослушными руками, пытаясь встать, но темнота сомкнулась и не пустила.

...Тихий, теплый вечер. Хромой торопливо поднимается по каменистой тропинке, несет в горсти перед собой лужицу прозрачной холодной воды, и вода просачивается сквозь плотно сжатые напряженные пальцы, срывается тяжелыми каплями на тропинку, на грязные, исцарапанные ноги Хромого.

Он старается идти быстрее, он весь поглощен своей ускользающей ношей и тропинкой. И когда в поле его зрения попадают чьи-то стоящие на этой тропинке чужие ноги, он некоторое время тупо смотрит на них, обдумывая как обойти.

Услышав голос Странного — рядом, над самым ухом, Хромой вздрагивает, расплескивая воду. Он поднимает взгляд на улыбающееся лицо, растерянно хлопает глазами.

— Что это, Хромой? — в голосе Странного веселое недоумение. Он в хорошем настроении, а это бывает редко.

— Вода...

— Зачем?

— Поливать, — Хромой нетерпеливо переминается с ноги на ногу. — Ты сам рассказывал, что можно закопать, поливать и вырастет. Я закопал.

— А зачем несешь воду в руках? У тебя нет горшка? И зачем не закопал ближе к воде?

Это сложный вопрос. Хромой растерянно смотрит на Странного; думает, приоткрыв рот. Пожимает плечами:

— Закопал, где сделал...

Странный округляет глаза, вскидывает брови:

— Сделал... Что сделал?!

Хромой снова пожимает плечами:

— Топор. Маленький. Быстро сделал. Большой делать долго, трудно. Этот — маленький. Вот такой. Совсем легко было делать. Закопал. Поливаю. Пусть вырастет...

Странный смотрит, смотрит на него круглыми глазами, и вдруг начинает хохотать — громко, весело. Мотает головой, хлопает себя ладонями по бедрам, и хохочет, хохочет...

А Хромой обиженно смотрит на него, он ничего не понимает, а вся вода вытекла, и теперь придется опять возвращаться к Реке...

...Хромой выкапывает из влажного песка плоские округлые камушки, морщит лоб, складывает. Четыре камушка ставит торчком — это стены. Камушки не слушаются, норовят упасть, Хромой сопит от напряжения, изловчившись, накрывает их пятым — это крыша. Он смотрит на Странного снизу вверх:

— Можно сделать так, но большое? И жить внутри?

Странный смотрит на камушки, рот его коверкает судорога, он с размаху бьет по ним ногой и в его взгляде — безумие...

...Красные отсветы играют на лице Странного, влажно блестят в его усталых глазах:

— Ты ведь видишь сны, Хромой. И бывает так, что во сне ты — не совсем ты, и не здесь — далеко. Представь, что человек умер во сне. Сразу умер, не успел проснуться. И тот он, который ему приснился — остался...

...Галька влажно блестит под лучами Слепящего, и ссорятся, кричат над головой крылатые, и рука сжимает резную рукоять ножа из Звенящего Камня, а в нос бьет густой трупный смрад, и сквозь жгучие слезы Хромой смотрит на дохлого Корнееда, на изгрызенный череп под огромной когтистой лапой, смотрит, давясь рыданиями, не в силах повернуться спиной, уйти...

Странный. Странный. Странный сидит. Спит. Убивает Шамана. Смотрит в лицо. Отвернулся. Нож в руке Странного. Черная прядь в седой гриве Странного. Черная прядь, прилипшая к сплющенному лапой Корнееда черепу. Странный. Странный. Темнота.

• Предыдущая
• 7/50
• Следующая