Жаркий декабрь - Калмыков Александр - Страница 40

Взяв пару человек, фельдфебель ринулся выполнять приказание, выгоняя из всевозможных укрытий солдат, забывших пойти в атаку. Вместе с присоединившимся к нему лейтенантом, посланным для этой же цели комбатом, он прошелся по всем окопам и воронкам, выгоняя скрывавшихся там трусов, решивших отсидеться в безопасности. Может они нашли и не всех, но человек пятнадцать набрать удалось. Поблагодарив добровольных помощников, лейтенант погнал свои находки вперед, не выпуская из рук пистолета, а Бонке с гордым видом вернулся к товарищам.

Вот уже весь батальон втянулся в лес, и все стихло. Каждая минута тишины увеличивала шансы на успех предприятия, и Лютце уже мысленно прикинул расклад – одна минута это еще один процент к его удаче. За час батальон пройдет весь лес насквозь, а там одним ударом отбросит немногочисленных русских с их позиций. Однако на тридцатой минуте его надежды разбились, как ледышка.

Начался бой не как обычно, с редких выстрелов, постепенно увеличивающих интенсивность. Нет, из леса сразу послышался мощный залп, как будто целой роте приказали устроить салют. В такой какофонии невозможно было вычленить отдельные звуки, хотя в обычном неторопливом бою легко можно отличить жужжание МГ от неторопливого тарахтения Максима. Стрельба шла не затихая, и было трудно определить, приближается бой, или удаляется. Не прошло и минуты, как такой же бедлам послышался и из соседнего леска, где пыталось пройти другое подразделение. Судьба пропавших батальонов не на шутку встревожила Лютце, выбив его из колеи. Он-то надеялся, что целый полк легко сметет небольшие заслоны русских, закрепится на отбитых позициях, и откроет ему дорогу к озеру. А тут происходит что-то непонятное.

– Вот когда пожалеешь, что бросил курить, сейчас бы очень помогло, – с досадой подумал Генрих, не зная, на ком бы выместить раздражение.

– Кто-то бежит, – доложил Кнапп. – Наверно связной.

Лютце поднял бинокль, и тихонько чертыхнулся. – Да их трое. Чего-то много связных для одного донесения. Пять человек, десять, двенадцать… Ого, да их что там, целый взвод? Родлер, если не остановятся, дать предупредительную очередь.

До стрельбы к счастью, дело не дошло. Увидев наставленное на них дуло пулемета, бегущие солдаты приостановились, и путано объяснили ситуацию.

– Сначала все было хорошо, герр майор. Мы шли вперед, и никого не видели. Но русские прятались под снегом как медведи. Они пропустили нас, а потом сразу начали обстреливать со всех сторон. И спереди, и сзади, и даже сверху, с деревьев.

– Что с остальными?

– Одни бросились вперед, пытаясь убежать от засады, а мы вот смогли скрыться в дебрях и вернуться назад. – Осекшись от тяжелого взгляда незнакомого майора, солдат тут же добавил. – За подмогой.

– За подмогой? – ледяным тоном переспросил Лютце, так что от него ощутимо повеяло холодом. На самом деле конечно просто подул ветерок, но впечатление у беглецов сложилось именно такое. Они наперебой бросились оправдываться, перебивая друг дружку. Майор, нахмурившись, слушал путаные объяснения, все больше раздражаясь, пока вперед не вышел какой-то гефрайтер, в отличие от прочих, не потерявший голову. Он смог понятным человеческим языком объяснить, что же произошло в злополучном лесу.

– Час назад наш батальон выступил походной колонной. Мы продвинулись по лесу примерно на два километра, и неожиданно попали под интенсивный пулеметный обстрел противника. По-видимому, боевое охранение заблаговременно уничтожили русские разведчики. Из-за сильного вражеского огня успеха в продвижении батальон не имел, и мы залегли. Ввиду растянутости подразделения и отсутствия связи между ротами, командование батальона не сумело организовать бой. Поняв, что наступление сорвано, ротный приказал отойти всем на исходный рубеж, однако дорога назад также была перерезана. Предпринятая попытка контратаки была встречена исключительно сильным огневым сопротивлением противника, и успехом не увенчалась. Ввиду больших потерь, понесенных во время боя, командир роты отказался от попыток прорыва. Он предложил использовать против врага его же тактику, и просочиться небольшими группами. Аналогичные попытки еще раньше были предприняты другими ротами. Однако наши солдаты оказались не готовы к таким действиям, и большинство групп заблудилась в лесу. Это все, кто смог выйти в расположение наших войск.

Окинув строгим взглядом столпившихся возле него перепуганных пехотинцев, Лютце заметил, что оружие никто не бросил, и его тон смягчился. – Гефрайтер, вас назначаю командиром сводного взвода вплоть до особых распоряжений. Займите эти окопы, и ждите.

– Чего ждать? – робко спросил кто-то.

– Дальнейших указаний, а пока обороняйте занимаемый рубеж.

Ловить тут уже было нечего, только время зря терять, и контрразведчик повел свой отряд к штабу полка, прояснить обстановку. А обстановка уже явственно накалялась. В километре левее, где прятался резервный батальон, взвились тучи снежной пыли, под которыми мелькали яркие всполохи и черные конусы разрывов. Через несколько секунд донесся громовой гул, не предвещавший ничего хорошего. Лютце замер, и попробовал рассмотреть в бинокль происходящее. Если он правильно запомнил карту, виденную в штабе, русские били не наугад, а точно накрыли немецкие позиции.

– Ох, ты ж, мать твою, – отчего-то майор припомнил русское ругательство, и в замешательстве добавил опять-таки на языке противника – в укрытие, быстро. – Подчиненные, лишь двое из которых сносно понимали по-русски, уже догадались, что требуется сделать, и нырнули в ближайший окоп.

Шесть человек втиснулись в неглубокую узкую щель, и пригнулись, матеря про себя лентяев, не сумевших выкопать окоп в полный профиль. На миг у них мелькнула надежда, что все обойдется, но выкопанная на большой поляне траншея была прекрасно видна вражеским наблюдателям. Правда, русская артиллерия, не останавливаясь, продолжала обрабатывать левофланговый батальон, но специально для их позиций противник любезно припас еще несколько орудий.

Хотя почти все в их группе уже участвовали в боях, но под мощным артобстрелом им бывать еще не приходилось. Сидя в тылу, или на тихом участке фронта, они воспринимали артналеты как нечто безобидное. Ну постреляли немножко, кого-то даже убило, но большинство спокойно переждут в укрытиях. Однако вблизи все выглядело и звучало куда страшнее. Первые снаряды легли в сотне метров – совершенно безопасная дистанция для сидящих в окопе, но земля ощутимо качнулась. После короткой пристрелки началась настоящая огненная буря. Адский грохот, сопровождавший каждый залп, пролетавшие над ними осколки вперемежку с камнями и трясущаяся как живая, земля, заставляли нервы дрожать, пробуждая дикие инстинкты. Хотя разум подсказывал, что работает только одна батарея и, скорее всего семи-с-половиной-сантиметровая, подсознание кричало, что на них обрушился огонь целого гаубичного дивизиона. Снаряды ложились все ближе, и вскоре особенно мощный взрыв оглушил на минуту всех, заодно засыпав новенькие белые маскхалаты землей.

– Хорошо, что земля мерзлая, – заорал Лютце, подбадривая солдат, – иначе бы весь бруствер на нас обрушился. Засыпало бы к чертовой матери, и хоронить не пришлось.

Все закивали, делая вид, что ничего страшного произошло, и даже попытались обменяться шутками. Правда, заложенные уши, в которых слышался только непрерывный звон, не дали диалогу нормально продолжиться. Только Цингер, представляющий войну совсем не так, впал в ступор. Он то зажмуривал глаза и закрывал голову руками, то наоборот, смотрел не отрываясь вверх, пытаясь разглядеть что-то в сумрачном небе. Наконец, не говоря ни слова, Цингер снял с плеча автомат, сжал его крепче ладонями, и побежал кого-то атаковать.

– Куда, идиот! Назад! – Лютце метнулся вслед за убегающим солдатом и, несмотря на свою грузную комплекцию, почти смог его догнать. Еще секунда, и майор схватил бы спятившего солдата, но прямо впереди что-то ярко вспыхнуло, и весь мир вокруг вдруг рванулся вперед, а затем вниз. Спину не то чтобы пронзило болью, а просто парализовало. Дыхание перехватило, а организм, получивший такую встряску, забыл о природных рефлексах, и даже и не вспоминал о том, что надо заставлять легкие работать. Но вот судорога слегка отпустила, и Лютце снова задышал. Возвращение боли в ушах, ладонях, отбитой спине, да и во всем теле, он воспринял как хороший знак. Вернулись чувства, значит все в порядке. Его уже кто-то приподнял и слегка потряс.