Колючка в сердце (СИ) - Акимова Елена Михайловна "Лена Акимова" - Страница 4

— Сам порежься — и узнаешь, — заявило это непостижимое существо, пальцами ноги осторожно придвигая в мою сторону уцелевший при падении осколок.

Похоже, мальчик убедился, что наказание откладывается, перестал бояться, рассердился на учиняемый мною допрос и жаждал, чтобы от него отстали.

Выпущенные им колючки радовали необычайно.

Внутренне взвизгнув от счастья, я выдал:

— А тебе нравится боль? Только честно.

Уу-у-у, как же на меня посмотрели! Прям навылет!

— Нет, — вякнул Сергей, заливаясь краской. — Не нравится! Но так нужно! Чего тут непонятного?

Он заметно ожил, более не напоминая зомби — ну да, разумеется, мы ж с Наташей ему вечерние таблетки дать забыли — и теперь замерзал, весь покрытый пупырышками, в мокрой насквозь простыне.

— Холодно? — посочувствовал я, предлагая халат в третий раз.

Ёжик клацнул зубами и вздохнул, признавая — да, ему холодно.

— И руку покажешь?

Ёж отпрянул и вновь вжался в «обжитый» угол. Он опять боялся.

Тогда я решил испробовать другой аргумент, впрочем, не слишком надеясь на успех:

— Порезы нужно обработать йодом. Это тоже очень больно. Честно.

За спиной скрипнула дверь, и в образовавшуюся щель просочился Лерка.

— Ого, — только и сказал юноша, обозрев кровавые потеки и кучу зеркальных осколков в раковине. — Он что, вены покорнал? — и уже Сергею: — Кончай концерт, придурок. Достали среди ночи орать.

А потом отобрал у меня халат, смело шагнул к пытающемуся раствориться в кафеле подростку и одним решительным движением завернул его в махровую ткань.

— Пошли, чудик, — велел много чего навидавшийся в борделе потаскун затрепыхавшемуся было конкуренту, — ты ж заледенел совсем.

И мой ангел прекратил артачиться и покорно поплелся, куда повели. Затащив пацаненка на кухню, Валера усадил его в свой любимый угол, к холодильнику, не обращая внимания на оказываемое сопротивление, выпростал из недр халата и разложил на столешнице продолжающую кровить искромсанную руку.

— Звони своей Алинке, — выдал юноша, закончив осмотр повреждений. — Тут и тут штопать надо, а в травмпункт ты его вряд ли повезешь.

И протянул мобильный.

Я вздохнул и по памяти шустренько набрал номер сестры. Мне предстояло невеселое объяснение с разбуженной среди ночи женщиной и много-много вполне заслуженных плюх за то, что недоследил за доверенным мне мальчиком, но, увы, лишь Алина зашьет так, что шрамы будут почти незаметны.

====== Глава 5. Сергей. Начало апреля 2012 года. Когда даже думать страшно ======

Я замер в нижней кладовке, той, что при кухне, забившись за стеллаж с коробками, и едва дышал. Крыса была совсем рядом, в каком-то полуметре — крупная, серо-бурая тварь стояла на задних лапках и принюхивалась, топорща веера усов. Гадина, безусловно, учуяла меня и теперь вычисляла мое убежище.

А я ее боялся. Так боялся… До темной пелены перед глазами. В «том» подвале бегало много крыс. У них были маленькие холодные лапки, длинные голые чешуйчатые хвосты и бритвенно-острые беспощадные зубы.

Нарождающийся крик защекотал где-то в солнечном сплетении, и я заткнул его, прикусив костяшки пальцев. Нельзя кричать, нельзя, Лерка будет ругаться. А крыса уйдет сама. Еще немножечко понюхает, найдет другую еду, повкуснее, и уйдет. А меня не тронет, честно-честно, я ей не нужен…

Дверь кладовки распахнулась, грызун испуганно пискнул, спасаясь, и порскнул прочь — прямо в угол, где я от него таился. Он прошмыгнул прямо по моим босым ступням, чиркнув по голой щиколотке коготками, и я таки заорал, шарахаясь к стенке шкафа и проваливаясь в бездну более не контролируемой паники. От толчка с полок посыпалась посуда, ударяя меня по голове и плечам и лишь усиливая мой и без того немаленький ужас. И мир перестал существовать.

Крысы-крысы-крысы!!! А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

Крысы, целая огромная голодная стая крыс, схватили мою вопящую тушку и потащили. А я кричал, кричал, кричал, срывая голос, ничего не видя и не слыша, ощущая лишь прикосновение их лапок на коже, и цеплялся по дороге за что ни попадя. Но крысы побеждали…

Ледяной поток обрушился сверху, и я заткнулся. Потому что не было вокруг никаких крыс и никакой кладовки, а был только Лерка, поливающий меня в душевой кабинке водичкой. Я, конечно же, очень боялся и Лерки тоже, но гораздо меньше, чем крыс: ведь Лерка хоть и поругивает, но ни разу пока не пытался меня покусать. И вообще, он совсем неплохой. Даже иногда жалеет под настроение.

— Опять таблетки не выпил? — рыкнул сей грозный блондин, перекрывая воду, а потом вдруг обнял меня, как есть, мокрого и дрожащего, и зашептал: — Тихо, маленький, тихо… Все хорошо…

Я неуверенно, пугаясь собственной смелости, обнял его в ответ, и мы немного постояли, успокаиваясь и слушая биение наших сердец. Телесный контакт с Леркой напрягал до боли и вместе с тем придавал странной уверенности.

А таблетки утром я и вправду не выпил. Я их в землю под фиалкой закопал. И, похоже, зря: ну, тошнило бы, ну мозги бы застлала ватная мешающая думать муть, зато не было бы сейчас настолько одуряюще страшно. Тем более думать-то все равно не о чем. Или есть? Например, о подсмотренном прошлой ночью в Диминой спальне кошмаре… Нет-нет, об этом думать нельзя! Ни в коем случае! Забыть и не вспоминать. Срочно. Иначе я опять сорвусь, и тогда Лерка точно разозлится и настучит на меня Диме, и тот меня накажет… Как Лерку наказывает. Как меня те мужики в подвале наказывали. Как Пашка-санитар наказывал. Не-е-ет! Не хочу!!! Лучше смерть!!!

Бдительный Валера успел вовремя: выбив прочь уже царапнувшие горло ножницы, парень ловко сунул меня головой под душ, приводя в чувство.

— Я тебе посамоубиваюсь, — прошипел он. — Только не в мою смену!

Ах, счастье было совсем близко — и абсолютно недостижимо. Вон оно валяется, маня острыми кончиками. Но — не достану, увы. Значит, не время еще. Хорошо, подожду… Совершив над собой грандиозное усилие, я загнал истерику подальше и прекратил вырываться.

Убедившись в моей вернувшейся вменяемости, Лерка осторожно разжал руки и отстранился.

— Лучше? — спросил он участливо.

Я кивнул. Мне и вправду полегчало: потолок и стены обрели долгожданную устойчивость, в углах рассеялись таящие угрозу тени. Блондин моментально уловил мое изменившееся настроение и тепло улыбнулся в ответ.

— Тогда переодеваемся — и обедать? — подбодрил парень, накидывая мне на плечи огромное мохнатое полотенце. — Я котлет нажарил! Такой хороший кусок мяса сегодня попался…

Эх, зря он сказал про мясо: я немедленно и очень ярко представил его себе, жившее и позже убитое, истекающее под ножом кровью… И меня немедленно вырвало — прямо на Лерку, проглоченной во время душе-шоко-терапии водой. А больше в желудке ничего и не было. Я со вчера ничего не ел.

Много позже въехавший в ситуацию блондин пытался кормить меня омлетом с салатом и попросил прощения за собственное недомыслие. Я заметил, что у него трясутся руки, истолковал это по-своему и пообещал ничего не рассказывать Диме. Валера меня не понял. Пришлось объяснять. Как же парень смеялся…

— Нет, ты все-таки дурачонок, — сообщил он, отхохотавшись. — Да мы с Димкой тогда просто игрались! Ну нравится мне боль…

А потом оставил меня, озадаченного, одного и ушел наверх.

Отсутствовал блондин минут двадцать, а когда вернулся, вновь выглядел, как обычно. Только на ногах почему-то держался несколько неуверенно, да глаза странно блестели.

— Доел? — спросил он, тщетно пытаясь изобразить строгость.

А мне кусок в горло не лез. Лерке в кайф, когда его со связанными за спиной руками утыкают лицом в ковер и хлещут по заднице тапком? Для него этот ужас — не наказание? О-о-о, мама… И Диме тоже в кайф?

Душе-шоко-терапия помогла в очередной раз. Вот только повторялась она слишком часто и воду блондин пускал ледяную… Трясясь и чихая, я скинул мокрую пижаму на ковер прямо у кровати и закопался в одеяла, чувствуя себя совершенно больным и замученным. Психовать больше не хотелось совсем.