Княгинины ловы (СИ) - Луковская Татьяна - Страница 45

Гаврила испуганно моргал глазами.

- Сам я буду решать, кого и куда везти, - одернул Димитрий дядьку. - Вот и подарочек обещанный, - прошептал он сам себе.

В горнице стало тихо.

- И как довезли-то сюда живой такую кроху? - наконец обратился Чернореченский князь к кормилице.

- Да уж старалась я, светлейший князь, старалась, - затараторила кормилица. - Нашего - то супружник мой к себе прижимал, а я княжну за пазухой грела.

- Какую княжну? Когда это боярская дочка княжной слыла?! - закричал уже на кормилицу Вышата.

- Да не ори ты так, дитя испугаешь, - опять одернул его Чернореченский князь.

- Я не пойму, Димитрий, чего ты такой спокойный? Тебе на шею дщерь врага твоего заклятого сажают, а ты и рад. Ты, может, оставить ее хочешь?

- Мороз крепчает, нельзя ее везти назад - помрет на обратном пути. Как потом пред Богом за невинное дитя отвечать?

- То не наша вина будет, ежели помрет. Им раньше надо было думать, когда ее полоумный братец на мороз выгонял.

- До весны оставим, а там видно будет, - продолжал гнуть свое Димитрий.

- Да как же ты, княже, не понимаешь, если оставишь ее у себя, то все - значит признал. Потом уж не отделаться: и отошлешь, так все равно все в глаза тыкать станут. Ну, скажи хоть ты ему, Глебовна, - обратился Вышата за помощью к Анне.

- Сам пусть решает, я мешаться не буду, - устало произнесла княгиня. После случая с Еленой она дала себе зарок в дела сына не встревать. По ее непроницаемому лицу невозможно было догадаться, о чем она думает.

- Ты хоть подружью свою пожалей, каково ей будет, ежели разлучницы дите в тереме кричать станет. А ведь на сносях, да первый раз, тревожить нельзя. Что ж тебе водимую и дитя своего не жаль, а чужого жалеешь?!

- Я ей объясню, что только до весны. Отошлю дитя к кому из бояр, она и видеть ее не будет.

«Да уж, Елена даже с кожухом в одних хоромах находиться не захотела, а тут маленькая Улита по терему ползать начнет, - вздохнул про себя Димитрий. - Ну, должна ж она понять, что нельзя малую на мороз выгонять, ведь сама скоро матерью станет! Что ж она не баба что ли?»

- Да мы, например, с радостью дитя к себе возьмем, и насовсем можем, раз она никому не нужна, - вступился за князя Первак.

- Ты уж не лезь, без тебя как-нибудь! - огрызнулся на братанича Вышата. - Нужна, не нужна, не об этом речь идет. Коли не понимаешь, так помалкивай!

Ребенок в корзинке сначала закряхтел сильней, потом пискнул, и, наконец, зашелся яростным криком, волнами расходившимся по горнице.

- Голосистая, - усмехнулся Пахомий, - и Вышату перекричала.

- Чего ей надобно? - испугался Димитрий, никогда не видевший младенца близко.

Нянька запустила руку в корзину:

- Обмочилась, поменять надо.

- Ну, так иди, меняй. Чего ждешь? - махнул князь рукой на дверь.

Кормилица вынесла ребенка из горницы, крик потихоньку затих.

- Так что делать будем? - опять стал напирать Вышата.

Князь, не обращая внимания на вопрос своего воеводы, обратился к Гавриле:

- Вот еще: ежели твой князь в дружбе со мной хочет остаться, пусть выдаст мне ворога моего, - глаза Димитрия сузились, - Игнатия гребца. Он, иуда, чуть не погубил нас. Пока не выдаст, в раздоре мы с князем твоим.

- Не сможет он того сделать, - вздохнул посол.

- Что ж так? - раздраженно бросил Димиитрий.

- Нет его уж в живых.

- Ой, ли? - не поверил князь.

- Ей Богу, задрал их шатун давеча. Он у Якуна Малого в услужении был. Пошли медведя травить. А я Якуну говорю: «Зверь еще в силе, опасно». Да кто б меня слушал, набрали холопов-ловчих - и в лес. Хозяин выскочил, холопы рогатинами исполчились, а медведь на них не полез, прыгнул в строну да на Якуна с Игнатием. Враз обоих заломал, ловчие и подбежать не успели.

Димитрий вспомнил свою схватку с медведицей, по спине пробежал холодок. И вдруг что-то смутное стало всплывать в памяти: «Якун Малый... Малый... явился к нам на Волгу невесть откуда нарочитый мужичок... маленький такой да щупленький, а глазки так и бегают... глазки бегают... маленький, - в голове у князя закружился хоровод событий. - А ведь кожух мне тоже маленький боярин привозил».

- Якун Малый - это тот, что по наущению Найдена с Волги татей на Утицу навел, гостей залесских грабить! Он?! - грозно прикрикнул Димитрий на Гаврилу. - Вот и еще один злодей поплатился за подлость свою.

- Я про то не знаю ничего. Каких татей? - бежский боярин казался искренне удивленным.

«Неужто не знает или прикидывается?» - Димитрий по лицу Гаврилы пытался прочесть, врет он или нет.

- Татей, что на Полуночную заставу Чернореченскую напали, чтобы отца нашего с зятем перессорить, - пошел в наступление уже Давыд. - Не знаешь? Ваша же работа.

- Да не знаю я ничего! Какие тати? Найден с Якуном всегда вмести крутились, княгиня с ними совет держала, а мне они не сказывались, какие у них дела были.

- Грязные-то дела: и нам пакостили, и народ свой впроголодь держали.

- Да ни я, ни князь Ростислав про то не знали.

Дверь с шумом распахнулась, и в горницу с морозной свежестью, запыхавшаяся и раскрасневшаяся ворвалась Елена. Ручкой она придерживала уже заметный аккуратный животик.

- Неужто братец мой любимый приехал!? А я уж быстро бежать не могу, пока дошла... - радостно пропела молодая княгиня, и тут же осеклась, удивленно озираясь по сторонам и переводя взгляд с одного каменного лица на другое.

- Мрачные что ж такие? Случилось что? - испугалась она. - Батюшка с матушкой... здоровы? - обратилась она к Давыду, тревожно глотая воздух.

- Здоровы, здоровы! - замахал он ей. Княгиня облегченно вздохнула.

- Улита Заозерская померла, - резанул воздух ледяными словами Димитрий.

Елена привычно перекрестилась и с обидой посмотрела на мужа. «Зачем ты при всех мне о том говоришь? Какое мне дело, жива эта баба или нет?» - кричали ему ее голубые глаза.

- Вон... Ростислав прислал, - указал князь на дверной проем. Елена медленно повернулась. Позади уже стояла кормилица с корзинкой, в ней барахтался, пытаясь высвободиться из спутывающих его по рукам и ногам тряпиц, младенец.

Княгиня замерла на месте, не отрывая взгляд от крошечного существа. Увидев в Елене союзницу, Вышата снова пошел в атаку.

- Муженек твой собрался ее у себя оставить, говорит, не могу девчонку на мороз выгнать. А я ему твержу: нельзя ее здесь оставлять, не твоя это дочь, а воеводы заозерского. Так отчего она у нас должна жить, плод греха чужого? Не довезут они ее живой до Бежска... Сюда ж довезли, так и назад вернут, ничего не случится. За пазухой у такой няньки и десяток младенцев можно отогреть.

Елена оправилась от первого потрясения, постепенно до нее стал доходить смысл слов воеводы. Она перевела взгляд на мужа. Упрямо поджатая нижняя губа говорила, что он приготовился к обороне. Где-то в уголках глаз засели горечь и усталость. Князь напоминал Елене затравленного зверя, обложенного со всех сторон. «И во мне врага видит, уж биться готов, - печально подумала она. - Ну, биться, так биться».

Молодая княгиня быстро подошла к кормилице, склонилась над корзинкой и стала пристально разглядывать ребенка, потом выпрямилась и громко, чтобы все слышали, сказала:

- Врал воевода бежский, не его дитя, князя это нашего дщерь!

По горнице валом прокатило изумление.

- Вон похожа как! Одно лицо! Что ж вы сами не видите что ли? Так идите поближе, посмотрите, - Елена ловко вынула ребенка из корзинки и, поддерживая под головку, оборотила к собравшимся. - А легонькая какая, как перышко, видно же, что недоношенная.

- Да и верно, похожа, - поддержал княгиню Пахомий, - и нос-то, как нос, не крючком.

- У младенцев крючковатых носов не бывает, они потом вырастают, - возразил Вышата, но уже не так уверенно.

- Врал оборотень этот, чтобы князя нашего перед битвой из себя вывести, да легче победить, - продолжала ткать защитное полотно над ребенком княгиня. - Не были они с вдовицей бежской полюбовниками. Если бы Улита с воеводой и вправду во грехе жили, так со смерти Юрия уж с десяток детишек народили бы. А не было же? Верно? - повернулась она к Гавриле.