Нить на запястье (СИ) - Горовая Ольга Вадимовна - Страница 34

Приятно, конечно. Да только Маша все-таки достаточно взрослой была. И в отношения на таком расстоянии… не верилось. Не в нормальные, которых так хотелось.

— И сколько ты будешь приезжать каждые выходные? — вернулась к тому, с чего начали.

Но сама его обняла так же сильно, забралась руками под футболку, которую он надел, когда из спальни выбрались. На ней — та шелковая пижама, что Олег для нее купил. Поддалась тщеславному желанию поволновать его, вместо того, чтоб уютный домашний костюм натянуть. И волновала — ощущала это, притиснутая к нему всем телом.

Но она же женщина, да и любимая, к тому же. Имеет право на тщеславие!

И на свою точку зрения по поводу их отношений и своего в них места.

— Но есть же и ещё один момент: захотят найти — найдут и достанут. И во Φранции, и в Бельгии, и в Австрии. И ты это не хуже меня понимаешь, любимый, — запрокинув голову, посмотрела ему прямо в глаза.

У Олега взгляд почернел.

Знала, что и он об этом думал. И боялся. Потому что больше максимума никто не в состоянии сделать, даже он. А в их ситуации — и такой максимум может не защитить. Она его страхи и планы хорошо понимала как раз потому, о чем и Олегу только что говорила: они эти годы как раз отношения и строили, пусть и без секса до прошлой ночи. И были настолько близкими друг другу, насколько вообще возможно между двумя людьми. А это все не так и сложно потерять.

Растерять в расстоянии и перелетах, новых соседях и старых делах, о которых она уже никакого знания иметь не будет. Да и он не в курсе окажется. Поначалу волновать не захочет, потом сильно много рассказывать уже придется — некогда, а после — и доводы для таких разговоров пропадут. Общение — навык, даже между любимыми, и его так же утратить можно, если люди меняются каждый по отдельности, непонятно для второго.

— И, кроме всего остального, Олег, — Маша все еще не отвела глаз, выдерживая тяжелый, весом в тонну, казалось, взгляд любимого. — Я не хочу так. И никуда не уеду. Я хочу и буду с тобой. Около тебя. Во всем, что бы в будущем нам ни выпало. И ты меня силой никуда не отправишь! — решительно и твердо заявила Маша.

На мгновение Олег вновь зажмурился. Когда же открыл глаза — Маше как-то не по себе стало.

— Ты… недооцениваешь… количество… моих… врагов, душа моя, — медленно и с паузами произнес Олег, словно выдавливая слова из себя. — И то, сколько реально угроз они несут для тебя — женщины, которая для меня важнее и дороже всего остального!

Она зажмурилась — слишком важные и ценные слова. Их хотелось слышать с иным контекстом и смыслом.

— Любимый! Но ведь они были и будут, эти твои враги! — в каком-то даже исступлении возразила Маша, не собираясь ему уступать. Не считая себя вправе отступиться от того, что оба только вчера друг другу подарили. — Я это знала и понимала. И не собираюсь оставлять тебя с ними один на один! И не надейся! — тоном, которым когда-то опровергала аргументы обвинения в суде, заявила Маша.

Она в самом деле не собиралась никуда уезжать! И заставить ее он при всем желании — не сможет.

Но для нее оказались полной неожиданностью следующие слова Олега.

— Против меня иск в суд подали. Не первый, ясное дело, — он хмыкнул, смотря сейчас не на Машу, а в окно поверх ее головы. — Исков этих уже были десятки. Но в этот раз подал Шаховец, через своих представителей. А за ним… сама знаешь, кто стоит. Власть почувствовал твой Петр, хоть сам и неявно маячит. И они оба до конца идти намерены, — вновь хмыкнул. Отстраненно и холодно. Как тот Горбатенко, «про которого ей старался даже не упоминать». — Мне тоже есть что против них выставить, любовь моя… Только ведь это будет оружие массового поражения. Для всех. И вскрыться может слишком многое. Зацепить многих. Я ещё не до конца могу предсказать, как те, кто за мной, на это отреагируют. И не легче ли им будет меня просто в расход пустить вместе с тем же Шаховцом, к примеру. Или с братом твоим… И я не хочу тебя в это втягивать. Ни полоскать твое имя на каждом углу, ни как-то под удар ставить. Ясно? — сказал, как отрезал.

Надеялся такими новостями отпугнуть ее? Ну-ну.

Маша осмысливала это все несколько мгновений.

Шок… он был, да. И какое-то одеревенение. Только она, видимо, и ждала чего-то подобного подсознательно. Да и все те намеки Пети…

А потому сумела достаточно быстро взять себя в руки и не показать Олегу того, насколько непросто ей было такое слышать. Вскинула голову, распрямив плечи. Знала, что спина стала жестче, и он это ощутил.

— Я никуда не уеду! — твердо и уверенно заявила Мария. — Теперь тем более! Я с тобой буду, Олег! Мы решим, как и что. Придумаем тактику. Но я тебя одного не оставлю в подобной ситуации, и не рассчитывай! — выставила еще и подбородок вперед.

А руками так и обнимала его, грея руки о кожу Олега. И пусть видела, что ему вообще не по нраву ее заявление, а не собиралась в этом уступать. И его поддержки лишать — тоже в планах Маши не значилось.

Она буквально излучала недовольство и «ворчание». Он это физически, руками ощущал, которыми крепко обнимал Машу. Словно какие-то сотрясения воздуха в нескольких миллиметрах над кожей. Колючее и горячее. Даже забавно. Особенно в совокупности с тем, как хмуро она при этом поглядывала на него через плечо время от времени.

Их понимание друг друга: мыслей, мотивов, поступков и доводов — явно прогрессировало. И по ней, и по нему это видно было.

И да, нельзя сказать, что ее аргументы не отозвались внутри него согласием. А ещё какой-то дикой смесью потрясения, благодарности и восхищения этой женщиной. Преклонения за ее готовность просто стоять рядом с ним, что бы ни творилось вокруг.

Давно не юнец вроде, неуместные эмоции. Но настолько сильные, что подавить те — не имелось на данный момент никакой возможности.

Однако… Однако и его доводы были разумными — оба понимали.

И все же… Существовало столько всего, что делало даже это «сердитое» из-за нее и напряженное его стараниями пространство между ними — каким-то бесконечно общим, чутким и до дрожи обоим необходимым! Трепетно-чувственным.

Даже сейчас Олегу хотелось рассмеяться в голос, пусть фокус темы иx «столкновения» был весьма и весьма далек от веселья. А ещё ему хотелось впиться в ее поджатые губы и зацеловать Машу до умопомрачения! Чтоб и думать забыла вот так хмуриться. И вновь заставить ее просто счастье и умиротворение испытывать, чтобы любоваться той обалденной улыбкой, которой Маша его все утро радовала. Бесконечно редкое и такое ценное для него ощущение ее счастья, которое он подарил. После всех этих месяцев и даже лет напряженной отстраненности, мыслей о ее безопасности и сохранности, «невовлечения» в свои разборки…

Обнял еще крепче, хоть Маша и кривила губы. Повернулась к нему. Да ведь и не думала отодвигаться — сама подалась ближе. И на экран телевизора, который включили, чтобы якобы отслеживать новости и хоть как-то пригасить остроту противостояния характеров по вопросу ее безопасности, — никто даже не смотрел. То и дело глаза в глаза. И лица соприкасаются.

Права она — Олег это четко понимал. Но ведь и его доводы не от больной головы придуманы, да и не из пальца высосаны, и это Маша тоже знала.

Такая странно-забавная ситуация.

Думал ли Олег, знакомясь с ней три года назад, что все вот так вывернет? Их случайно представили друг другу. На одном из вечеров, подобных тому, что они недавно обсуждали. Куда не особо хочется, но необходимо ходить, социальное положение уже обязывает. Он знал, кто ее старшие братья. Она же, похоже, понятия не имела, какая у Олега с теми конфронтация. И ещё адвокатом работала… Руки сами сжались в кулаки, стоило вспомнить, что заставило ее сменить профиль… как и роль этого отморозка Петра в ее решении. Ладно, он этого не забыл и не забудет.

А тогда она буквально приворожила его просто разговором о своих сиротах, уже в те годы курировала тот приют. Олегу до тех детей дела не было, по-честному, ему с ней говорить — по душе пришлось. Отвлекся. Да и забавляло, как нервировал старшего Коваленко данный разговор, бросал то и дело косые взгляды. Но не вмешивался. На людях всегда соблюдали нейтрал оба. Однако и на миг не возникло сомнений, что уже сегодня братья просветят сестру о сути конфликта и нежелательности общения с «врагом семьи».