Девушка у обочины (ЛП) - Уайлдер Джасинда - Страница 47

— Я сделал тебе больно?

Качаю головой и приподнимаю плечо.

— Не больше, чем это было бы в любом случае.

— Значит, было больно.

— Адам. Господи. После всего, что было до этого, после того, что ты заставили меня чувствовать так хорошо и до, и после, это было так... даже не стоит думать об этом. — Я отступаю. — Вот почему не сказала тебе тогда и почему не хотела говорить об этом сейчас. Это было мое решение, и я сделала это с широко открытыми глазами.

Адам пошатывается, опустошает недопитую бутылку пива в три длинных глотка, потом ставит ее на стол слишком осторожно.

— Мне нужно несколько минут. Мне нужно подумать. — И выходит за дверь, потирая ладонью голову.

Дверь захлопывается, и я остаюсь одна. Единственный звук, который можно услышать, - это тиканье часов.

АДАМ

Моя голова, сердце и тело находятся в состоянии войны. На данный момент голова побеждает.

Дез была девственницей.

Все стало очевидно. Ее нерешительность. Паническая атака. То, как невероятно отзывчива она была, как, с другой стороны, застенчива. И как позже стала голодна, как жаждала большего. Стало ясно даже то, почему закрылась на следующее утро.

Но Дез скрыла это от меня. Она знала, как я отреагирую, и намеренно не сказала мне. Это больно. Это меня рассердило. Нельзя такое утаивать от парня. Просто невозможно. Считаю, что у меня есть причины злиться, но разумная часть меня понимает, через что она прошла.

Только логика ни хрена не значит перед лицом боли.

Я оказываюсь снаружи, следуя со злостью вниз по тротуару. Понимаю, что если уйду слишком далеко, то потеряюсь. Что, как минимум, просто разозлит Оливера. И я заставляю себя остановиться, развернуться и медленно пойти обратно в сторону дома. Я прокручиваю все это в голове, пытаясь думать, а не просто реагировать.

А потом вижу в нескольких шагах от дома впереди на тротуаре Дез.

Я догоняю ее, хватаю за руки и останавливаюсь перед ней, не давая возможности идти.

— Дез, куда ты, черт возьми, собралась?

Она подпрыгивает, хватая от удивления ртом воздух, затем вырывается и отпихивает меня.

— Отвали от меня, Адам.

Теперь я в замешательстве. Кто из нас должен злиться?

Рычу в раздражении и оббегаю ее еще раз, останавливаясь перед ней.

— Дез, подожди. Просто поговори со мной. Куда ты собралась?

— Ты ушел. — Она говорит так, как будто это все объясняет, а потом снова идет мимо меня.

Не знаю, как остановить ее, как заставить выслушать, как заставить понять. Поэтому я делаю кое-что отчаянное. Останавливаю ее своим телом, ловлю за руку, и, как только Дез начинает отпихивать меня в сторону, хватаю другую руку и завожу ей за спину. Затем обхватываю запястья одной рукой и удерживаю их за спиной. После я наступаю на нее и заставляю пятиться назад, пока она не упирается в стену здания.

— Отпусти меня, черт возьми! — огрызается Дез.

Я беру ее хвост в кулак, тяну голову назад и когда подбородок приподнимается, накрываю ее рот своим. Ее тело извивается, борется со мной. Запястья в плену у моей руки, я держу их нежно, но твердо. Дез поднимает колено и толкает меня, и я отпускаю ее, но не позволяю высвободиться. Целую ее глубоко, крепко и сладко. И в то время, пока она сражается со мной, ее рот отвечает моему. Тело борется, но губы приоткрываются, принимают участие в поцелуе, язык выскальзывает и касается моего, и я пробую ее на вкус, вкладывая в поцелуй все свои противоречия.

Когда понимаю, что она не собирается сражаться из-за поцелуя, то отпускаю ее волосы и обхватываю ладонью щеку, поглаживая висок большим пальцем.

— Черт побери, Адам. Отпусти меня. — Дез прерывает поцелуй, приблизив губы к моему уху.

— Нет.

— Ты ушел.

— Я сказал, что мне нужна минутка. Как это можно превратить в уход?

— Я сказала тебе правду, а ты…

— Мне нужно было только тридцать гребаных секунд, чтобы переварить это, Дез. Господи, — я все еще удерживаю ее руки, но сейчас она не вырывается.

— И?

— И я понимаю. Если бы ты сказала мне, я бы... даже не знаю. Я был бы осторожен. Более нежен. Сделал бы все особенным. Сделал бы эту ночь лучшей в твоей жизни. Которую ты никогда не забудешь.

— Все так и было. — Дез прислоняется лбом к моей щеке. — Все так и есть.

— Вернись, Дез. Давай поговорим об этом наверху, хорошо?

Она кивает, и я отпускаю одну ее руку, а другую оставляю в своей. Я вообще-то не тащу ее обратно наверх, но ясно, что она сомневается, может, немного боится. Как только мы оказываемся в квартире, я останавливаюсь спиной к двери. Дез продолжает идти еще несколько шагов по пути между кухней и гостиной, когда понимает, что меня нет рядом с ней.

Она останавливается, поворачивается обратно и смотрит на меня. Видит, что я рассматриваю ее.

— Что?

Я пожимаю плечами.

— Как и сказал раньше, я понимаю. Но это не значит, что я все еще немного не злюсь. Я чувствую себя виноватым. Я взял твою девственность и даже не знал об этом. Просто не знаю, что думать, что чувствовать.

— Это что-то меняет между нами?

— Есть что-то еще, что ты мне не сказала? Я имею в виду, что я должен знать.

Она пожимает плечами.

— Нет. Я говорила тебе о том, что меня домогались. Это единственная вещь, которую стараюсь держать в себе. По понятным причинам. Люди смотрят на тебя по-другому, если знают правду. Я однажды по собственной инициативе проходила терапию. С консультантом в Уэйне. И она просто... у нее на лице всякий раз, когда мы разговаривали, был такой жалостливый взгляд, что просто не могла справиться с этим дерьмом. Так что, я еще никому не рассказывала. Это много значит для меня. Некоторые приемные отцы избивали меня, и когда кто-то встает перед моим носом или пытается удерживать меня, это становится спусковым механизмом.

У меня внутри все переворачивается и стынет кровь.

— То, что прямо сейчас я сделал внизу?

Дез качает головой из стороны в сторону, не соглашаясь и не отрицая.

— Во-первых. Еще когда ты подошел ко мне сзади и схватил за руки. Мне не нравятся такие сюрпризы или когда так хватают. Это служит толчком. Но когда ты держал мои запястья и целовал меня...? — Она замолкает и не продолжает.

— Что? — допрашиваю я.

Дез краснеет.

— Это было... возбуждающе. Я понимаю, что так не должно быть, учитывая то, что было в моем прошлом, но так было.

Я делаю медленный, крадущийся шаг.

— Дез, ты ведь понимаешь в душе, что я ни за что и никогда не причиню тебе боль?

Она наклоняет голову.

— Может быть, только если не специально.

— Ты столько пережила, Дез, и ты заслуживаешь, чтобы с тобой обращались…

Она резко поднимает голову и смотрит свирепыми глазами.

— В том-то и дело. Я заслуживаю, чтобы со мной обращались нормально. Я терпеть не могу, чтобы меня баловали или жалели, или относились ко мне, как будто я... хрупкая. — Дез говорит последнее слово так едко, как будто это гнуснейшее бранное слово. — Я, бл*дь, не хрупкая, а прошла через такое дерьмо, какое большинство людей не могут даже представить. На меня несколько раз нападали в душевой в школе, шесть или семь девочек избили меня только за то, что я новенькая и белая. Меня грабили. Домогались. Я пережила до хрена за свои двадцать два года, Адам Трентон, и я, бл*дь, в порядке. Мне не нужна помощь. Мне не нужна жалость. И со мной не нужно обращаться, как будто я какой-то гребаный нежный маленький цветочек.

Я сокращаю расстояние между нами, обхватываю ее талию и притягиваю ее пышное тело к своему.

— Относиться к тебе, будто ты нежная? Нет. — Я накрываю ее губы своими, скользя кончиком языка вдоль складок ее губ, и целую в угол рта. — Относиться к тебе как к драгоценности? Несомненно.

Она задерживает дыхание и наклоняет ко мне лицо.

— Хороший ответ, засранец, — выдыхает она.