Ленинград-34 (СИ) - Кротов Сергей - Страница 13

      "Бл..., ну теперь я- чекист- орденоносец, лечащий наложением рук"...

      Впрочем, несознательную гражданку в следующую минуту оттерли от меня три, неведомо откуда взявшиеся, санитарки внушительных размеров и, светясь от счастья, стали поздравлять меня с орденом, желать здоровья, время от времени проверяя содержимое карманов своих халатов ища в них что-то.

      "Бывает, видно мобильники забыли дома. Ну тогда обойдемся без сэлфи".

      Всеобщее ликование длилось недолго, появившаяся старшая медсестра быстро и решительно отправила больных в палаты, а посетителей на выход.

      -Никому ни слова, что видел,- суровым голосом отвечаю на немой васин вопрос.- Мне может сильно влететь, если начальство узнает. Говори, если будут спрашивать, что не было ничего такого. Просто стояли, просто смотрели...

      Василий молча кивает головой, а его губы расплываются в улыбке...

      -Я бы чего-нибудь съел,-тоже настраиваюсь на позитивную волну.- У нас сейчас в больнице макароны дают.

      -Я ж тебе получку принес!- Хлопает себя по лбу друг и лезет в карман.- Двести пятьдесят рублей! Зайди завтра в кассу распишись. А я сейчас на "Светлану" в отдел кадров...

      Ленинград, Проспект Красных Зорь ,

      31 декабря 1934 г. 16:30

      "А большой палец в правом сапоге начал неметь... примораживает... ничего, вон уже показалась темная на фоне серого неба громадина- наше общежитие. Наше общежитие- в одном из лучших зданий во всём городе! Хотя, все правильно- не при капитализме живем. Не хочу назад. Нет, не то. Я нужен здесь. Стоп! Это значит молодого, здорового парня в канаву, потому что старому хрену снова понравилось флиртовать с молодыми медсестрами? Не хорошо... Давай-ка, друг, передавай скорее знания и у.ё. Вологдин с Бергом как потенциальные получатели информации, правда, отпадают. Ну, какое может быть доверие между мной и ними после моей фотографии в газете и их допросов в НКВД?

   Ничего, найдем других"...

      -Серёжа?- от стены отделилась маленькая худенькая тень.

      -Оля?- ответил я оглядываясь. Вокруг никого.

      -Так и не придумали условного слова,- Оля подошла обняла меня и, почему то, заплакала.- хвоста нет. У тебя есть хлеб?

      -Нет. Пошли в общагу, в коммуне через два часа ужин,- начал я, но поняв что сморозил глупость, продолжил.- здесь, недалеко, фабрика-кухня, пошли на трамвай.

      -Я знаю, быстрее пешком через ботанический сад и по Гренадёрскому мосту- Оля взяла меня под руку и решительно свернула на Песочную улицу.

      -Видела тебя сегодня... во второй больнице. Молодец... Два дня пыталась попасть вовнутрь,... но очень грамотная и дисциплинированная... охрана у них.- Голос Оли стал заметно прерываться.

      -Позже, позже поговорим...- подхватываю её под локоток.

      Ленинград, улица Карла Маркса 45,

      Выборгская фабрика-кухня.

      31 декабря 1934 г. 17:00

      Через парк и молочный павильон попадаем в столовый зал. Оля сразу находит укромное местечко в углу и садится спиной к залу. Я спешу к раздаче. После пяти, когда заканчивается отгрузка ужина на предприятия и до закрытия кухни в шесть, есть час, когда свободно реализуются остатки. Не дешево, конечно, но иногда оголодавшие студенты могут себе это позволить. Сегодня всего осталось необычайно много, поэтому быстро хватаю поднос и беру два рассольника, две перловые каши с мясной подливкой и два компота. Хлеб закончился. Плачу три рубля и спешу к Оле. Хватаем ложки и всё отступает на второй план...

      -Ну, с наступающим.- Поднимаю стакан с компотом.

      -С наступающим.-Эхом вторит Оля и начинает рассказывать свою историю без особых подробностей, но и не упуская ни одной важной детали.

      Выходя из кинотеатра в толпе, Оля услышала, что произошло на их сеансе: обрыв плёнки, крик, шум, включение света. Рассказывающая женщина обратила внимание на молодую девушку с остановившемся взглядом, сидящую в странной застывшей позе. Попыталась её растолкать, не получилось. Крикнула контролёров и девушку вынесли в фойе. Сеанс продолжился. Уже на площади Оля заметила карету скорой помощи и двух санитаров с носилками заходящих в кинотеатр. В этот момент к ней подошёл верзила, грубо схватил за руку и потащил в подворотню соседнего дома. Кричал, что её послали "зарачить бобра или биксу" а она "шухер" устроила и если б она не была "марухой" Креста, он бы замочил её прямо здесь. Но всё-таки сдержался, даже не ударил, видно, Крест был в авторитете. В это время в подворотне ворвался наряд милиции, вызванный администрацией кинотеатра на происшествие. Верзила сбежал, а её задержали. Милиционерам она оказалась хорошо знакомой Манькой-наводчицей и её, без разговоров, кинули в камеру.

      У Оли появилось время собраться с мыслями и покопаться в памяти Мани, впрочем, радости эти копания принесли не много. Пятнадцатилетняя девочка была из ранних: три судимости, две отсидки в колонии для малолетних под Харьковом и убийство два года назад (не раскрытое, без свидетелей). Черная душа. После этого сбежала в Питер и прибилась к шайке Креста, которая промышляла кражами, грабежами и разбоями, не останавливаясь перед убийствами. Наутро, когда её вызвали на допрос, по суете в коридорах и обрывкам разговоров, поняла, что в Ленинграде вводится усиленный режим службы, прибывает полк НКВД на усиление. Все урки залягут на дно, вот это дно бы и почистить. Сразу же заявила, что хочет сделать чистосердечное признание и рассказала о наиболее крупных преступлениях, его участниках, малинах и притонах, а также сбытчиках награбленного. Вышло всего человек сорок, большинсво из которых было взято с поличным, а на Креста, не было ничего кроме её слов. Взяли его на улице без оружия. Пришлось Оле основательно, под микроскопом, перетряхнуть каждый уголок маниной памяти и нашла она в ней бахвальство Креста о том, что он лично пристрелил из своего нагана одного "бобра", бывшего нэпмана. Где находится тайник, следствие выяснило самостоятельно, расколов одного из подручных Креста. В ту же ночь одна из сокамерниц бросилась на Олю с заточкой и только благодаря своей "бессоннице" удалось отразить удар и обезоружить нападавшую.

      В тот же день Олю перевели на "шпалерку" в одиночную камеру, где она и находилась до 28 декабря, когда утром следователь зачитал постановление Прокурора СССР об её помиловании.

      "А назад-то ей теперь пути нет: ведь если вернуть Маньке сознание, она, как ни в чем не бывало, попрётся к своим блатным... Застряла, похоже Оля здесь надолго. Отсюда следует, что пока я тут, надо приложить максимум усилий, чтобы её легализовать. Неудачная, однако, стартовая позиция- бывшая уголовница"...

      -Я вот что подумала,- продолжила она, невесело улыбаясь.- Надо мне менять имидж, а заодно документы, ну и род занятий, конечно...

      "Синхронно мысли заработали"...

      -Сестра у меня была на два года старше. Маленькой умерла от тифа когда они с матерью в восемнадцатом бежали от белых.- Оля начала машинально накручивать локон волос на палец.

      "Точно как "моя" Оля! Это что, выходит и привычки передались? Так..., надо поакуратнее со спиртным здесь"...

      -Мне надо ехать в Пермь на Урал, брать выписку, получать паспорт. Нужны деньги, рублей двести.

      "Тут, я смотрю уже и план готов, узнаю олину хватку".

      -Эй, молодёжь, тут вам, чай, не ресторан,- весело засмеялась своей шутке пожилая подавальщица.

      Ленинград, Проспект Красных Зорь 67,

      Общежитие-коммуна ЛЭТИ.

      Позднее этим вечером.