Журавль в ладонях (СИ) - Гейл Александра - Страница 43

— Если бы еще эту девушку испортил я, — пробормотал он, морщась.

— Чья бы корова мычала! Ты половину моей жизни был женат на какой-то белобрысой ведьме, да еще попутно изменял ей со всякими такими же блондинистыми.

— И не только блондинистыми, — оскалился Новийский.

Наверное, следовало разозлиться или хотя бы забеспокоиться, но я почувствовала нечто сродни облегчению. Мы с Юлией не совпадали ни по одному из параметров (кроме, может, талии), и я из-за этого переживала. Вот увлекись Новийский Лоной, все было бы логично, но я — не его типаж. Или думала, что не его. А раз не только блондинистыми… Нет, я точно сумасшедшая!

— Спросишь меня об этом? — вдруг поинтересовался Сергей.

— О том, почему ты изменял жене? — фыркнула. — А что, нужна причина?

— Мне — нужна.

— Нет, Сергей. Для измены нужна не причина, а повод, который всегда найдется, — и сменила тему. — Так кольцо ты не отдашь?

— Нет, — повторил он снова.

— Ну, счастливо оставаться! — С этими словами я вышла из комнаты.

Кстати, по поводу измен я не передумала. А это значит, что я неспроста оказалась в квартире Ивана Гордеева, неспроста осталась послушать музыку и неспроста занималась с ним сексом. Мне было очень больно узнать о самой себе такую правду.

Следующая неделя выдалась очень трудной. Каждая мелочь подтачивала силы. Например, расспросы Гордеева, который очень жаждал выяснить, как дела у его сына, вдруг начали сильно раздражать. И пока мы ехали в суд на моей машине, я подавляла желание припарковаться и высадить начальника прямо на клумбу. В конце концов я не сдержалась, продиктовала Гордееву по памяти номер его сына и посоветовала позвонить. Следующие два дня в отместку работала курьером. Шли годы, а методы наказания у Николая Давыдовича не менялись. Консерватор, чтоб его.

Кроме того, на третий день моего «отравления» Новийский поймал меня с бутылкой молока и угрожающего вида булкой и напомнил, что это не слишком хорошо для желудка. Я клятвенно заверила его, что мне намного- намного лучше. Но на таком фоне «отпуск» преподавателя по йоге выглядел еще более странно. Впрочем, выбора не было — не станешь же, в самом деле, скручиваться в бараний рог, рискуя перекрыть кровоток ребенку, только чтобы папочка не узнал о своей новой роли раньше времени.

Помимо прочего, приходилось помнить кучу разных мелочей. Нельзя резко наклоняться, поднимать тяжелое, пить кофе… Я чуть с ума не сошла ото всех этих ограничений и необходимости придумывать им оправдания, если вдруг кто-то замечал.

Оказывается, ложь ужасно выматывает. В пятницу я весь день возносила молитвы богу выходных. Не заметила, как перепутала мышку с упаковкой скрепок и полезла под стол проверять соединение провода с системным блоком. Вылезая, больно стукнулась головой о столешницу. Потом рассыпала документы по всей приемной, и мы с Катериной дружно ползали по полу, собирая их, на радость пришедшему к Гордееву посетителю. Начальник, наблюдавший за этим весь день, сжалился и отпустил меня домой аж на пятнадцать минут раньше.

Когда я в таком состоянии встретила в холле Сергея — не удивилась, а обрадовалась. Отвезет меня домой — ура! В общем, подвох не почувствовала. Вот уж точно: беременность делает из нормальной женщины клиническую дуру.

Новийский с самым серьезным видом послушал по дороге мои жалобы на жизнь, сочувственно покивал, открыл дверцу машины, поцеловал для проформы, а потом сел за руль и повез. Спустя десять минут я очнулась и поняла, что мы едем в противоположную от дома сторону и потребовала объяснений. Но меня наградили улыбкой и велели отдыхать. Разумеется, вся возможная сонливость слетела с меня, как ненужная шелуха, и я воззрилась на Новийского так, что, поглядывая на меня, он чуть не протаранил едущую впереди машину. Жаль только, что это не помешало ему нагнетать атмосферу секретности.

Я начала подозревать, что происходит только когда мы покинули черту города и направились в сторону аэропорта. Закусила губу и отвернулась к окну. Сюрпризы я недолюбливала с детства (еще бы, при такой маме!), но этот начинал становиться все заманчивее.

Я старалась вести себя по возможности невозмутимо. Не радоваться раньше времени и не улыбаться от уха до уха, но. когда из небольшого частного самолета нам навстречу вышел Петр, челюсть все-таки отвалилась. Я обернулась на Сергея, который вытаскивал из багажника два маленьких чемодана, но он лишь пожал плечами: «А что такого? У меня есть друг-пилот, и ты об этом знала».

— Добро пожаловать на борт, — коснулся Петр форменной фуражки, приветствуя меня кривой улыбкой, от которой у девушек, должно быть, заходилось сердце.

— Привет, — выдавила не без труда всего одно слово. Попыталась улыбнуться в ответ, но вышло плохо.

Я вдруг почувствовала себя так неуместно и неправильно. Даже стыдно стало. Догадалась, конечно, что задумал Новийский и почему отказывался отдавать мне кольцо. Значит, вдумчиво планировал выходные мечты. Лучше бы я согласилась той роковой, грозовой ночью в теплой и уютной квартирке, а то теперь все было так неправильно, не к месту, чересчур. Ну что мне мешало сделать все тихо и спокойно?

— Ну как, ты уже в ужасе? — поинтересовался Сергей, подтягивая чемоданы.

— Ты собрал мои вещи? — кисло спросила я.

— Не хотел портить сюрприз, — улыбнулся Новийский и потянул меня к трапу.

О, сюрприз ему удался. Не знаю, у какого Джордана Белфорта Сергей с Петром угнали самолет, но он впечатлял. Я вообще не ожидала, что такие существуют вне кинематографических лент. В жизни не летавшая на самолете, я вдруг оказалась в нереальной роскоши и даже не поняла, как это вышло.

Сергей пристроил багаж на полках и потянул меня в кресло. Пришлось сойти с мягкого, длинного, ласкающего стопы даже сквозь подошвы туфель ворса и утонуть в комфортабельном кресле подлокотники которого были, кстати, деревянными. Удобно, но расслабиться не получалось. Даже когда Сергей взял меня за руку, я чувствовала себя не в своей тарелке.

— Ты уверен, что взял с собой ту девушку, которую планировал? — поинтересовалась я желчно.

— Абсолютно, — ответил он тихо, переплетая наши пальцы. Мне стало жарко и душно от его признания, которое, как мы оба знали, значило отнюдь не каникулы.

— Ты не сказал, куда мы летим, — спохватилась я.

И в этот миг ожил динамик:

— Добрый вечер, уважаемые пассажиры. Вас приветствует капитан корабля Петр Днепров на борту авиалайнера, следующего по маршруту Санкт-Петербург-Москва. Наш полет продлится один час двадцать пять минут. Ориентировочное время прибытия — двадцать один час сорок три минуты по московскому времени. Во время полета вам предложат все, что можно найти на высоте восемь тысяч метров. Во время полета делайте, что хотите, но не настолько громко, чтобы искушать меня присоединиться.

Мы переглянулись и рассмеялись.

— Надеюсь, не все капитаны авиалайнеров так приветствуют своих пассажиров.

— Не переживай, у нас эксклюзивное обслуживание, — со смешком ответил Сергей.

Расписание оказалось плотным. Номер-люкс, который заказал Новийский, вызвал у меня больше раздражения, чем восторга. Всю дорогу до ресторана, куда мы отправились, едва бросив вещи и переодевшись, я возмущалась. Для чего тратить столько денег на роскошные апартаменты, если мы там поспим, поедим, и все? Тогда Сергей выдал мне удивительную фразу: Москва — место, которое необходимо делать приятнее всеми возможными способами, ибо сама по себе она слишком тесная, душная и многолюдная. Не нужно было семи пядей во лбу, чтобы понять: Новийский не любит столицу. Однако, когда я озвучила свою мысль, он попытался все отрицать. Спустя пару лет я в полной мере поняла, почему: Сергей всегда знал, что переезд в Москву неизбежен и с самой первой поездки пытался заставить полюбить этот город хотя бы меня.

По прилету мы до двух часов ночи сидели в ресторане и слушали какого-то пианиста. Мне понравилось, но оценить игру по достоинству не вышло. А вот Новийский просто млел. Некоторые пассажи пытался повторить прямо на столешнице, путался в пальцах и обреченно вздыхал и брался за бокал вина. Потягивал его медленно, с наслаждением. Я очень завидовала, но отказалась. Пусть догадывается, если догадывается. Метаться по ресторану с бокалом, обдумывая, куда бы вылить дорогущее вино, я не собиралась.