Журавль в ладонях (СИ) - Гейл Александра - Страница 67

— Привет, — подошла я, как только разговор между сестрой и молодым человеком подошел к концу, и тот скрылся в одном из подъездов. Сестра покраснела до кончиков ушей. — Это…

— Это… Антон, — проговорила она неловко. — Мы познакомились на площадке для собак. У него пес хаски. Теперь он вздумал устроить случку. Пришлось объяснить, что Шина дворняжка. — Ну да, и это имело бы смысл, вздумай парень устроить случку именно собакам. — Он из тех, кто разводит и тренирует собак. Он видел, как я пыталась научить Шину сидеть, и сказал, что хаски очень своевольные. Вот только мой пес не хаски, и все равно не слушается. В общем, дворняжка обласканному Микки не пара, — очень нелогично закончила сестра, но я все равно кивнула. Лоне явно было неловко рассказывать мне о знакомстве с молодым человеком и его псом.

Домой я вернулась довольная, с улыбкой на губах, и ощущением, что все будет хорошо. Мне даже расспросы Сергея о состоянии сестры не показались странными. Мы сидели на кухне, ужинали и болтали. Алексей сидел в сторонке дубасил плюшевого медведя плюшевым же молоточком и ни к кому не лез. О новом знакомом сестры я рассказывать не стала, но он совершенно точно понял, что все хорошо. Именно в тот момент день он решил, что я достаточно успокоилась по поводу сестры и заговорил о переезде открыто.

— Ульяна, я хочу поговорить, — позвал он меня, стоило уложить Алексея.

— Я так понимаю, Илоне намного лучше. Она нашла работу, хорошо выглядит…

— Где ты ее видел? — тут же насторожились я.

— Видел, — ответил он уклончиво.

— Я не хочу, чтобы вы виделись. В смысле, ты напоминаешь ей о Петре, а это плохо. Ты правильно сказал: ей лучше, и я не хочу, чтобы это изменилось.

— Да, я уже заметил, что ты предпочитаешь общаться с ней в компании Ивана Гордеева, — уколол он меня.

— Его друзья ее не избивали, — пожала я плечами, даже не попытавшись смягчить ситуацию.

— Я хотел поговорить о другом. — Сергей не стал развивать опасную тему.

— Мне предложили место в Москве.

В кухне повисла гнетущая тишина. Даже если бы я нашла, что на это сказать, вряд ли не назрел бы скандал, а их в нашей жизни стало слишком много.

— И? Ты согласился, — поинтересовалась я сипло.

— Я соглашусь, когда ты согласишься поехать со мной.

— Этого не будет, — ответила категорично.

— Второго такого шанса…

— Не будет, — закончила я просто. — Конечно, нет. У меня же нет еще одной сестры, из которой можно выбить место в государственной думе! — сорвалась я. — Пас, Сергей. Я — пас.

— Ей лучше, Ульяна. Ты вытащила сестру, снова. Но пора отпустить, — так правильно и так… расчетливо. Слишком очевидная манипуляция.

— Один раз я уже это сделала, — напомнила я, скрывая иронии.

— Нет, ты не отпустила, а установила за ней слежку и солгала мне! — Пожалуй, то был первый раз, когда Новийский открыто вменил мне это в вину. — Тебе необходимо абстрагироваться от этой ситуации и от своей сестры. Она уже очень большая девочка, пусть сама о себе заботится. Или пусть о ней заботится Иван Гордеев.

Наши мысли стиль пугающе совпали, но не мог бы Сергей руководствоваться теми же мотивами. Он не знал о том, что именно думала о Ваньке сестра, не знал, сколько именно Гордеев сделал для Илоны.

— Что? С чего вдруг? — опешила я. — Между ними ничего нет. Увы.

— Ты это сейчас серьезно? — раздраженно спросил Новийский. — Парень вместо того, чтобы устраивать свою жизнь, без конца возится с двумя девчонками, одна из которых больна, а вторая готова жизнь положить на то, чтобы вылечить первую. Тут только два варианта: либо он делает это ради одной, либо ради другой.

— Или он просто хороший человек, — огрызнулась я, отказываясь признавать даже возможность его правоты.

— Настолько хороших не существует, — усмехнулся Сергей горько.

— Это все плод твоего воображения, — отрезала я упрямо.

— Знаешь, если ты права по поводу его чувств к своей сестре, то мне очень жаль Ивана. За то время, что он работает на ЗС я не раз убеждался, что ты права в нем: он замечательный человек и заслуживает счастья, но я сделаю все, чтобы сохранить семью.

— Ты уже в этом облажался. Забудь о том, что я брошу сестру. Этому не бывать.

— Мы вернемся к этому разговору в пятницу, — пожал плечами Новийский. И мне вдруг показалось, что точно таким же тоном он разговаривает с нашим трехлетним сыном.

Вот так появилось расписание разговоров о Москве, каждый из которых неизменно заканчивался руганью. Сергей не хотел жертвовать своей семьей, а я… я не собиралась своей. И в ней было чуть больше людей. Плюс, его перспективы были вполне конкретны, а мои? Я должна была оставить не только маму, Лону и Ваньку, но еще карьеру, Зарьяну, ребят из редакции, с которыми было легко и весело. Новийский требовал ради него вырвать с корнем из себя прошлое ради него, ради его карьеры. А ведь от былой любви и слепого обожания уже ничего не осталось. Я не желала расставаться с прошлым ради бесконечного облизывания бесчестных политических задниц, сидевших на обломках судьбы моей сестры. Даже Сергей, тот Сергей, которого я узнала в браке, не стоил этих жертв. И как- то так вышло, что я начала желать ему всяческих благ… но без меня.

День, когда я поняла, что теперь остаюсь с мужем исключительно ради ребенка, не изгладится из моей памяти никогда. Катализатором послужил разговор о переезде в Москву и требовании Сергея все бросить, но реактивы смешивались в моем мозгу долго, еще несколько недель, на подсознательном уровне. И однажды смесь просто вспенилась и вырвалась наружу из пробирки пониманием обреченности.

Сергей пришел домой в хорошем настроении, я уже успела уложить ребенка спать и мыла оставшуюся от ужина посуду, как вдруг он подошел ко мне сзади, положил руки на талию и коснулся губами шеи. В этом не было ничего необычного, такое не было редкостью ни до трагедии, ни после, но внезапно мне так захотелось скинуть его руки, вывернуться из объятий и не позволять больше к себе прикасаться. Это чувство оказалось не подавить, не перетерпеть. Мы с мужем пережили много разного, но чувство гадливости оказалось в новинку.

Вода бестолково текла по рукам, губы Сергея чертили дорожки на коже, но я не шевелилась. Стояла жесткая и неподатливая, как деревяшка, явно смущая мужа, и пыталась себя перебороть. Не смогла. Вырвалась, вывернулась из объятий, отскочила подальше, так и не закрыв кран, а затем горько расплакалась. Тогда я поняла, что окончательно разлюбила мужчину, за которого вышла замуж. Я больше не хотела его ласк и объятий, я видела в нем только хорошего отца. Отныне были только сын и я и сын и Сергей. А нас с Новийским больше не существовало. У^ке не семья.

Когда я бросила взгляд на Сергея, он стоял посреди кухни, сжав зубы и кулаки. Ему не удалось стереть с лица выражение боли и обиды. И все было плохо.

Прошло не менее полугода пустых склок, прежде чем Сергей заявил о своем намерении попытать счастья в правительстве Москвы в открытую. Не в прессе, но в кругу друзей-политиков. Причем узнала я об этом походя, на фуршете, и семью сотряс ужасный скандал.

— Ты вообще собирался мне сказать? — орала я, забыв обо всем. К счастью, Алексей был предусмотрительно оставлен у моей мамы. — Или мое мнение не учитывается? Так к чему ты все это время вынуждал меня тратить нервы и делал вид, что я еще что-то значу?!

— Я говорил гипотетически, но ведь не объяснишь, как вышло, что я отказываюсь от шанса, выпадающего единицам! Единицам, Ульяна! Я ждал его всегда. И у меня нет двадцати лет, чтобы стать таким же близким и родным тебе, как Илона. Ни единого шанса убедить тебя, что я важен не меньше. — И он тоже сорвался. Совсем.

— А тебе это нужно? Ты поставил мне ультиматум, в самой что ни на есть прямой форме! Сергей, я уже не жду, что ты начнёшь считаться с моими желаниями, но вынуждать меня переехать?!

— Выбора нет. Мы не сохраним семью на расстоянии, мы сейчас едва справляемся, — озвучил он то, что было на уме у обоих. — Ты даже прикасаться к себе не разрешаешь. — А это уже с болью.